бан на аватарки для утки

ржу вика так и знала что это ты

 к черту все захотелось послать в один миг. к черту этого громова, к черту все эти квартиры, пирожку, мерзкую промокшую сигарету и весь этот день. цветы захотелось все на клумбе растоптать, а шину, которую так хорошо приворожили для украшения двора, себе забрать. в хозяйстве все пригодится.

морозов на секунду почувствовал себя маленьким мальчиком, которому не разрешали бегать на работе у папы. дело говорили всегда, вокруг ножи, пораниться можно, но разве докажешь ребенку то, что это только о нем забота, а не занудство? нет, конечно. так же и здесь. нормальный человек сразу поймет, что отношения иметь с красавицей такой совсем негоже простому обычному сторожу рынка, да еще и со сроком за плечами. василиса и лев общаются с одними людьми, правда первая их лечит, а второй калечит. и каждый делает это добровольно, отдавая себе отчеты о каждом совершенном деле.

никаких голосов лев не слышит. очутившись на улице, он промок до нитки за пять секунд. погода видимо прочувствовала настроение в квартире семейства громовых и решила тоже подкинуть уголька в костер. правда он потух уже. лев сигарету в рот засунул, руками старается как-то прикрыть ее от дождя, но настойчивые капли все равно прорываются меж его пальцев и не дают морозову не то чтобы затяжку сделать, даже поджечь сигарету. спички тухнут тоже очень быстро. впереди арка, что на набережную ведет, там то морозов и сможет сделать долгожданную затяжку.

вот только голос все же доносится до него. лев любит этот голос, готов мурлыкать под него не как царь зверей, а как домашний котенок, вот только сделать это теперь вряд ли получится. мужчина все же останавливается, спички в карман брюк прячет, чтобы не намокли, сигарету из зубов достает — толку от нее никакого нет все равно, выкинуть нужно.

голова думает.

надо ли это все?

нужна ли квартира льву, за которой он так гонится последние годы, чтобы сбежать, наконец, из комуналки?

нужна ли жизни вообще здравая, степенная, чтобы василиса рядом была?

морозов слушает слова девушки, и поверить не может, что вообще задумывается о чем-то.

к черту все захотелось послать в один миг. и лев это делает. к черту все установленные порядки и нормы, к черту сергея витальевича и его слова, к черту все предрассудки.

сигарета падает из руки льва морозова, но никто этого даже не замечает. а в момент, когда она соприкасается с мокрым асфальтом, мужчина делает два шага к василисе, его руки касаются ее головы, пальцы запутываются в мокрых волосах, а губы льва накрывают губы девушки. это хотелось сделать так долго, и чего лев терпел — непонятно. десять свиданий выжидал? уже дело до знакомства с родителями дошло, а они все за ручки держатся, как дети малые.

поцелуй василисы громовы был не такой, к каких привык лев морозов. он женщин повидал немало, морская профессия тоже подразумевает в себе не только новый взгляд на мир, но и взгляд на веселых женщин, стоящий у причала и ожидающих иностранных красивых граждан. но поцелуи всегда были грязные, будто высасывающие что-то хорошее из тебя. здесь же все совсем иначе. лев не удерживается и углубляет поцелуй, чувствуя, будто излечивается от чего-то плохого. а это ему нужно как никогда.  

плохо васе от молчания. вокруг столько шума, а в голове у девушки – тишина, гробовая такая. неужто и правда отношения хоронить сейчас будут? даже всего лишь надежду на те самые отношения, которые, видимо, отец громовой сейчас на корню прервать решил. но васька в свою позу встала и смысл ее дала понять лёве, осталось только от него ответа дождаться.

развернется? уйдет? пошлет василису с ее зазнавшейся семьей куда подальше?

и заслужила.

ком к горлу подкатывает от представления, как лёва грубо спиной к ней обратно разворачивается и уходит, отчего девушке несносно на душе становится. не хочет она такого. за ним побежит.

но это и не нужно вовсе. лев сам к ней идет. сам.

в следующую же секунду груз с души падает вниз так громко и быстро, что василисе тут же взлететь хочется. не уходит! лишь ближе оказывается. и васенька думает только о том, как обнимет его сейчас крепче некуда, и не пустит больше никуда. ни к семье своей невоспитанной, ни от себя куда бы то ни было.

только вместо объятия…

губы. мокрые, холодные. долгожданные… губы.

касание выбивает весь воздух из легких, настолько обескураживает, что громова искренне упасть готова от головокружения. лёва ее крепко держит, но васька все равно ручки свои резко вверх поднимает и цепляется за предплечья мужчины, но не с целью оттолкнуть – держится, как за круг спасательный.

