асмодей молчит чуть дольше, чем следовало бы, его взгляд скользит по лицу рошетта, будто собирает какую-то внутреннюю карту – отмечает тени под глазами, неловкость в плечах, паузы, которые дани делает между словами. асси словно собирает пазл, который начал на помолвке, кусочек за кусочком, чтобы в нем найти ответ на вопрос, который сам еще до конца не смог правильно сформулировать. – подловили, - асмодей улыбается уголками рта, его голос все еще звучит мягко, но в нем есть тот незримый стержень, чтобы обычно слышно у людей, привыкших приказывать,- я действительно хотел удивить, сделать вам приятно, рад, что у меня получилось это. - его улыбка на мгновение становится честнее, - вы приняли цветы. это…большее, чем я рассчитывал, и возможно, больше чем я заслужил. он на секунду отводит взгляд, коротко, намеренно, будто давая даниэлю пространство, но затем снова возвращается, ловя его взгляд, - напугать вас не входило в мои намерения, - асмодей чуть склоняет голову, - но как будущий глава семьи, как брат, который защищает свою семью, я был обязан сделать это. привычка. проверять людей на реакцию, сразу видеть как они реагируют, - он делает паузу, оглядывает букет, и снова возвращает свои пронзительные голубые глаза на дани, -но вы не оттолкнули, не дали отпор, не убежали, даже если все внутри вам подсказывало, что надо, - и асмодей это говорит сдержанно, без наигранной теплоты, но с тем намеком, который едва различимо проскальзывает между словами. как будто он не ожидал, и как будто ему понравилось . – вы права, дани, я держу свое слово. и ценю, когда его держат в ответ. и мне показалось…- он на мгновение замолкает, оглядывая рошетт, думая поделиться наблюдениями или нет, - что в вас есть что-то гораздо тверже, чем вы показываете. асси откидывается на спинку стула, звуча чуть отстраненнее, будто напоминая себе, чем он здесь: - да, лилит важна для меня. и я хочу знать, кто рядом с ней. и я люблю лично заниматься разведкой, если вы понимаете о чем я, - асси подмигивает, но потом быстро принимает серьезность, - и чем дольше мы говорим, тем меньше я уверен, что понимаю, кто вы такой на самом деле, даниэль, - но в голосе нет обвинения, проверки, он просто озвучивает факт. с намеком на интерес.

и когда дани отвечает на его вопрос про то, как дани обустроился в америке, асмодей слушает, с тем вниманием, которое иногда может быть страшнее слов. его ладони сложены в замке перед ним, остаются без движения, только по едва заметному пальцам можно догадаться, что каждое слово даниэля он пропускает через себя. он не смеется над цитатой из екклесиаста, хотя мог бы – учитывая как он относится к богу и к вере. асси не перебивает, он слушает и смотрит. запоминает, откладывает в уме. спокойно, чуть наклонив голову, будто внимает откровения, и может поэтому он замечает это. едва уловимый блеск в глазах. и нет, не слезы, но что-то хрупкое, что-то под кожей, в голосе, в том, как дани склоняет голову и говорит не за что уютом…а чтобы стать тем, кем должен. эта фраза звучит слишком честно. совсем не похоже на те игры в репликах, к которым привык асмодей. луккезе замечает, как рошетт резко отводит взгляд, как морщит нос, в сторону, где маячат телохранители рошетт. и этот жест кажется куда красноречивым. асмодей чуть склоняет голову, в его взгляде скользит интерес, и не тот, что ради выгоды, а тот из-за которого остаются допоздна, который заставляет задавать лишние вопросы. и в конце концов озвучивает свои мысли, - вам не идет эта страна, - тихо говорит он, скорее размышляя вслух, - америка слишком грубая, резкая, здесь не принято наслаждаться жизнью и скучать по дождю. здесь правит власть и деньги.

асмодей откидывается на спинку стула, проводит пальцем по краю бокала, и уже с твердым голосом говорит: - я понимаю, сопровождение бесит, - он на секунду замолкает, потому что эти телохранители мешают и ему на самом деле, - но вы сейчас не в том положение, чтобы гулять без него. у рошетт много врагов, и теперь у них появилась новая цель. я настоятельно рекомендую, чтобы вы не оставались ни с кем один на один, - он делает глоток, - и не доверяйте никому, даже мне, - он снова подмигивает, смягчая свое предупреждение, - а насчет удивительных мест - мой член, - лукавая улыбка появляется на его лице, когда он видит шокированное на лице дани и как тот переспрашивает, - мой член, удивительное место, вам определенно нужно побывать. выберите день, чтобы вы смогли бы посетить его,- асмодей удовлетворительно улыбается, видя как смущается рошетт, делая глоток кофе, - но, если вы к нему не готовы, и хотите увидеть город, я могу организовать. подумать над маршрутом, о тех местах, которые можно посетить. и если в этих встречах будет польза для нас обоих…тем лучше.

он вдруг осознаёт, что задержался в этом кафе дольше, чем планировал. что вовсе не хотел смотреть на часы. что букет это не ловушка, а, возможно, самый искренний жест за последние месяцы, который он сделал для другого человека, который не исаак. даже если он сам себе не признается в этом, пока что.

асси допивает кофе одним глотком, - думаю, на сегодня достаточно личных диалогов. вы и так сегодня щедры на слова. не хочется спугнуть удачу. он жестом зовёт официанта, не спрашивая, будет ли дани возражать, если он оплатит всё сразу. - возьмите с собой этот десерт, - асси указывает на вторую половинку пирога, который ему принесли, как десерт дня, - он с орехами и медом. вы сказали, что не чувствуете себя как дома… но кто знает. иногда дом это просто правильный вкус в правильное время. он встаёт, но не сразу уходит. лишь смотрит на него чуть внимательнее: - до встречи, дани. надеюсь, вы примите мое приглашение.

и, не дожидаясь ответа, разворачивается к выходу.

