Летти! Поздравляю с днём рождения!

Каждому в твоей жизни повезло, что у них есть такой лучик солнышка, как ты. Пусть они продолжают любить тебя, ценить и восхвалять.

А жизнь пусть цветёт и пахнет самыми дорогими сердцу ароматами.

На всё остальное отвечу уже завтра, булотьки, а то я очень устала, но спасибо большое за поздравления, ма халосие! <З

Наконец-то можно было выдохнуть. В салоне машины всегда становилось как-то проще. Артур сжимает руль и постепенно концентрируется на тактильном ощущении от кожаного покрытия. Все было позади, а мысль о том, что стоило затолкать сестрицу Чао в багажник, чтобы не чувствовать сосущее чувство вины, он гнал прочь со скоростью, увеличивающейся прямо пропорционально скорости автомобиля. Чем больше они удалялись от злополучного места – надо признать, тяга к актерским приемам в дочерях Аты никогда не умирала – тем спокойнее становилось у него на душе. Странно было ощущать нечто подобное, ведь последние недели показали, что поводов для спокойствия стало катастрофически мало. Ему и пальцы были не нужны, чтобы перечислить все из них.

Голос Чао прерывает тишину в салоне. Артур устало подмечает, что даже не включил музыку, когда они начали путь. Первые несколько секунд у него даже нет эмоций, чтобы как-то реагировать на просьбу, которую он не ожидал услышать. Что же, 1:0, он ошибся. Керк-Коннел молчит, но напряжение начинает нарастать. Странное решение проблемы, но парень решил, что если никак не реагировать, то и сама эта идея покинет голову девушки и больше не вернется. Опрометчиво. Он с шумом выдыхает, но старается сохранять нейтральное выражение лица, смотрит в боковые зеркала, поднимает голову на зеркало заднего вида. Леви растянулся на заднем сидении и отрешенно положил морду на лапы. Он вздрогнул, когда Чаотик подала голос, но, если честно, не предполагал, что сейчас они выпрыгнут из машины и помчатся обратно на всех парах. Он чувствовал себя, как люди в теплом автобусе холодной зимой после тяжелого – сросшимся со своим креслом, как будто и мысли быть не может, чтобы куда-то выйти и продолжить свой путь. Словно путь закончен. Еще он чувствовал обиду, но ситуация была из разряда фильма «Дьявол носит Прада», где Найджел в конце говорил, что Миранда возместит ему обман с подменой человека на новую должность, хотя прекрасно понимал, что этого не случится.

Когда Чао кладет руку ему на предплечье и вкрадчивым голосом просит остановить машину, Артур останавливается, но двери машины остаются закрытыми. Первые несколько секунд до него не доходит смысл случившегося. 2:0, черт тебя дери. В районе груди начинает слегка жечь – знак того, что он находится в сознании только благодаря посторонней помощи. Он сжимает руль, явно борясь с собой. Со стороны кажется, что он пытается преодолеть силу внушения – на самом же деле, сын Ареса не знает, что деть с вскипающей внутри кровью. Отодрав руки от руля и не глядя на Чао, он тянется рукой через нее, как будто откроет дверь, но вместо этого берет ремень безопасности и с характерным щелчком пристегивает Келлерган к ее месту. Только теперь, сумев отвлечься на это бытовое действие, он рискует поднять на нее глаза – и, если бы они были в лагере, можно было подумать, что они стоят напротив костра, а в них отражаются языки пламени.

-Не могу поверить, что ты сделала это снова, - он лезет под футболку, где под его рукой появляется циклопий глаз, который ему отдала Кай. С новым вздохом он отпускает цепочку, возвращается на свое место и жмет на педаль газа, чувствуя жгучую злость – чувство, которое никогда не вызывала в нем Чао. – Лучше молчи, честное слово.