а затем наконец мысли свои все отпускает и позволяет себе любимой осознать, что происходит. долгожданное, желанное. чем грезила уж давно и никак не думала, что случится. несмотря на дождь, на ветер, на непреднамеренную грубость, васька словно расцветает летним днем. отвечает наконец на поцелуй нормально, в ответ к лёве ближе вытягиваясь, словно он и правда солнцем был, а она – васильком, желавшим теплом насладиться.

ножки когда в себя приходят и опору под собой лучше чувствует, вася руки расслабляет, левую на грудь мужчины кладет и рубашку его сжимает, а правой по рубашке той же выше идет, к волосам тянется, желая наконец пальцы свои тонкие в кудряшках спрятать. и улыбается. целует, и сквозь поцелуй улыбается, нарадоваться все никак не может. внутри все кровь будоражит, от сна непробудного просыпается, новой жизнью наполняется.

и к черту готова она сейчас все послать: и дождь, и правила отцовские, и предрассудки людские. все готова была василиса отдать, лишь бы не заканчивался момент этот никогда и чтобы губы этим отныне рядом с ней всегда были. всегда.

«перестань мне сниться» — почти что набрали пальцы маттиаса на телефоне, но мужчина вовремя одумался и все стер.

«удачи» — хотел отправить он, но даже не стал набирать, заблокировав телефон и откинув его на столешницу на кухне.

горячий кофе совсем не бодрил, а наоборот тянул в сон. франке пьет уже вторую кружку и умывается холодной водой третий раз, но все равно что-то сидит в нем такое, что мешает нормально очнуться и вступить уже в этот новый день, который должен был стать днем победы и освобождения, а по итогу, кажется, становится только самым печальным днем в этом году. мэтт верить в это почти не хочет, но с каждым часом словно все сильнее убеждается в том, что противиться своим эмоциям и чувствам бесполезно. остается только мириться и успокаиваться, может, вышибать чем-нибудь как-нибудь, а, может, просто пустить этот корабль вперед по воде и надеяться, что имя ему не «титаник».

экзамен эваски мужчина ждал с того момента, как впервые увидел свою ученицу. он помнит этот день, словно тот был вчера. помнит бесконтрольный огонь, помнит недовольные сообщения, выражения лица девушки и собственную злость. помнит, как хотел как можно быстрее обучить эту несносную девчонку, чтобы получить необходимый артефакт, снять проклятие и зажить уже как подобает. но еще он помнит и волнение, и прикосновения рук, а еще прикосновения губ, запах волос и парфюма, помнит близость физическую и эмоциональную. помнит все, словно это было не вчера. сегодня.

удачи не желает. словно это была какая-то плохая примета. сегодня почему-то маттиас верил во все приметы, что существуют в этом мире и его голове, на каждом языке этой планеты. надевает белую рубашку, счастливый костюм тройку, берет в руки телефон, проверяет уведомления, надеясь увидеть какое-то определенное, хотя бы от клары со словами о том, что все хорошо. мужчина смотрит на время. опаздывает. стоит поторопиться.

пробок в это время дня быть не должно, но как на зло сегодня загораются одни красные сигналы светофора. маттиас тормозит автомобиль каждый раз нервно, недовольно. можно было бы посчитать, что это вселенная подсказывает мужчине, что ехать никуда не нужно, что стоит остаться дома. выходной же. но франке сегодня вселенной доверять не хочет, вжимает педаль газа в пол сразу же, как видит зеленый цвет светофора.

все же опаздывает, но не так сильно. мужчина знает, в какой аудитории эваска сдает свой экзамен, но идет не по собственным знаниям, а по чувствам, будто невидимая нить его ведет в необходимое помещение. присутствовать ему необязательно, он вообще в академии не был таким частым гостем до занятий с коуэлл, но сердце с разумом подсказывали, что посмотреть на плоды его трудов все же стоит.

дверь мужчина открывает аккуратно, тихо поворачивает ручку и тянет ту на себя. все уже началось, мэтт это понимает и не хочет тревожить и отвлекать эву, но все равно заходит в аудиторию, одними губами извиняется перед экзаменаторами и проходит мимо их ряда, смотрит на эваску и поражается, какое же у них странное проклятие — смена цвета волос. мужчина слегка приподнимает руку на уровне своей талии и показывает палец вверх, чтобы ну хоть как-то подбодрить свою ученицу. 

подушечки пальцев покалывало, словно впились иголки, а по плечам бегали мурашки, будто за окном вдруг наступила метель. коуэлл с детства была уверенной в себе девчонкой, которая заранее знала, куда шагать и что делать. но сейчас она ощущала себя максимально беспомощной и неспособной сделать хоть что-то. лишь присутствие сестры рядом вселяло последние капли надежды на то, что у нее хоть что-то получится. поэтому эва собралась с духом и все же приступила к выполнению заданий.