а после, оказавшись в машине, пишет сообщение даниэлю:

«я хорошо провел время с вами, жду следующей встречи»

прошедший разговор показался даниэлю несколько странным, слишком откровенным для первой встречи, но именно в этом и заключалась его настоящая ценность, потому что не было привычных тонких интриг (хотя он, может быть, этого просто не заметил), ни сцен по ролям, а вместо этого было что-то почти живое, как например подлинное внимание асмодея к нему, своевременное молчание, и реплики собеседника, звучавшие так, будто тот действительно пытался нащупать его настоящее. то, которое даниэль сам уже давно перестал искать. и дани не знал, что именно заставило его говорить столько. возможно, доверие, растущее исподволь или глупое ощущение, что его слушают не ради выгоды, а просто потому что хотят услышать. ему понравилась фраза луккезе про то, что в нём есть что-то твёрже, чем он показывает. сам он так не считал, оттого было вдвойне приятно такое услышать, и единственное, что рошетт считал в себе непоколебимым - это вера, благодаря которой он чувствует в себе немного стали. и, возможно, именно потому, когда асмодей сказал, что всё меньше понимает, кто он такой, даниэль почувствовал странное облегчение. будто кто-то, наконец, вслух признал, что он не просто чья-то тень, младший из рошетт, не выгодное предложение или украшение к чьей-то судьбе. и может быть, это было глупо, но дани лишь слабо улыбается в чашку, не зная, как скрыть всё, что поднимается в горле от этих слов - а мне всё время казалось, что я слишком прозрачен. что все видят, кто я есть, ещё до того, как я открою рот – но всё же сильнее всего остался в нём отпечаток от той самой фразы про страну. и не потому, что она была неожиданной, а потому, что это была правда. прямая и точная - америка не была его. ни по воздуху, ни по ритму, ни по темпу, в котором здесь нужно было выживать, а потому рошетт лишь зажмуривает глаза и кивает, будто соглашаясь слишком быстро, чтобы сопротивляться - вы первый, кто это сказал. и без упрёка - предупреждение про телохранителей он выслушал покорно, потому что он знал что всё так и есть. но эти слова откликнулись внутри малой толикой раздражения, ведь отец говорил ему всё тоже самое в той же назидательной манере. и он бы подумал об этом чуточку дольше, если бы дальнейшая фраза луккезе не заставила его подавиться чаем, ошарашенно переспрашивая правильно ли он всё расслышал. оказалось, что правильно, отчего лицо его резко вспыхнуло - я боюсь, это не совсем то, что я имел в виду – и дани опустил взгляд в чашку так надолго, словно надеялся там утонуть едва слышно бормоча - mon dieu (боже мой) - когда как асмодей как ни в чём не бывало уже планировал следующую встречу и спешно прощался. а дани лишь смущённо и машинально кивал головой, и всё равно чувствовал, как его щеки горят, а язык не слушается. в конце концов он выдавил из себя какое-то извинение, а прощание из его уст прозвучало как-то слишком сдавленно. дани не вынес из этой встречи никаких ответов, но осталось приятное послевкусие от ощущения, что он всё ещё может быть интересен, не притворяясь другим, что к нему могут относиться не как к декорации при лилит, не как к проблеме, которую надо устранить, а как к человеку, которого пытаются понять. и если вначале он воспринимал эту встречу как ловушку, то под конец начал допускать, что, быть может, в ней есть место и для чего-то большего, чем стратегия.

даниэль остался сидеть на прежнем месте, но не потому что не знал, куда пойти, а потому что не хотелось спешить. планов у него больше не было, а церковь за его спиной звенела своим мягким и хрустальным перезвоном так красиво и так ненавязчиво, что в ней, казалось, и правда можно было ненадолго укрыться. он задумчиво выковыривал орешки из десерта, оставленного асмодеем, и именно в этот момент телефон сообщил о новом входящем сообщении. даниэль перечитал его дважды, и только потом ответил - будет честно в следующий раз позволить вам выбрать время и место - немного подумав, и, колеблясь, добавил улыбающийся смайлик в конце, хотя и не был до конца уверен, уместен ли он. а затем даниэль подхватил букет всё ещё тёплый от солнца, и направился в сторону церкви, притягиваемый тишиной, запахом свечей и умиротворяющей симметрией пространства, где даже мысль дышит иначе. в храме он долго сидел на деревянной скамье, позволяя пространству сделать с ним то, что не получилось бы ни в одном разговоре - унять внутренний шум. он с удовольствием рассматривал высокие окна, их тусклый свет, пробивающийся сквозь витражи, отслеживал, как свеча чуть подрагивает от лёгкого сквозняка, он вглядывал в алтарь, в пыль в лучах света, в трещины на полу, и всё это казалось ему важным, слишком личным, а потому рошетт не замечает, как проходит время. кажется, он даже не чувствует усталости, только лёгкое, почти детское спокойствие, которое редко удаётся поймать. и именно в этот момент телефон снова подаёт сигнал, и даниэль вздрагивает, возвращаясь в тело - вы свободны завтра? я нашёл место, куда можно вас отвезти - даниэль не раздумывает, отвечая незамедлительно – да, свободен – и добавляет – спасибо, что предупредили заранее – а затем поднимается, собираясь ехать домой, но, уже подойдя к дверям, замирает. в его руках всё ещё букет. и внезапно приходит чёткое осознание, что с этим букетом возвращаться нельзя. не потому что даниэль стыдится самого жеста, нет, совсем наоборот, но потому что дома, скорее всего, будет камиль, а объяснять ему, почему он пришёл от «невесты» с цветами, даниэль не хотел. врать, что лилит отказалась,  он тоже не мог, не хотел осквернять ни себя, ни лукеззе ложью, но и выставлять встречу с асмодеем на обозрение, зная, каким издевательским будет тон брата, тоже не был готов. а потому даниэль лишь аккуратно вытаскивает одну розу, и, засунув её под край пуловера, прижимает ближе к груди, предварительно обломав самый длинный шип, но не успев заметить другой, моментально оцарапывает себе нежную кожу. он чуть морщится, но ничего не говорит, оставляя целый букет у входа, на старой каменной тумбе, рядом с книгой молитв. два телохранителя уже ждут его у выхода. даниэль выдыхает, кивает, и не говоря ни слова, выдвигается в сторону дома.