ЗАВЕРШЕН

Сидя в объятиях Артура, Чаотик поёжилась. Она пропускает грустную мысль, что могла бы просидеть так вечность. Грустную, потому что вечность – это слишком долго, и столько времени у них не было. Один вечер? Конечно, если сейчас парень не сорвётся и не побежит решать важные проблемы мирового масштаба. тогда и того меньше. Потому эти моменты и были ценнее любого другого. И тогда, и сейчас. Раньше Келлерган с лёгкой ноткой тоски представляла, что однажды спасать будет нечего, что всё будет хорошо, и Артур будет свободен от необходимости тратить драгоценные часы на полукровок, лагерь, других людей. Что однажды у них будет чуть больше времени, чем совместно проводимые вечера. Теперь же краска с розовых очков почти стёрлась: она думает о том, что вечер – это уже так много в их жизни, которая может и закончится в любой момент. Теперь бы, конечно, она старалась не допустить этого всеми силами, потому что в сравнении оказалось, что жить без Артура было невероятно тяжело, но что жизни до чьих-то жалких попыток?..

Вслушиваясь в размышления парня, Чао прикрывает глаза. Она вспоминает их последнюю встречу, когда применила внушение впервые. Это было словно в другой реальности, но, к слову, вся жизнь до будто принадлежала не ей. Вспоминает собственные терзания и холодный взгляд Кёрк-Коннела, который она хотела бы больше никогда не застать. Даже тот яростный огненный взгляд в машине выражал больше эмоций. Думая о правильности и неправильности Келлерган остро ощущала внутренний диссонанс, потому что ни одно действие не находилось синонимом к слову «правильно». Зато неправильных было навалом. Неправильно было всё происходящее. Абсолютно всё. Даже то, что сейчас они сидели здесь, на лестнице. Курили сигарету, испытывая горечь и потерянность. Зато вместе. Но раньше бы они тоже сидели вместе, но не тут. Не так. И раньше Кай была дома. И Марк. И половина лагеря. А теперь мир изменился и всё рухнуло. Это было неправильным. С самого начала. Девушка шумно выдыхает скопившийся воздух и позволяет себе наконец расслабиться в объятиях любимого. Ей до чёртиков хочется вернуть привычный мир, но, увы, это далеко идущие планы. При чём, далеко идущие назад. Придётся адаптироваться и привыкать. Привыкать к собственному «неправильно» и бесконечной злости на себя, на свои решения и разбитый мир, ставший витражом. В одном Артур точно был прав: они оба здесь и по отдельности им никак. Ей однозначно. И это уже не плохо: вместе – это уже лучше, чем вчера. Хотя вчера она о таком и мечтать не могла. Вчера она мечтала, чтобы Макс не совершала той ошибки, а сегодня..даже почти была за это благодарна. Был, конечно, более безболезненный и, наверное, правильный способ достичь сегодня, но «неправильное» всё ещё брало вверх.

- Паршиво, - эхом вторит Чаотик, устало кивая. Вот оно, слово, прекрасно отображающее всё, что происходит вокруг: снаружи и внутри. Правильным сегодня оставался он. Сегодня, всегда. Как бог, в которого веришь всем сердцем. Только в отличие от богов он всё ещё был рядом и не отвернулся от неё даже тогда, когда она, очевидно, облажалась, - Не знала, что имён великих философов Греции стало на одно больше, - беззлобно шутит Чао, выпуская дым из потрескавшихся губ, и утыкается носом в его руку, наслаждаясь запахом, по которому безумно соскучилась, - Спасибо, - тихо, но искренне добавляет дочь Аты.

Она вспоминает как часто проводила время в лесу в лагере отступников..насколько это позволяла безопасность конечно. Он пах так же. Чем-то лесным, огненным, глубоким, металлическим и сладким. Этого ужасно не хватало, как и крепких объятий, способных укрыть от жестокости неправильного мира. Слова, которые с запозданием доносятся до неё словно через толщу воды, заставляют стремительно поднять глаза на Артура. Из губ так и рвётся идиотское «правда?», но ведь она и так об этом знает. Знает, и тем не менее, слышать именно эту фразу после всего сродни ощущению небывалой лёгкости и освобождению. Она притягивает парня к себе и целует его с таким упоением, словно он был воздухом, которого так не хватало в запечатанной намертво тёмной комнате.