каждое из них делилось на своеобразные «сектора», от простого к сложному. с опытом эваски, конечно, самые простые должны были уже казаться сущим пустяком, а сложные – чем-то средним, но достаточно быстро выполнимым. и так оно, кажется, и было на деле. рано радоваться анабель не спешила, но искренне испытала укол счастья в сердце, когда первое задание – элементарное «воскрешение» цветка из пепла – у нее получилось. девушка до последнего не поднимала своего взгляда ни на сестру, ни на экзаменаторов, заставляя себя сосредоточить все внимание лишь на своей работе. эваска следила за своими пальцами, словно они превратились в кисти, которые вырисовывали узоры на холсте. иллюзорная картина получалась перспективной и очень даже красивой, пока вдруг посреди «холста» не появилось светлое пятно. слишком светлое, чтобы быть частью этого изображения.

коуэлл и не заметила, как магия прекратила ее слушаться, когда взгляд наконец оторвался от лежавших перед ней предметов, чтобы приковаться к появившейся в аудитории фигуре. дыхание перехватило, а сердце закололо так сильно, что лицо эвы даже поморщилось от болезненных ощущений. но глаз от маттиаса она не отрывала. все вдруг в этом мире померкло на его фоне – экзамен, присутствующие люди, само волшебство. эваска просто стояла и смотрела на него, как он проходит мимо, как показывает ей жест ободрения, как занимает свое место недалеко от клары и устремляет взгляд в ее сторону.

внутри коуэлл бушевал ураган. она злилась, грустила, тосковала.

она была влюблена.

и она ничего не понимала.

хотелось уйти, закричать, прекратить весь этот цирк. собрать свои вещи и уехать как можно дальше от этого места и этих людей, забыть все как кошмарный сон. а еще хотелось подойти, взять за руку и обнять. ощутить шлейф его запаха и поблагодарить за все, что он ей дал. не имея сил ни на то, ни на другое, эва по итогу лишь выдохнула, и уголок ее губ дернулся в нервном подобии улыбки. затем девушка на мгновение посмотрела на сестру, чтобы вернуть себя на землю, а после – вернуться обратно к экзамену. он был здесь. с какими целями – не важно, главное – он здесь.

но теперь что-то было не так. как только эваска вновь сосредоточилась на разложенных перед собой предметах и собственных пальцах, она ощутила, что что-то было не так. не было этого тепла, уверенности, силы. словно она опустела, как полый сосуд, из которого вытащили все содержимое. девушка непонимающе смотрела на свои руки и, на первых порах пытаясь сдержать панику, пыталась сделать хоть что-то, нервно дергая пальцами и сглатывая в пересохшее горло, в попытке тихо произнести хоть какое-то заклинание.

но ни черта не работало. магия пропала.

дыхание эвы вновь стало учащаться по мере того, как страх перекрывал ей кислород. она ничего не понимала. все только что было отлично, она справлялась с каждой поставленной перед ней задачей, и вдруг… все просто рухнуло, черт тебя дери. эва начинала нервничать, злиться, паниковать. в конце концов, девушка поднимает растерянный взгляд на сестру и, чуть ли не плача, одними губами произносит «помоги».

объяснений белль никогда не требовала. взгляда эвы ей было более, чем достаточно, чтобы понять, что та находится на грани истерики. из-за чего – пока неясно, но главное, что сестре требовалась помощь. тогда клара встает со своего места, предлагает членам ордена объявить небольшой перерыв и, не дожидаясь согласия, направляется к эваске, после чего выводит ее из помещения, чтобы уединиться.

— я не могу ничего сделать, клара, я не- я.. у меня не получается, — эва шагает туда-сюда и произносит все хаотично и с прерываниями, понятия не имея, как объяснить сестре происходящее. в голове крутится лишь одно: все вокруг начнут обвинять ее во лжи, в том, что она ни на что не способна, станут порицать и говорить «опять та же история». только разница между нынешней и предыдущими попытками сдать экзамен заключалась в том, что в этот раз эва действительно собиралась это сделать. но как только она и правда этого захотела, вселенная, видимо, решила над ней посмеяться. а как иначе объяснить? магия просто взяла и… исчезла, — я не понимаю, клара. у меня не получается, слышишь? н-не выходит ничего, я не понимаю, ее просто нет, нет! я не чувствую ее, в себе не чувствую, белль! — девушка беспомощно смотрит на сестру и протягивает той руки, будто по ним сразу был очевиден ответ ее проблемы.

и ведь на деле ответ и правда был очевиден и находился практически буквально под носом эваски, только вот слишком много факторов встали в ряд перед ее глазами и затмили собой причину всего происходящего. 