следующий день выдался на редкость светлым, сентябрьское солнце почти не оставляло теней во внутреннем дворе особняка, а даниэль уже собранный сидел у двери, держа телефон в руках. и когда короткий сигнал сообщения прошелестел в кармане, сердце его глухо подпрыгнуло, ведь это означало, что асмодей уже подъехал за ним и можно было выдвигаться в путь. дани легким шагом двинулся по дорожке, уже почти добравшись до чёрного автомобиля, стоящего у въезда, как вдруг услышал, как из-за стеклянного ограждения террасы второго этажа донёсся ленивый голос, лишь казавшийся равнодушным, но в нём моментально распознался фирменный яд камиля - и куда это ты собрался, святоша? - и даниэль, внутренне сжавшись, предпочёл сделать вид, что он его не расслышал, только чуть ускорился, не оборачиваясь. отчего камиль лишь внимательнее присмотрелся к машине и тут же перешёл на французский - putain, daniel, c’est quoi cette poubelle garée dans notre cour? tu vas encore voir ta pute? elle est devenue si importante que son larbin de frère doit t’accompagner en personne maintenant?* - он не стал спрашивать больше, вместо этого резко свистнул в сторону охраны, медленно направляющейся к их машине - глаз с него не спускайте, даже если он попросит, особенно если попросит! - а затем, наклонившись вперёд, выкрикнул брату – e sais que tu m’entends, daniel !? je te surveille, à chaque putain de pas, t’as compris ? tu crois que je vois pas comment tu rampes derrière les luccese comme une pute à domicile ? je pourrais très bien descendre là tout de suite et t’arracher de cette bagnole par la peau du cou, comme un chaton sorti des égouts…- дальнейшие слова дани не услышал, потому что уже дошёл до машины, дёрнул ручку чуть резче, чем хотел, и, не дожидаясь ни приглашения, ни взгляда, буквально влетел на переднее сиденье, захлопнул за собой дверь, резко выдохнул и судорожно пристегнулся, будто ремень был последним, что удерживает его от распада. рядом асмодей всё это время наблюдал в тишине. и теперь, повернув голову, медленно изогнул бровь с такой нарочитой ленцой, в которой считывался вполне живой интерес и неумолимое ожидание. даниэль уставился на свои колени, выдохнул ещё раз, уже тише, и только тогда обернулся – здравствуйте - произнёс он с вежливой ровностью - простите за задержку - он медленно перевёл взгляд на луккезе, почти извиняясь глазами - камиль считает мы поедем к лилит и немного расстроен – даниэль отвёл глаза, не в силах удержать контакт слишком долго, будто боялся, что в синеве глаз асмодея отразится вся его ложь. хотя.. это ведь и не было ложью, не до конца. он просто… не стал ничего говорить. голос даниэля на секунду дрогнул - я не стал его переубеждать, не посчитал нужным - он снова опускает глаза, будто сдерживая то ли стыд, то ли укол вины, потому что часть его всё ещё тянулась к честности, а другая к молчанию - наверное, это расстроит вас. и мне жаль. но… я просто не хотел ссориться – пальцы его дрожали, когда он напряжённо вглядывался в зеркало заднего вида, всё ещё ожидая увидеть там бегущего по подъездной дорожке камиля – он всегда был немного… - дани замялся так надолго, пытаясь подобрать подходящее слово, но наконец выдохнул – ревнивым - он сказал это почти с извинением, будто за чужой характер отвечал лично - а теперь эта помолвка и все вокруг сошли с ума – он тщетно пытался успокоить стучащее в груди сердце и придумать любой повод сменить тему разговора, лишь бы не о внезапной вспышке ярости камиля, а потом спросил на опережение первое, что пришло в голову – насколько мне известно, вы тоже ещё не женаты? - и это прозвучало почти невинно, но в глубине вопроса затаилось тонкое желание отвлечь, сбить разговор с неприятного пути.. .

снаружи солнце легло золотыми лентами на приборную панель, и даниэль неуверенно улыбнулся, глядя на асмодея, будто извиняясь за всё сразу. и за камиля, и за свою за неловкость, даже за собственное появление.

_{*какого хрена, даниэль, у нас во дворе стоит эта помойка? ты опять к своей потаскухе собрался? она настолько важная персона, что её брат-лакей должен лично сопровождать тебя?}

_{**я знаю ты слышишь меня даниэль!? я за тобой слежу. каждый шаг твой, понял? ты думаешь, я не вижу, как ты ползаешь за луккезе, как шлюшка по вызову? я бы мог прямо сейчас спуститься и вытянуть тебя оттуда за шкирку, как котёнка из канализации}

пусть все услышат

она снова с исааком оказалась в доме луккезе, пока тот скрылся в кабинете асмодея. она увидела охранника, который в прошлый раз был с ней дружелюбный и направилась к нему, но тот увидев ее, сразу же сменил направления. карма нахмурилась, и пошла бродить по коридорам. но каждый человек в этом доме увидев ее, сразу же исчезал из ее поля зрения. она возвращается к исе злая, раздраженная, расстроенная, - никто со мной не хочет общаться, значит теперь это твоя проблема. сса хлопает себя по коленке - иди сюда, расскажи, что случилось. карма заторможенно моргает, впиваясь взглядом в ису, а после зло фыркнув, садится на его колени, из принципа, - в этом доме нет ни одного сносного собеседника, никто не разговаривает со мной.

- их работа заключается в другом - исаак стучит пальцем ей по лбу.

- а твоя развлекать меня и ты плохо справляешься со своей работой, - фыркает она, отклоняясь от его пальца.

исаак смотрит на надувшуюся кармель и хрипло смеется - чем же ты хочешь, чтобы я тебя развлекал? - его палец соскальзывает на тонкую шею и вниз по спине, проходясь по позвоночнику. тело пробивает дрожь, карма поддается вперед, чтобы скинуть с себя чужие прикосновения от которых сводит живот, - не знаю, это твоя работа, ты придумай, - ее голос стал хриплее.

исаак усмехается, лениво наблюдая, как карма пытается сохранить над собой контроль. его рука опускается на талию, легко сжимает, притягивая её ближе, лишая возможности сбежать - есть у меня одна идея - шепчет он ей на ухо, пролезая пальцами под ткань одежды.

кожа покрывается мурашками, а дыхание на секунду перехватывает от близости исаака, она цепляется за его плечо, больше для вида, чем для сопротивления, облизывает внезапно пересохшие губы - да, и какая?

исаак хмыкает и медленно разводит свои колени в стороны, заставляя карму, сидевшую на них боком, потерять равновесие. её тело соскальзывает вниз, проваливаясь прямо между его разведённых бёдер - я покажу - шепчет он, зарываясь одной рукой в её длинные волосы, а второй продолжая бесстыдно скользить выше под юбкой, пробираясь к внутренней стороне бедра.

