в глазах салливана он находит точку опоры, весь мир замыкается в этом взгляде, полном тревоги за него. кажется еще никто на свете не смотрел так на питера. пальцы рефлекторно впиваются в плечи колдуна сильнее, он словно боится, что тот вдруг исчезнет, растворится в ужасе этой ночи. сердце медленно, но всё же перестает колотиться в груди. все слова доносятся эхом и сознание растягивает восприятие сказанного как жвачку.

— нет, — его голос звучит слишком резко и порывисто, бойд делает несколько тяжелых вдохов, продолжая уже спокойнее, — не сейчас.

ему хочется вновь оказаться в плену рук колдуна, чтобы выжечь наконец эти страшные мысли с подкорки, стереть все воспоминания простым человеческим теплом. но способность трезво мыслить всплывает на поверхность, сдерживая первобытные инстинкты. очередной тяжелый вздох. бойд находит в себе силы расцепить пальцы, чтобы убрать слипшиеся волосы с лица.

— можно я останусь сегодня у тебя ( с тобой ) ?

он уверен, что ответ будет утвердительным, но что-то жалобное все же проскальзывает неуловимой тенью. питер только сейчас понимает, что сидит посреди комнаты без одежды. и его самого это мало смущает, будь ситуация иной, он бы превратил это в забавную шутку, но сейчас тело готово было развалиться на маленькие кусочки. настолько он чувствовал себя разбитым.

— будет лучше, если сначала я приму душ, — питер находит в себе силы вымученно улыбнуться, — я воняю.

кажется даже перед лицом смерти бойд найдет место шутке. и хотя сейчас уголки губ подрагивали от напряжения, ему стало чуточку легче. ноги не слушаются, а колени готовы в любую секунду надломиться. но все же обортню удается подняться, правда не без помощи салли. тьма скрывает всё то, что положено скрывать в такой час. наготу и вдребезги разбитую душу.

пальцы питера впиваются в плечи салливана, и колдун хочет сказать, что он тоже, тоже волнуется и тревожится. тоже чувствует эту частичную безысходность и страх перед тем, чего сам не понимаешь. я тоже, питер. вот по итогу что именно «тоже» — пока что сказать трудно. салливан давно прекратил быть ребенком и подростком, и ранее можно было списать его частичную инфантильность на слепоту, но сейчас всего этого нет, нужно повзрослеть еще сильнее, разрешить себе впускать людей в собственную жизнь, а это так сложно. так сложно, но так хочется.

«останься» — хочет сказать салливан сразу же, как слышит вопрос бойда.

«останься со мной, позволь спасти тебя, спаси меня сам»

но вместо этого питер слышит лишь тишину, салли соглашается молча, сжимая плечи волка в ответ и нервно сглатывая.

когда они поднимаются на ноги, свет кеннеди не включает. жить в кромешной тьме он привык уже давно, лишний раз беспокоить свои глаза не хотелось, чувствуя себя более комфортно в свете, поступающим через окна ишь от яркой луны. салливан придерживает питера левой рукой за бок, немного поддерживая их равновесие и ходьбу с помощью магии воздуха, ведь фищически по сравнению с питером кеннеди был слишком слаб, удержать оборотня без своей магии он вряд ли бы смог.

— хорошо, что я был без зрения, а не без обоняния. наверное, иначе я бы сошел с ума.

салли пытается отшутиться вровень питеру, но получается не совсем хорошо. он боится, что оказывается слишком груб, но бойд реагирует без какого-либо негатива, что позволяет колдуну спокойно выдохнуть и дойти до ванной комнаты, что находилась совсем рядом с выделенной ему комнатой.

входят внутрь они тоже осторожно, салли открывает дверь с помощью магии — опять — а потом провожает питера в ванну и помогает ему забраться внутрь. включает сначала кран, как-то регулирует воду, чтобы было не слишком горячо, но и не холодно, чтобы в самый раз было. делает это кропотливо, будто за раненным щенком ухаживает, а потом переключает воду на душ и берет его в руки, начиная поливать спину питера.

— я… — салли замолкает, прикусывая нижнюю губу и смотрит на спину оборотня, словно боясь поднять взгляд и посмотреть ему в глаза. — рад, что ты пришел ко мне.

волосы на теле салливана встают дыбом, он языком зализывает выступившую капельку кровь от прокусанной губы и делает воду еще немного горячее. — так нормально? — все же кеннеди поднимает голову и рукой дотрагивается до плеча питера. дотрагивается осторожно и так, словно только что не тащил его до ванной комнаты, словно не целовал когда-то его у него же дома, словно не было ничего между ними никогда. робко это делает и осторожно, а еще с желанием, диким желанием обнять и не только зарыться у него в руках и объятиях, а еще укрыть в своих. 