Было сложно и страшно вспомнить, что буквально несколько ночей назад он не мог себе даже представить, где находится Чаотик. Ворочаясь без сна, он томился в неизвестности. Неизвестность съедала его и ломала не хуже происходящего. Всё в жизни было неопределенным и неясным, всё казалось пустым и далеким. Казалось, что и надвигающаяся война - а ее начало уже было не за горами, глупо было даже пропускать мысль о том, что все обойдется - находится где-то далеко. И всё это далеко и неправда. Жизнь, от которой хочется сбежать, но у него не было такой возможности. С другой стороны, конечно, он мог встать и выйти - осесть где-то, где все его не коснется. И Чаотик была права - не ему решать судьбы мира. И он, и она, и все, кто сейчас старался уснуть на этом крошечном островке земли, отделенном волшебной границей, были лишь частью истории. Ни следствием, ни причиной. Их зехлестывала эта волна, как погрешность, необходимую для достижения цели. В этом водовороте хотелось остаться целым, но не получалось. Плохое, происходящее с миром, отбрасывало неизбежную тень - и вот они начинали сами себе казаться наполненными тьмой. Держа в объятиях любимую, Артур понимал, что она - его единственный источник света. Единственный человек, позволяющий держаться на плаву. Даже если бы ему пришлось пересечь весь мир, а не только несколько сотен километров, он бы рванул прям сейчас, не задумываясь. Даже если бы у него не было никакой защиты от внушения. Он бы хотя бы попытался ее вернуть.

Несколько мгновений тишины приносят внутренний покой - насколько это было возможно - которого Артур не испытывал очень давно. Складывалось ощущение, как будто только что они пережили страшный ураган - и теперь дрейфовали в открытом море, неожиданно остановившем свое буйство.

-Мне кажется, мы все скоро станем философами. Такими темпами никто не останется в стороне. Сядем у костра и будем травить байки о том, как переживали это дерьмо, а младшее поколение будет слушать это с раскрытыми ртами, как мы когда-то, - про себя Артур пропускает невеселую мысль о том, что им всем пришлось как-то слишком быстро повзрослеть. Год назад они устраивали шумные вечеринки при первом же знаке того, что Хирона не будет всю ночь. Они беспокоились об игре в захват флаг, как будто от этого знамени на палке зависит что-то более глобальное, тренировались, а убийство одного монстра считалось подвигом, за которого чествовали удачливого полубога. Тогда все хотели подвигов и вызывались добровольцами в Поиски, чтобы снискать славы, а теперь все это казалось такой ерундой, не имеющей значения. Кому сейчас сдалась эта тряпка? Кого сейчас удивит один убитый монстр, когда их десятки снуют вокруг Лагеря, выискивая слабые места в границе? Они не просто повзрослели слишком рано. Они даже умудрились постареть за это время.

Но Чаотик все еще была рядом, а это значило, что еще существовала призрачная надежда на успех. Чувствуя ее губы на своих губах, он словно оживает и тянется к ней, проводит большим пальцем по ее щеке. Все словно приобретает смысл заново. Серое и пустое окрашивается цветами надежды, приобретает ее теплый запах - запах дома. Ради него стоило сражаться с монстрами и спасать мир столько раз, сколько он этого потребует. Подхватывая ее на руки, Артур сам не замечает, как оказывается в своей комнате. Пьянящие секунды счастья - все, на что им стоит рассчитывать в этом океане неизвестности. Стоило ли терять драгоценные секунды?..