карма удивленно вскрикивает, когда на мгновение теряет опору под собой. она в упор смотрит него, прикусывая нижнюю губу, чтобы подавить любые звуки которые грозятся сорваться, от ладони в волосах, почему это так приятно? а ноги сами разъезжаются, поддаются навстречу прикосновению.

пальцы в волосах кармель сжимаются крепче, чуть натягивая пряди, удерживая её лицо рядом с собой, чтобы видеть, как она борется сама с собой, как прикусывает губу, пытаясь не выдать себя - ну же - произносит он глухо, пока ладонь наконец добирается до тонких, почти невесомых трусиков под юбкой. через лёгкую ткань исаак проводит пальцами вдоль её самого чувствительного места, еле касаясь - не сдерживайся, пусть все вокруг слышат, как мы разговариваем - пальцы продолжают ленивые, обжигающие круги разжигая чужое нетерпение.

карма зажмуривается, потому что то, что появляется в глазах исаака обжигает, он сам весь обжигает, его прикосновения оставляют ожоги, следы, помечая ее, а ее тело жаждет этого, оно поет и отзывается. карма сдвигается ближе, к его руке, а после когда ее касаются там тихий едва заметный стон срывается, а низ живота поджимается, она вцепляется ему в запястья, то ли в попытке оттолкнуть, то ли в попытке прижать она не знает. - зачем другим слышать как мы разговариваем? - в горле пересохло, она смотрит на него из-под ресниц

исаак удовлетворённо наблюдает за тем, как её пальцы, полные фирменного сладкого противоречия вцепляются в его запястья. он неторопливо скользит пальцами вдоль её уже влажной ткани снова, чуть сильнее надавливая, вызывая новую дрожь и волну тихого, срывающегося стона. его ладонь в её волосах натягивает пряди ещё чуть сильнее, наклоняя её голову так, чтобы он мог видеть её лицо, полузакрытые ресницы, дрожащие губы. он вдыхает её, почти прижимаясь к щеке кармель - потому что я так сказал - властно отрезает, пока пальцы резко соскальзывают с трусиков, забираясь под них, на голую, горячую кожу. он касается её нагло и властно. сначала медленный, обжигающий круг подушечкой среднего пальца вокруг её самого чувствительного места. потом лёгкий, почти невесомый нажим, и дальше движение чуть сильнее, палец скользит вдоль, разделяя влажную складку, нащупывая крошечный пульсирующий центр наслаждения. исаак наблюдает за реакцией кармель, как она захватывает ртом воздух, как спина её выгибается, как бедра сами подаются навстречу ему, и прикусывает её ухо в такт своим движениям - я сказал, не молчи.

карма вздрагивает, когда его палец ласкает ее чувствительное место. грудь тяжело вздымается, щеки горят, а тихий стон срывается с губ. у кармы кончаются силы сдерживать звуки. - иса, - всхлипывает она, когда больше нет никаких преград между его прикосновениями. тело предательски выгибается, бедра двигаются сами, к нему, его пальцам, а ногти впиваются ему в запястье. только бы не убрал. пальцы дрожат, дыхание срывается с губ неровными вздохами. она не знает, как быть, тело подсказывает одно, воспитание шипит другое. но когда он кусает мочку и в голосе слышно властный тон, карма больше не в силах сдерживаться. она чувствует, как всё внутри стягивается в тугой, мучительный узел сладкого напряжения. порыв сильнее её, всхлипы, стоны, робкие срываются с губ. - иса... - ее голос дрожит, прерывается на каждом настойчивом движение, карма отчаянно цепляется за него, будто за единственное, что может удержать её от того, чтобы утонуть в этом ослепляющем ощущении.

пальцы исаака двигаются быстрее и целенаправленнее. средний палец уверенно массирует крошечный, пульсирующий центр, наращивая давление каждым новым кругом, каждым скользящим прикосновением, и тело кармы реагирует безотказно, судорожно поддаваясь навстречу его руке, вибрируя от натянутого до предела удовольствия - хорошо - хрипло выдыхает исаак в самое ухо, ощущая, как она задыхается у него на руках - так и надо, девочка, я хочу тебя слышать - он чуть прикусывает ей шею, оставляя на ней горячий, влажный след, и в этот момент его пальцы ускоряют ритм, безжалостно подталкивая кармель всё ближе к краю. каждое движение выверено, надавливание, скользящий рывок, лёгкое круговое трение. и снова. и снова. и снова без остановки, пока бедра кармы не начинают дрожать сильнее, пока её ногти не вонзаются ему в кожу глубже, а стоны не становятся почти умоляющими. исаак чувствует, как

поджимается живот, предвещая скорую разрядку. он наклоняется ближе к кармель, проводит носом по её щеке, жадно вдыхая запах её кожи и возбуждения, а затем шепчет - кончи для меня, кармель. я хочу, чтобы ты сделала это на моих пальцах. хочу слышать, как ты зовёшь меня, когда теряешь себя - его голос глухой, пропитанный владычеством, а его пальцы неумолимы, пока не добьются своего, чтобы она вновь разлетелась под ним на тысячи дрожащих осколков.