и снова эта стена нерешительности и возможного сожаления. хотя питер уверен, что никто так не смотрит и не прикасается, если сам не хочет большего. смотреть в темные глаза вместо белой пелены непривычно и волк чувствует, что еще немного и упадет на дно, с которого не выбраться. он останется там навечно, чтобы задыхаться, умирать и воскресать. круг за кругом. питер может выдать лишь натянутую усмешку и этот дурацкий похмельный взгляд "а что если?". — а что если ты сам боишься пожалеть об этом ? — все таки сказал вслух, хотя обещал не провоцировать, не играть, а просто наслаждаться моментом. и вот он, прекрасный, хорошо слаженный момент // от отчаянья хочется скрипеть зубами // , за который оборотень не спешит ухватиться посильнее. просто трется своей щетинистой щекой о плечо колдуна как побитый щенок, выдыхает куда-то в шею и пытается расставить в своей голове по полкам остатки разума. да, питер, не круто. совсем не круто. волк вновь смотрит на салли, но теперь сосредотачивается на уголке его губ, потому что посмотреть в глаза равно сойти с ума и по всем правилам разложить колдуна на кухонном столе. а эти правила были совсем не правильными в такой ситуации. — скажу все честно. как есть. я никогда и ни о чем не жалею, — оборотень все же не сдерживается, оставляет короткий поцелуй на шее кеннеди, обжигает дыханием, — ты мне очень, очень, очень нравишься, — за каждым "очень" следуют легкое касание губ к коже, — и я очень хочу тебя прямо здесь и сейчас. еще никого так не хотел.

нарушение собственных правил — вновь посмотреть в черные глаза и сойти с рельс куда-то в далеко и надолго. у питера и правда нет сожалений, даже возможное убийство сейчас меркнет по тяжесть чувств с тем, что в груди разгорается настоящий пожар. он подумает об этом завтра, а сейчас он хочет думать лишь о том выдержит ли его кухонный стол сразу двоих? волк запускает прохладные пальцы под рубашку салли, нащупывает ремень, искренне ненавидя сейчас этот элемент одежды. он старается, очень старается помнить, что у колдуна не так много опыта, но мозг не слушается. бойд вновь целует кеннеди как в последний раз, он бы вообще не заканчивал это делать, если бы не дурацкая необходимость банально дышать. наконец-то удается справится с пряжкой и выдернуть этот дурацкий ремень к чертям. звук расстёгивающейся молнии, непрошенные флэшбеки. питер опытен, он поддевает ткань джинс и поглаживает салливана нежно, но настойчиво. и точно понимает, что колдун возбужден не меньше, чем он сам.

поцелуи салли уже вновь ощущал на своих губах и шее, ему хотелось как можно быстрее вернуться к сему действию, которое сводило с ума и оставляло за собой невероятные шлейфы, но парни сейчас приостановились в ласках из-за самого колдуна, который просто не хочет, чтобы оборотень в будущем пожалел об этих действиях. он на самом деле нравился салли, даже слишком, даже очень сильно, об этом даже говорить немного постыдно, ведь знакомы ребята всего ничего, а питер уже сильно повлиял на кеннеди и его ощущения. салли смотрит на бойда и пытается будто что-то прочитать в его словах, понять, а тот в свою очередь парирует популярным «а что если?» в его сторону, и саллливан действительно задумывается, сам не знает, боится ли он того, что может последовать за поцелуями. секунда раздумывания и ответ как на ладони — нет. салли и питер, оказывается, местами похожи, ведь юный колдун тоже ни о чем не жалеет в своей жизни. на о сделках, ни о чем другом, ни уж тем более о поцелуях.

