Это так странно, как будто он законсервировался во времени, словно ему теперь всегда будет 19, он всегда будет юным, наивным, с горящим сердцем и нелепыми мыслями. Не коснется его ни цинизм "зрелости", ни кризис взросления, ни причуды ушедших годов.
Он теперь всегда будет молчать, что бы я ему не говорила, КАК бы я ему не говорила, и никогда ни обзовёт меня, ни заденет меня за больное, ни начнет нелепую ссору, которые я всегда начинала и которые меня всегда бесили. Неужели я бы предпочла, чтобы он снова это начал? Чтобы он сказал хоть что-нибудь, чтобы прервать это молчание?
Наверное, это потому, что мы до неприличия похожи. Схожие мысли, схожая злость, схожие приступы мизантропии, и нелепый юношеский цинизм, когда кажется, что ты один против всего мира, слишком яркого, слишком шумного, сжимающегося вокруг тебя своим обручем.
Если честно, я вообще не понимаю собственных чувств и эмоций, потому что когда он был жив, я хотела от него избавиться, и в то же время сама мысль о том, что он, весь такой назойливый и раздражающий, вдруг исчезнет из моей жизни, казалась мне нелепой и нежеланной. Ну как же это, без него? Как же без песен, которые нравятся нам обеим? Как же без этих наивных разговоров? Без этого тщедушного тельца, так похожего на моего?
И всё же это произошло. Не помню, что я ему наговорила, что я ему сказала, но он исчез. На этот раз навсегда. Возможно, стоило помириться, но теперь поздно. Даже если я найду в себе силы на разговор, ответ я не услышу, ведь мертвецы не разговаривают.
Теперь, по прошествии многих лет, мне пора наконец признать, что я была неправа. Ну, а он-то был прав? Ну и толку сейчас об этом думать?