карма теряется. не может думать. все её тело будто перестает принадлежать ей, становится послушным его пальцам, его голосу, его требовательному дыханию у её уха. все, что остается от нее - это чистое, ослепляющее ощущение. она дрожит в его руках, разгораясь изнутри, как будто каждое нервное окончание вспыхивает огнем от каждого скользящего движение. все её тело вибрирует в руках иссака - податливое, дрожащее, потерянное. его пальцы выбивает её из равновесия, заставляя выгибаться сильнее, теряться в тихих, жалобных, умоляющих стонах, вперемешку с его именем, - иса... - она цепляется за него изо всех сил, как за якорь в безумном шторме, ногтями оставляя следы, но не в силах остановиться. его запах, его кожа, его голос, его пальцы - всё в нём тянет её к краю, безжалостно, не давая шанса спрятаться или притвориться. его властный тон - последняя капля. её охватывает волна пронзительного, почти болезненного трепета. она повинуется этому приказу, чувствуя как живот поджимается, ногти вонзаются глубже в запястье, и она, задыхаясь, срывается на неровный всхлип, тело срывается в дрожь, словно слишком натянутая струна, и она кончает, захлебнувшись его именем, срывающимся с губ в хриплом, дрожащем шепоте, разлетается на кусочки под его руками. карма тяжело дышит, дрожа всем телом, будто пронзенная током, не в силах вернуть себе контроль. всё внутри словно залито горячим, сладким туманом, и каждый нерв трепещет от слишком сильных ощущений. она утыкается лбом в его шею, судорожно хватая ртом воздух, ощущая, как сильно бьётся его сердце прямо под кожей. её пальцы слабо цепляются за него, как будто боясь, что если отпустит - он исчезнет. и только когда дыхание начинает выравниваться, карма вдруг остро ощущает - его возбуждение. её бедро чувствует всю тяжесть и твёрдость, сквозь ткань, явно, болезненно ощутимую. это открытие обжигает её изнутри новой, пугающей волной желания. её пальцы, ещё слабые, ещё дрожащие, опускаются ниже по его животу, осторожно, будто на грани между страхом и решимостью. карма прижимается крепче, проводя ладонью по напряжённой линии его бедра, нащупывая через одежду его возбуждение, ощущая как её щеки начинают краснеть. её прикосновение сперва неуверенное, но жадное, полное неуклюжести. она поднимает взгляд, ищет его глаза - просит в них, спрашивает молча, нужно ли ей продолжать.

исаак чувствует, как тело кармель обострённо дрожит в его руках, и в следующую секунду она срывается, захлебнувшись его именем в хриплом, теряющемся шёпоте. он не отводит взгляда, не прерывая движения, наблюдая, как она рассыпается прямо на его руках. нет ничего прекраснее вида её оргазма. исаак глухо выдыхает, а его пальцы ласкают её ещё несколько томительных секунд, помогая ей прожить каждую секунду наслаждения до конца, прежде чем он медленно освобождает свою руку, давая время кармель отдышаться - умница, девочка - шепчет он хрипло, почти нежно, чувствуя, как она утыкается ему в шею, дрожа всем телом, и проводит пальцами вдоль её спины успокаивающим движением. и именно тогда, когда её дыхание начинает приходить в норму, он чувствует как чужая ладонь, ещё дрожащая от недавнего оргазма, осторожно скользит вниз, нащупывая через ткань его болезненно затвердевший член. он тихо шипит сквозь зубы, его рука возвращается к волосам кармы. исаак смотрит на неё сверху вниз, ловит её смущенный взгляд, наполненный неуверенного желания и готовности, а потому глухо усмехнувшись, он склоняется ближе к ней, почти касается её губ своими - давай - шепчет он, покусывая её за аккуратный подбородок - веди себя так, как хочешь. для меня. - свободной рукой он направляет её ладонь точнее, накрывая своей, ведя её движения, приучая к тому, как он хочет. он чувствует, как пальцы кармель всё смелее сжимают его сквозь ткань, как дрожит её рука, и это сводит его с ума медленно и сладко. исаак не торопит её, полностью наслаждаясь этим моментом.

карма облизывает свои внезапно пересохшие губы, когда лицо иссака слишком близко, его губы дразнят, почти касаются её. она тонет в этом моменте, в его голосе, в его разрешение. карма ловит его взгляд, и чувствует, как где-то глубоко внутри что-то взрывается, заставляя её с трудом глотать воздух. она боится сделать неправильно, боится разочаровать его… но сильнее всего сейчас она боится остановиться. её пальцы всё ещё дрожат, но в этой дрожи теперь не только стеснение и остаток пережитого оргазма, в ней странное, пугающее сладкое желание быть для него правильной, быть для него хорошей. когда исаак накрывает её ладонь своей, карма подчиняется без сопротивления, позволяя ему вести. это уже знакомая территория, она знает как ощущается его член на её ладони. и как он звучит. и это придает ей уверенности. её пальцы, ещё дрожащие после пережитого наслаждения, неуверенно скользят вниз, нащупывают край его брюк. сердце грохочет в ушах так, что всё вокруг тонет в этом бешеном ритме. она медлит всего долю секунды, ловит в последний раз молчаливое, одобряющее движение исаака, и аккуратно, неловко расстёгивает застёжку. её руки дрожат так сильно, что кажется, пальцы её не слушаются, путаются, задевают ткань, кожу, но она не отступает. она хочет этого. когда она наконец справляется, карма чувствует, как ткань чуть ослабевает, открывая ей доступ к его телу. она опускает ладонь глубже, на обнажённую, горячую кожу, и замирает на секунду, чувствуя, насколько он твёрдый, насколько живой под её рукой. она вспоминает его предыдущие указания, обхватывает ладонью, поворачивает запястье, проводит пальцами по всей длине. её дыхание снова сбивается, в груди рождается тихий, прерывистый стон, от волнения, от ощущения его горячего возбуждённого тела под её ладонью. она поднимает на него взгляд, смущённый, горящий, полный желания угодить, а затем, не выдержав жара в его глазах, опускает голову, пряча лицо в изгибе его шеи. касается губами кожи, повторяя его действие. её дыхание обжигает кожу исаака, он пульсирует у неё в руках, тяжёлый, горячий, живой, и это ощущение сводит её с ума так же сильно, как его слышать его дыхание. она собирает смазку на головке, пальцем растирает и задерживается на уздечке, проводит по всей длине. её ладонь обхватывает его увереннее, движения становятся чуть смелее, то скользящие, то обхватывающие, то снова медленно поглаживающие вверх-вниз. - я хорошо справляюсь? - шепчет она ему в шею. карма жмурится, опаляя его кожу поцелуями через дыхание, и продолжает — смелее, крепче — до тех пор, пока не почувствует, как его мышцы напрягаются под её ладонями в преддверии разрядки.