слова питера бьют по ушам и душе, сердцу. салли нравится их слушать, ему хочется еще и еще, но бойд останавливается в своих речах, видимо, ожидая чего-то от него, но кеннеди и сказать ничего успевает, лишь вздохнуть, как питер вдруг так нагло и по-хозяйски запускает сои пальцы ему под одежду, а после дотрагивается до ремня, желая как можно быстрее от него избавиться. салливан точно так же хотел откинуть ненужный предмет одежды, да и вообще всю одежду, но его останавливало то, что это мог быть его первый раз, такой желанный и приятный, но такой… странный? это чувство все никак не хотело покидать тело и разум колдуна, но кеннеди был уверен в том, что его «а если..» непохоже на то, что сейчас сказал питер. они вновь целуются, салливан отвечает на поцелуй уже более уверенно, словно он точно знает, что делать, хотя на самом деле это было совсем не так. он чувствует, как ремень покидает его джинсы, а потом и слышит, как тот падает где-то на полу, чувствует прикосновения питера и хочет — еще — он сам не замечает, как говорит он с закрытыми глазами в губы питера, запуская свои руки ему в волосы и двигаясь ему навстречу. то, что волк так и не нашел одежду, видимо, становится для них плюсом, ведь становится куда проще, чтобы прочувствовать жар тела питера, кеннеди не надо делать ничего — лишь вновь положить руки на его грудную клетку и можно даже чуть ниже, на талию и еще ниже, где руки, собственно, и останавливаются. салливан осторожен и смущен, он не знает, стоит ли ему самому снимать брюки бойда, и нужно ли это делать вообще; может, они остановятся на одних лишь поцелуях? но питер был слишком настырен и слишком увлечен процессом, чтобы думать об этом, и кеннеди словно забывается, для чего он вообще сюда явился. впрочем, он, наверное, и получил то, в чем нуждался. или скоро получит. наверное.

колдун дышит тяжело, в комнату врывается очередной поток свежего воздуха через окно, магию парень контролировать научился, но в особо будораживающие моменты она всего равно становилась будто неконтролируемой, хоть салли и пытался над этим работать. он даже не думал о магии, не думал о сущности и о том, что происходит в лондоне. вообще плевать на все, он увлекался питером и его губами, пока руки колдуна активно изучали оголенный торс волка. задом кеннеди слабо оттолкнулся от кухонной тумбы, дабы быть к бойду еще ближе, но ближе уже и некуда было, поэтому пара была вынуждена сделать пару шагов назад, вновь вернувшись к кухонному столу, на котором стояло слишком много ненужных коробок с едой. с помощью воздуха все вмиг оказывается на полу, еда испорчена, а кеннеди лишь произносит, — я заплачу, — он шепчет, открывает глаза и смотрит прямо в глаза оборотня, сглатывает слюну и будто замирает. становится беспокойно, но когда питер рядом, оно словно испаряется. немыслимая сила какая-то…

В какой-то момент Салливану показалось, что это всего лишь сон. Ну просто не бывает так. Колдун привык к вечной тревоге и опасности, и казалось, что после того, как он очнулся в заколоченном гробу под землей, он уже не сможет перестать испытывать эти чувства, но сейчас, находясь в руках Бойда, он вдруг понял, что внутри нет тревоги. Только легкое смущение скорее из-за своей неопытности, нежели от происходящих действий. И это действительно пора заканчивать, ведь Салли итак рискует, находясь вне зоны видимости Стефана, и было бы очень обидно, если вдруг человек или существо, устроившее колдуну ранние похороны, нагрянет сюда. Салли чувствует себя пушинкой, хотя это было совсем не так. Возможно, Питеру придает силы его волчья натура, ведь он так легко подхватывает Салли и меняет их расположение на диване, тем самым оказываясь сверху. Кеннеди хочется продолжения, но он все равно готов отступить, ведь получил куда больше обычного «спасибо» за проделанную работу. Но Питер, кажется, останавливаться не собирался. Он касается ног Салли, словно дразня, задевает его пах, а затем в тишине раздается звук расстегивающейся молнии. Салливан не сопротивляется, в его голове тут же возникает мысль, что Бойд собирается делать, и кроме как — ох, боже, — он ничего не шепчет. Салли вздрагивает, чувствуя чужие руки на своем члене, а потом то ли вздыхает, то ли ахает, когда тот оказывается во рту Питера. Очередные мурашки как назойливые мухи бегают по телу, и Салливан даже не может ничего сделать, лишь сидеть на диване и получать удовольствие от ласк оборотня, не чувствуя ни в чем никакого подвоха. Бойд словно знает, чего хочет Салли, или ему так казалось, ведь много времени колдуну не понравилось, чтобы привыкнуть к этим странным и таким приятным ощущениям. Салливан закрыл глаза, сжав руки в кулаки, что лежали на спинке дивана. Ему хотелось дотронуться этими руками до Питера, но стоило ли это делать? Кеннеди действует по интуиции и собственным желаниям, запуская левую руку в волосы оборотня, желая быть еще ближе к нему, максимально, насколько это было возможно сейчас. За секунду все тело колдуна напрягается, Салли еще раз вздыхает, а на выдохе, уже расслабляясь, из его уст вырывается хриплое — Питер.., — колдун чуть выгибается в спине и пару раз глубоко вздыхает, ему в миг захотелось сделать также приятно Бойду, как только что оборотень сделал ему, но Салли чувствовал, что сил на сегодня в нем почти что не осталось. Помимо этого колдун не хотел выглядеть смешно и неопытно, но противореча своим желаниям, он также захотел начать извиняться, что все прошло так быстро. Салливан разжимает правый кулак, который был сжат до такой степени, что на ладони остались отметины от его ногтей. — извини, я.. — а как продолжить предложение, Кеннеди уже не знал. Ему хотелось только поцеловать оборотня, еще, и, желательно, не в последний раз.