Касаясь отросшей шевелюры Артура кончиками пальцев, Чаотик раздумывает, а не податься ли ей в парикмахеры? А что, однажды ей приходилось подравнивать щетину отца в более юном возрасте. Правда, что-то подсказывало, что борода и причёска на голове – вещи не совсем одинаковые, а самой Чаотик на тот момент было не больше тринадцати, а то и меньше. Здесь бы можно было пригласить Дастина, но, к счастью, Келлерган не имела представления о его способностях, а самому Дастину наверняка было чем заняться в это лихое время. Она чуть выдыхает, когда слуха вновь касаются звуки битвы, хоть они и не стихали ни на секунду. Чао ведёт в ту сторону головой, но затем вновь переключается на Артура, всеми силами игнорируя происходящее. В его объятиях это было легче, чем при любом другом раскладе.

Фраза Керк-Коннела заставляет поджать губы. Конечно, всегда есть что-то хуже смерти. Чаоти была в этом прекрасно осведомлена. Ещё она ни секунды не сомневалась, что Кронос придумает что-нибудь новенькое для каждого, кто встанет у него на пути, если возникнет такое желание. Тем и опаснее происходящее – никогда не знаешь, чего ожидать от Титана и его свиты. Это обстоятельство побуждало схватить Артура и запихнуть его в ящик, чтобы наверняка до него никто не добрался. Интересно, поместился бы весь лагерь в ящике? Да, наверное, легко. С какой-то стороны, это облегчило бы Кроносу и монстрам существование, с другой..Чаотик их потом всё равно бы выпустила. Где-нибудь подальше и побезопаснее. Жаль, что тогда уже ничего не будет как раньше. А поместился бы Кронос в ящик?..

- Да, - мрачно кивает дочь Аты, - Есть.

Но затем она вновь пожимает плечами и качает головой, отгоняя мысли о случившемся с нею же прочь. Ну, подумаешь. С кем не бывает? Правда, припомнить имена сходу не получится, но лишь потому что она и не пыталась. Думать о возможных последствиях действий их главного врага можно в любой другой момент. Во время отдыха полагалось отдыхать, разве нет?.. Келлерган ставит бутылку на пол, - очевидно, этот план провалился, - и меняет положение, сев к Артуру лицом, а не боком, и обхватив его шею руками, пока парень пытается вспомнить упомянутый шедевр кинематографа. Когда это происходит, Чаоти снова кивает, но уже с довольной улыбкой профессора, уроки которого не прошли даром. Почти. Но нельзя упрекать воина в том, что он не признал сходу фильм про ведьм, когда буквально сам недавно вылез из пекла. Девушка тихо смеётся, как только Артур запускает пальцы в волосы, но лишь отрицательно качает головой, вглядываясь в родные черты лица так, словно там действительно могла быть бородавка. Ни единой. А вот следы войны смыть не помешало бы, но Артур был прав: он и без этого хорош собой.

- Возможно, - вместо утвердительного ответа загадочно улыбается Чао, но затем добавляет: - Зачем мне каждый? Главное, что обычно пироженки срабатывают с одним конкретным сыном Ареса, - ну, зато честно. Конечно, если бы вкусняшки в итоге были, то можно было бы в качестве перекура предложить их и остальным ребятишкам, но большая часть всё равно уйдёт любимому человеку. А как иначе? Иначе никак.

Объяснение парня вновь вызывает смех, но на этот раз более звонкий и живой. Подробное описание позволяет представить сцену во всех красках. К счастью, приведённый пример был меньшим из зол. А потом лицо Артура приближается, и Чаоти чувствует его губы на своих. Нежный поцелуй пробирает до мурашек. Волны тепла разливаются по всему телу, побуждая придвинуться ближе, желать большего и молиться, чтобы время остановилось. К несчастью, оно так не умело. Артур отстраняется, а ей до чертиков хочется продлить момент и не хочется думать о мире вокруг, о монстрах и титанах, о том, что могло бы быть и чего уже не вернуть. Не слыша последней фразы, Келлерган вновь тянется к любимому за новым поцелуем, нависая над ним в жаркой близости, скользя рукой по широкой груди и чувствуя, как каждая клеточка собственного тела начинает гореть от желания ощутить его как можно ближе.  