исаак смотрит на кармель сверху вниз, не отрываясь, и в этом взгляде тонет всё - одобрение, восхищение и голод, который невозможно скрыть. он чувствует, как под её робкими, но старательными движениями член напрягается всё сильнее, пульс срывается в безумный ритм, горячая кровь стучит в висках, отзываясь в каждой клетке тела. она так старается... и когда её палец касается чувствительной уздечки, айк выдыхает так резко, что почти задыхается, кармель в ответ лишь собирает смазку и растирает её, массируя головку. исаак сжимает челюсти, не в силах сдерживать ни один звук - очень хорошо, девочка..- соглашается он с ней и низко стонет, почти рыча, когда снова чувствует её пальцы на своей обнажённой, чувствительной плоти. каждый раз, когда она сжимает, когда проводит по всей длине, его дыхание срывается, становится глубже, неровнее, а тело невольно подаётся навстречу её руке. он наклоняется ближе, губами касается её уха, шепчет между стоном и выдохом - такая внимательная, такая нежная - его голос становится хриплым, почти болезненным от напряжения - ещё... не останавливайся. веди ладонь чуть плотнее, да... вот так. сожми сильнее у основания и скользи вверх, медленно. теперь снова вниз, до самого конца... не торопись - каждая подсказка обрамлена вздрагивающим телом и дрожащими пальцами, сжимающими её затылок. исаак чувствует, как карма впитывает каждое слово, как следует каждой просьбе, стараясь быть идеальной - и от этого возбуждение превращается в пульсирующую пытку. его бедра двигаются навстречу, едва заметно, инстинктивно, как будто тело само подчиняется её руке. его живот подрагивает от напряжения, мышцы живота напрягаются в предчувствии конца, дыхание срывается, сердце грохочет в груди. исаак чувствует, как он больше не может держаться, как разгорается пламя внизу живота, как оно поднимается, затопляя всё - чуть крепче, да. не останавливайся. ты такая умница... господи, кармель - и когда она снова сжимает его, проводит по всей длине, в самый уязвимый миг - он резко вжимается в неё и коротко, сдавленно стонет, почти с мучением. он кончает горячо и мощно, а бедра подаются к её руке, пальцы в волосах сжимаются сильнее, в голосе слышится нечто почти звериное - стон, сдавленный на её шее, дрожащий, не сдержанный. исаак буквально ломается у неё в руках. ещё несколько толчков, и он замирает, тяжело дыша, уткнувшись лицом в её шею. его сердце всё ещё бьётся с бешеной силой, ладонь слабеет, сползает с её головы на плечо, он нежно прижимает её к себе. дыхание тяжёлое, грудная клетка ходит вверх-вниз и исаак не сразу может что-то сказать - чёрт - выдыхает он ей на кожу, с хриплой, почти ласковой интонацией. он опускает подбородок ей на макушку, проводит рукой вдоль позвоночника - от шеи до поясницы, а потом наклоняется к уху, чуть прикусывает мочку, и его голос всё такой же низкий и глухой, но с новыми нотками собственника - ты опасно быстро учишься, карма… это было дико хорошо..и я надеюсь все вокруг это услышали.

карма дрожит от того, как её имя звучит в его голосе. от того как он стонет, подается навстречу, то, как он ее хвалит. от этого в груди разгорается тепло, и ей хочется потвердеть его слова. она старательно выполняет его указания, ощущая то, как внутри нее все пульсирует от его слов. её ладонь повинуется ему безупречно: сжимает, скользит, ведёт, медленно, послушно. внутри у неё всё сжимается, отзывается вибрацией внизу живота, она впервые осознает, что это ее рук дело - что она может довести его до такого, что может быть причиной хриплого дыхания, то как его бедра двигаются в такт, и то как его пальцы сжимают ее волосы. то как исаак рассыпается в удовольствие из-за нее. по коже пробегает дрожь страшно и... восхитительно. и когда он кончает со сдавленным стоном, она ощущает горячее дыхание на своей шее. это отпечатывается у неё под кожей - как будто он в ней тонет. она не хочет быть идеальной, она хочет быть настоящей. он утыкается в нее, пряча в своих объятиях, не отталкивая, и она вцепляется в ответ, - ты был...такой красивый сейчас, - шепчет она откровения, и отгоняет забирающее чувство стыда, и его следующее слова, что она быстро учится, заставляют ее застенчиво улыбнуться, почти нагло, избавляясь от навязчивых мыслей, - я думаю, что они слышали только тебя.

не сдерживайся

обычно, когда они целуются, тео накрывает её своим телом. или они лежат, лицом к лицу, уткнувшись носами, пряча улыбки между поцелуями. но сегодня иначе. сегодня элли сидит у него на коленях, ноги по обе стороны от него, и он откинут к изголовью кровати, спиной к подушке. тео тянется, целует её, не спеша. его ладонь на её талии, большой палец касается обнаженной кожи, футболка чуть задралась. он проводит большим пальцем по открытому участку, почти не думая, просто хочет чувствовать. но элли ерзает. и он чувствует это, будто ток прошёл по позвоночнику. он отрывается от её губ, тяжело дышит, прячет лицо у неё в шее. его голос шёпот, почти мольба:

- элли…не ерзай… пожалуйста..., - он чувствует, как его возбуждённый член упирается в неё сквозь ткань. элли чуть смещается и тео тихо едва заметно выдыхает, судорожно. его пальцы крепче сжимают её талию, скользят ниже, обхватывают бёдра. он прижимает её к себе, сильнее. чтобы не двигалась. тео почти дрожит от сдерживания. - иначе я не выдержу,- выдыхает ей в ухо, губами едва касаясь кожи. он правда старается быть джентельменом, не давить на элли, но она потрясающая, так идеально сидит на нем, ее запах сводит с ума, ее губы заставляют кровь кипеть и как бы тео не хотел не торопиться, он не уверен, что выдержит ее, ерзающую, на его бедрах.

- и что в этом такого, если ты не выдержишь? - спокойно парирует элли, откидывая мешающие волосы за плечо, но в её голосе, несмотря на ровность, таится едва уловимая дрожь. волнение от небольших шагов на ещё неизведанную территорию. элли смотрит прямо в глаза теодора, замирая на миг, словно прислушивается не только к его дыханию, но и к собственному сердцу, что сбивчиво забилось в груди от вкрадчивого шепота теодора в её ухо - может…- она облизывает губы, прежде чем продолжить, не отводя взгляда - может быть, нам уже можно, тео? - элли несмотря на просьбы тео не двигаться, всё же садится плотнее, чуть ближе, будто примеряется. и это движение вызывает в ней одновременно и волну смущения, и стаю мурашек вдоль позвоночника. элли отводит взгляд всего на секунду, тяжело выдыхает и шепчет, касаясь губами подбородка любимого - я хочу..