постепенно танец превращается во что-то более интимное, сокровенное, чего сама джульетта допускать никак не хотела. но нельзя отрицать тот факт, что ей и правда было приятно находиться в руках джейсона, слушать его дыхание и, кажется, учащенное сердцебиение. было приятно танцевать свой первый медленный танец, да еще и на такой сцене, украшенной небывалой красоты цветами, еще и после прочтения шекспировского сонета, в пустом зале, который обязательно однажды наполниться восторгающимися зрителями. джульетта ощущала себя как в диснеевской сказке, вот только в ее версии вряд ли будет такой конец, который бывает у всех принцесс.

джерри старается быть осторожной, каждый раз себе говорит одно и тоже, молвит те же мысли, что были в ее голове тогда на лавочке, и сейчас, но все равно слегка отстраняется от джейсона, когда тот решает усложнить их простой и спокойный танец.

расстояние вновь увеличивается, и как же нелегко джерри понимать, что ей этого совсем не хочется.

пара шагов назад — это вроде и не так уж и много, тем более маленьких настолько, что наушники даже не разделяются, но холливелл хочется все же сделать шаг вперед, а уэйн словно мысли ее читает, аккуратно вновь притягивает к себе и кружит, а джерри начинает казаться, что она словно ребенок, ведь аккуратно кружится и скромно улыбается, на пару секунд закрывая свои глаза, когда отклоняется назад.

но то, как джейсон подпевал каждому слову эду ширана, она видела прекрасно, из-за чего ей становилось еще спокойнее будто бы. ведь джейсон такими мелочами менял свой образ в ее голове с обычного придурка с бицепсами на обычного приятного парня, с которым даже хочется проводить время. главное, чтобы со следующей речью джейсона его образ не начал возвращаться к первоначальному в голове полубогини.

и, кажется, вот-вот произойдет что-то такое… непоправимое. такое недопустимое, но джерри даже хочется на секунду этому позволить случиться. она смотрит в глаза сына диониса, старается мысленно усмирить свое сердце, которое, как окажется потом, готово выпрыгнуть из грудной клетки на пару с сердцем джейсона. гулять, видимо, собрались куда-то, оставляя своих хозяев в этом театре не понимать, что происходит-то вообще.

но джейсон не целует ее. он аккуратно поднимает джульетту и та беззвучно облегченно выдыхает, принимая наушник из рук уэйна. за что тот извинился, она так и не поняла. может, за то, что показал ей все это, станцевал с ней ее первый в жизни медленный танец и посеял смуту в голове и сердце? было бы весьма кстати.

— да танцем это и не назовешь, покачались, покружились, — улыбнулась джульетта, желая сбавить как-нибудь обстановку и вернуть ее в более шутливую, чтобы обоим было комфортно. но больше всего ей хотелось, чтобы комфортно было ей самой, конечно же. холливелл подходит к своим кедам и носкам, отставленным в сторону и присаживается на пол возле них. обуваясь, она поднимает голову на джейса, — я голодная, купи мне чизбургер и картошку, и так уж и быть, я никому не скажу, что на самом деле ты фанат попсы и эда ширана в частности, — улыбается девушка и чуть прищуривается, глядя наверх на джейсона, сверху и сзади которого горел свет, из-за которого казалось, что не сын диониса стоял с ней на одной сцене, а сам дионис собственной персоной. 

поразительно, как много девушек пыталось овладеть вниманием джейсона, но ни с одной столь обыденные и, казалось бы, непримечательные вещи не превращались во что-то значимое, что-то, что хотелось запечатлеть словно фото на память. сын диониса пока что слабо воспринимает сигналы, что подает ему собственный организм, но факт того, что это было чем-то… иным, определенно имел место быть. и пока что джейсон не понимал, нравится ему подобное или же стоит насторожиться. в любом случае, по итогу парень прибегает к самой простой тактике – абстрагироваться и игнорировать. по крайней мере, сейчас они с джерри были вдвоем, и никого другого происходящее волновать не должно.

на слова джульетты парень тихо усмехается и поднимает руки в сдающемся жесте, после чего подходит к краю сцены и спрыгивает с нее, — ваша карета подана, мадемуазель! — полубог встает к сцене спиной и чуть нагибается вперед, намекая джульетте, чтобы та без зазрения совести эксплуатировала его спину как средство передвижения. когда взгляд девушки выражает сие понимание, джейс улыбается холливелл и поворачивает голову вперед. аккуратно ловит ее и тут же крепко обвивает ее тонкие ноги своими руками, как бы давая ей обещание, что он ни в коем случае не даст ей упасть.

— ну что, мисс, к звездам? или как там… короче, держим путь на фастфуд. — договорив, джейсон не дает джульетте и секунды, чтобы успеть осознать, что он только что пытался войти в роль печально закончившего джека доусона, резко срываясь с места и направляясь к центральному выходу из театра, который не принуждал ребят возвращаться обратно по лестнице вверх.

словно предубежденное знаменование – джульетта заслуживала, чтобы ее возносили к небесам. джейсон же словно собирался утащить ее в самые низы тартараров.