Артур не хочет сейчас думать о плохом. Может, это его подсознание так пыталось защитить себя - в последнем приступе отчаяния, под звуки сирены, морщась от красного света сигнальных лампочек. Все они были на грани...чего-то, но сами не могли сказать, что именно было там - куда они собирались переступить. После точки невозврата, которой они все боялись и которую все ждали с каким-то тупым, выработанным за последнее время смирением, было что-то черное и страшное - и все хотели сбежать от этого, но большинство понимало, что однажды бежать будет некуда, если они вдруг сдадутся и убегут в неизвестном направлении. Их мир был куда меньше, чем им казалось, даже если никто и не думал, что он равен бесконечности. Все равно их представления о масштабе вселенной сильно отличались от представлений титанов и богов. Для них мир был куда меньше - и оттого казался хрупким и беззащитным. На фоне этой хрупкости каждому нужен был фундамент, на котором ноги могли устоять достаточно хорошо, чтобы не скатиться в пропасть. Его фундаментом была Чаотик. И звук ее голоса заглушал звук битвы - по крайней мере, для него. Артур думал, что ему повезло, что она есть в его жизни, что она приносит с собой свет, которому можно было только позавидовать. Кто-то был здесь один, оторванный от близких и от семьи, сражаясь с вселенским злом и не представляя, что будет дальше. Одиночество сеяло панику, поэтому полубоги старались держаться ближе друг к другу, искали друзей в пылу сражения и обретали новых. Кто-то прикрывал тебе спину - а ведь несколько слов, которыми они успели перекинуться за все время, проведенное в Лагере Полукровок, как будто бы не располагало к спасению жизни. И вы вдруг становитесь связанными невидимой нитью, которая поддерживает на трудном пути. Рука, протянутая в секунду нужды, становится порой единственным якорем, сдерживающим внутреннюю агонию. Артур видел это постоянно вокруг себя - и это единение придавало ему сил. И Чаотик. Хотя он никогда не прищнался бы себе в том, что рад, что она была здесь. Он был бы рад, если бы она была где-то в другом месте, безопасном, его поддержала бы мысль о том, что она его ждет. Отправить бы ее в дом матери в Лондон, чтобы мнимое ощущение, что любимая в безопасности, хоть как-то успокаивало, но... Но если вдруг Кронос узнает, что она жива и выбралась из его плена - а он наверняка это узнает рано или поздно - там ее некому будет защитить. Крайне сомнительно, что ее не найдут там, но и здесь, в непосредственной близости к полям сражений, где он может появиться в любую секунду. Но вот она снова целует его - и все отступает. Неправильно говорить, что проблемы могут подождать, но здесь и сейчас он чувствует, такую моральную измотанность от тяжести груза, который приходилось нести, что может позволить себе забыться, утонуть в ее объятиях. Её рука на его груди распаляет жар, с каждой секундой захватывающий его тело. Судорожно выдыхая, Артур тянется к ремешкам на ее доспехе, крошечные замки первое время не хотят поддаваться, но это только раззадоривает, заставляет углубить поцелуй, который становится более требовательным. Когда предательские ремешки наконец поддаются, Керк-Коннел стягивает с девушки верхнюю часть одежды и сильнее прижимает ее к себе. Камень как будто спадает с его шеи, когда она оказывается настолько близко - или видеть любимую женщину в военной одежде так сильно противоречит с внутренним желанием защитить ее, сделать так, чтобы она никогда не оказывалась в такой ситуации?.. Но на какое-то время это снова она, его хрупкая Чаотик, в объятиях которой можно было утонуть. И если нормальные люди тратили драгоценные часы передышки на сон, он готов был пожертвовать им ради того, чтобы быть с ней рядом.

-Я люблю тебя, ты ведь помнишь об этом? - сквозь поцелуй на выдохе произносит он, скользя руками по ее плечам, спине, спускаясь ниже, пока губы тянутся к тонкой шее. И где-то там можно потеряться - в ее руках, в ее запахе, в ее прикосновениях, в ней самой. Раствориться, чтобы потом снова восстать из пепла.