теодор будто замирает. в груди сердце сбивается с ритма, прежде чем ударить вновь, резко, болезненно. -элли…- он волнуется. блядь, он волнуется. он, который никогда не волновался, волнуется когда элли сидит на нём, такая настоящая, доверчивая, с глазами, полными ласки, он чувствует, как дрожат пальцы. и это совсем не от возбуждения. это что-то глубже. сильнее. он проводит ладонью по её бедру медленно, с осторожностью, будто боится, что всё это исчезнет, если дотронется слишком резко. его взгляд растерянная, жгучая нежность, от которой он не может нормально дышать. просто смотрит. впитывает её, каждую черту, каждое касание.- ты уверена?..- голос хриплый, едва слышный. его ладонь ложится на затылок элли, нежно, ведь она самое хрупкое, что когда-либо было в его руках. он тянет её ближе, соприкасается лбом, вбирает тепло кожи, тепло присутствия. - всё в твоих руках. одно твоё слово и я остановлюсь, милая… но губы элли уже касаются его. приникают к щеке, к линии челюсти, и он сдаётся. всё. больше не остаётся ничего, кроме неё. её дыхания. её прикосновений. её доверия. он подтягивает её ближе, крепче прижимает к себе. его возбуждение упирается в ткань её шорт. чувствует, как жар между ними пульсирует, как тонкая ткань больше не спасает, а только усиливает каждое движение. он двигает бёдрами навстречу, чуть, мягко, но ощутимо. чувствует, как ткань трётся между ними. как её тело отзывается дрожью. - ты сводишь меня с ума, - шепчет тео. голос срывается на вдохе. его ладони скользят по её ногам, осторожно, словно благоговейно. пальцы прячутся под футболку, гладят её живот, нежно, замедленно, не поднимаясь выше. не пересекая черту. его губы снова находят её. целуют в том же ритме, что и их тела, в унисон, в трепетном движение. он чувствует всё, как сбивается её дыхание, как горячо и влажно между её ног. это сводит его с ума. он дрожит, и чувствует как она дрожит вместе с ним. всё, что он не может сказать словами, он передаёт прикосновениями. его ладони ласкают, согревают, молят. - ты так прекрасна, - шепчет он, смотря в ее глаза.

элоди слышит, как теодор произносит её имя… и глаза прикрываются сами собой - всю жизнь стоило положить лишь на то, чтобы слушать, как он её зовёт тихо, с этой надтреснутой интонацией, полной волнения, и её сердце болезненно сжимается, потому что именно в этом голосе, полном нежности и смятения, она чувствует, что да, уверена - тео - она шепчет ему в губы - ты…это всегда будешь только ты, так что…- и она целует его, прижимаясь ближе. от ощущения твердого и возбужденного теодора, вжимающегося в нее, элли бросает в жар. волны новых приятных ощущений тянутся снизу прям вдоль позвоночника, и она порывисто двигается им навстречу, пробует и примеряется. ей нравится это новое, обжигающее чувство между ног. от появившейся влажности почему-то становится неловко и хочется зажмуриться. но слова теодора не дают ей это сделать. ему нравится, нравится, нравится также сильно, как и ей!! элоди чуть прикусывает губу, пытаясь сдержать стон, который всё равно вырывается полувсхлипом и тонет в еще одном торопливом поцелуе. будто бы он случился впервые, хотя они уже целовались сотни раз, но этот поцелуй уже совершенно другой, в нём всё гораздо глубже, интимнее. там - признание «я хочухочухочу». но теодор осторожен, безмолвно просит позволения в каждом движении, и эта его сдержанность вперемешку с нежностью сводят с ума сильнее любых торопливых жестов. элли кажется, что если он где-нибудь коснётся её сильнее, она не выдержит, взорвётся от напряжения, которое пульсирует внутри, как огонь, заключённый в слишком хрупкую оболочку. а от того бёдра движутся сами в каком-то нескладном ритме, и элли чувствует, что ткань между ними уже намокла насквозь. это её влага - унизительно и восхитительно одновременно. лицо горит, но элли решительно скользит ладонями по груди и животу теодора, находя краешек его футболки. она медленно тянет ткань вверх, пальцы дрожат от страха перед тем, что она вот-вот коснётся чего-то совершенно нового. и когда теодор приподнимается, помогая, ладони элли, наконец, скользят по его голой, горячей коже. она чувствует, как напряглись мышцы у нее под руками, как пульсирует возбуждение между их тел, и её тело откликается на это. она продолжает двигаться плавно и неумело, опираясь на оголенный торс теодора, всем телом, вжимаясь в поисках правильного угла, сдерживая тихие, едва слышные стоны, сгорая от неизученной раскованности и давления члена под ней, что пульсирует всё настойчивей - тео… - выдыхает она - мне хорошо…

теодор будто тонет в ее голосе. в ее искреннем, смелом шепоте, ты...это всегда будешь только ты... и он не знает как дышать. тео ловит ее губы, жадно, будто только этот поцелуй спасет его. он чувствует, как она прижимается, как ее движение становятся смелее, пробуют, ищут точку соприкосновения - и каждый ее порыв, каждый изгиб ее тела на нем срывают с него остатки самообладания. обе руки скользят на ее бедра, крепче сжимают, напрягает челюсть, тео замирает от удовольствия, которое слишком живо, слишком остро. её влага тёплая, ощутимая сквозь шорты, его сводит с ума, что это из-за него. его разум перегорает в огне стыда и обожания одновременно. она хочет его. по-настоящему. и когда её пальцы добираются до его кожи, скользят под ткань, когда он приподнимается и помогает, он будто открывает себя. весь. без защиты. смотрит на неё снизу вверх. в его глазах ни тени бравады. только дрожь, только искренность. он слышит, как она дышит. как сдерживает стон, и всё внутри него стонет в ответ. он целует ее, его язык скользит внутрь ее рта, лаская, а большие пальцы забирают чуть-чуть под ткань шорт, но не двигаются дальше, лишь нежно гладят кожу. они двигаются навстречу друг другу, будто медленно, но неотвратимо притягиваемые чем-то большим, чем просто желание. он приподнимается навстречу, отвечает, двигается медленно, будто каждое её движение проходит через его позвоночник током. помогает ей, поддерживает бедра, двигается в унисон. а когда слышит свое имя, то срывается, - вот так, милая, тебе должно быть хорошо, - его шепот дрожит, тео будто не знает, как выдержать это. потому что он, в этот миг, чувствует не возбуждение, не просто желание. он чувствует любовь. голую, открытую, разрывающую изнутри. - элли… - выдыхает он. голос почти не звучит. он подаётся вперёд, уткнувшись лбом в её плечо, сдерживает дрожь, движение, себя. но это нереально, слишком хорошо, в груди громыхает. в бёдрах напряжение, пульсация, невозможность больше терпеть. теодор зажмуривается. один удар бедрами вверх будто инстинкт. будто ответ на её голос, её дрожащий выдох, на то, как она движется, неуверенно, сладко, жадно. - боже, элли, - хрипит он, прижимает к себе ближе, ему нужно больше. хочется раствориться в ней. целует губы. щёку. висок. и двигается в унисон с ней, позволяя телу говорить вместо слов: я здесь. я с тобой. я твой.