питер чувствует во рту солоновато-горький привкус спермы и проглатывает все вместе с порцией слюны. он тяжело дышит, а из-за шума в ушах слова колдуна доносятся словно из-под толщи воды. собственное напряжение в штанах уже прилично дает о себе знать, но все на что хватает сил это поглощать воздух. волк вытирает рот тыльной стороной ладони и плюхается на диван рядом с колдуном. смущенное и немного виноватое лицо салли вызывает на лице оборотня странную улыбку. сейчас явно произошло то, чего никто не мог ожидать. питер берет кеннеди за подбородок и вновь притягивает к себе для поцелуя. сейчас на языке все еще чувствуется вкус самого салли и от этого касание губ становится по-настоящему пикантным. остаток вечера они проводят за изучением тел друг друга, касаниями, влажными поцелуями. это чуть глубже чем секс. ближе к ночи бойд провожает колдуна до дома, даже ночной ветер не в состоянии снять тот жар, которым охвачено тело оборотня. сердце сбивается с ритма и стремится вырваться из груди. питер улыбается, но кеннеди этого не видит. вернувшись после прогулки в свою берлогу, оборотень еще долго стоит под душем, снимая напряжение. под веками вспыхивают недавние сцены, накаляя внутренности вновь и вновь. этот вечер изменил если не все, то точно многое.

палач не способен на милосердие, но даже перед смертью каждому положено последнее желание. в такие минуты сознание разрезают самые темные и потаенные стремления, от которых перехватывает горло. палач взирает на осужденного, позволяя вымолить прощения. и в своих молитвах юный дионис был как никогда усерден. жаль, что он выбрал слишком ненасытного бога, глухого к простым мольбам. и острый меч его вовсе не отвечал благородному правосудию, а подчинялся только эгоистичным желаниям своего хозяина. но разве мог аид лишить винодела его прекрасной головы?

свечи вспыхивают заревом, от чего тени пролегают отчетливее, опутывая комнату спутанным клубком нитей. жидкий янтарь блестит из-под россыпи кудрей, но аид не спешит запустить в них пальцы, наслаждаясь покорностью своего " гостя ". он был бы не прочь забрать эти глаза как плату, вместо бронзовых монет, положенных паромщику. вместо этого царь подземья отдается этому горячему и влажному чувству, этой густой сладости, что растекается по венам. опьяняет. манит. выворачивает наизнанку. кровь вскипает в венах. на лице застывает мраморная маска, готовая осыпаться в любой момент. аид холоден, но во рту винодела обжигающе хорошо и кажется причиной злости было вовсе не тщедушное предательство. а то что судьба так надолго лишила его этой манящей власти над чужим телом.

ладонь опускается на голову маленького бога как неизбежная кара, достигающая каждого грешника. пальцы путаются в шелке кудрей, сжимая до боли, вынуждая взять глубже, до самого горла. аид наблюдает как дионис давится, как блестит дорожка слюны, протянувшаяся от уголка губ до подбородка. движения становятся резкими, порывистыми. он груб в своей изощренной пытке. но это лишь начало их новой игры.

молись мне как самому темному из богов. молись мне как единственному созданию, что примет твою тьму.

резким движением аид вынуждает гостя подняться на ноги. он бы взял его прямо здесь, на холодном полу. но сегодня балом правит милосердие. искалеченное. изуродованное. но милосердие. тени подступают все ближе, опутывая молодое тело, сдавливая нежную кожу запястий прочным жгутом за спиной. ладонь ложится на тонкую шею, под пальцами розами расцветают алые цветы. он вынуждает диониса опуститься на кровать. остатки одежды превращаются в непригодные лоскуты, разбросанные по темным простыням.

— я хочу услышать как ты умоляешь меня, — горячее дыхание опаляет кожу у самого уха. аид нависает над маленьким богом, очерчивая ладонями упругий живот, бедра, не касаясь самых чувствительных мест, задевая их лишь ненароком. холодные пальцы контрастируют с разгоряченной плотью. сладкой как спелый виноград. тени опутывают тело всё сильнее, связываясь в порочные узлы, сдавливая грудную клетку, — порадуй меня, ты ведь ради этого вернулся?

💜