пальцы элли всё ещё скользят по животу теодора, и она чувствует как под ними всё пульсирует, как его горячее тело движется под ней. когда он скользит большими пальцами под край её шорт, элли неосознанно задерживает дыхание, потому что это всё новое и неизведанное, а оттого пугающее. но тео не идёт дальше, и в этом жесте больше заботы, чем она когда-либо получала от кого-то, и так много доверия друг к другу. элли прижимается ближе, насколько это возможно, откидывает голову назад, потому что жар между ног уже невыносим и влажность стала почти липкой, и от этого стыда её трясёт, но тело двигается само, как будто принадлежит уже не ей. а ему. - тео - шепчет она в ответ, прижимаясь бедрами на его встречные толчки, чувствуя, как напряжение в его теле откликается в ней, как если бы они были настроены на одну волну - мне нужно… нужно ещё…немножко - она не знает можно ли это говорить, но говорит, потому что если не скажет, то сгорит изнутри. пальцы элли перебираются на шею теодора ласково и нежно. она так отчетливо чувствует его член под собой, как будто еще немного и он окажется внутри, хотя между ними слои одежды, и в этой иллюзии есть что-то невероятно возбуждающее, пугающее, сводящее с ума. тео движется чуть быстрее, чуть смелее, отчего элли не может сдержать всхлип, ведь она ощущает, как её клитор на грани, так сладко трётся о влажную ткань, и когда теодор вдруг чуть сильнее и плотнее подаётся вверх, углубляется, то внезапно угол становится идеальным…элли не выдерживает. не сдерживается, потому что ей вдруг невыносимо жарко становится во всём теле, лицо вспыхивает, бедра двигаются судорожно, бессвязно, потому что больше нет ни мыслей, ни контроля. и в следующий момент её срывает - внутри всё разрывается, как будто тысячи нитей рвутся одновременно, первый в жизни оргазм волна за волной накрывает её изнутри. пальцы беспорядочно зарываются в его волосы, элли дрожит, замирает и снова двигается, не зная, не понимая, чего хочет больше - остановиться или продолжить. каждая капля удовольствия превращается в электричество, что бьёт по позвоночнику вверх и вниз. она тихо и сдавленно выстанывает - тео… - как будто удивляется сама себе, не веря, что это случается - тео… я… это…- элли прячется в его шею, и ей хочется поцеловать его, но вместо этого она опускает свою руку вниз робко и неуверенно, касаясь сквозь ткань его штанов осторожно, словно спрашивая разрешения. и когда он не отстраняется, а наоборот, чуть подаётся навстречу её ладони, элли тут же обхватывает пульсирующий, все еще требующий разрядки член сквозь одежду. внутри все снова сжимается от того, насколько он твёрдый, как пульсирует под её пальцами, как откликается на малейшее движение. её ладошка скользит чуть увереннее, но неровно и медленно, будто учится, примеряется, и по дыханию теодора, по глухому стону, что вырывается из его груди, она понимает, что действует правильно.

теодор не может оторвать от нее взгляда. щеки элли раскраснелись: от смущения, жара, волнения, он чувствует как тяжело поднимается ее грудь, видит как губы прикушены, как глаза блестя, ее бедра хаотично двигаются - словно она нуждается в нем, и его имя на ее губах, то как она произносит, заставляет чувствовать как внутри тео что-то плавится, - давай милая, - ласково шепчет он, в такт ее движениям, поощряет, его большие ладони скользят по её спине, пока тело элли гонится за оргазмом, он и сам уже близко, но когда тео чувствует, как ее бьет дрожь, он прижимает ее ближе, ощущая мурашки по коже от ее дыхания на шее, - ты молодец, все хорошо, я здесь, - шепчет он, мягко, поддерживая её, оберегая её первый оргазм, как что-то хрупкое и важное. он чувствует прилив удовлетворения, который только усиливает его возбуждение, от того, что она сейчас на нем, его рука мягко зарывается в ее волосы, гладит затылок, - потрясающая...- но мысль обрывается, когда ее рука робко опускается вниз и касается его через ткань. не смело, проверяя границы, тео не отстраняется, наоборот бедра сами двигаются ей навстречу, неосознанно, потому что его тело больше не слушается, только тянется к ней. принадлежит ей. он судорожно выдыхает, звук кажется слишком громким в темноте комнаты. тео прикусывает губу, чтобы не застонать, но всё внутри напрягается до предела, его глаза почти закатились от этого мягкого прикосновения, тео чувствует её ладонь - маленькую, тёплую, искреннюю - и этого достаточно, чтобы его контроль начал трещать. он двигается чуть сильнее, чуть быстрее, сдерживает себя до последнего, но с каждым её движением становится ясно: он близко. слишком близко. и он теряет контроль. бедра поддаются в последний раз — чуть резче, чуть сильнее, и он стонет, глухо, уткнувшись лицом в её шею. всё тело выгибается, руки сжимают её крепко, будто боится отпустить. - элли, - он кончает, прямо в штаны, сквозь всю ткань, не в силах остановиться. жар волной накрывает, дыхание сбивается, и он замирает, прижавшись к ней всем телом. его пробивает дрожь, он тяжело дышит, а после одним движение переворачивает их, подминая элли под себя, и завлекая ее в нежный, трепетный, но страстный поцелуй. его тело накрывает ее - защищает, прячет, утешает, пока обоих пробивает дрожь. он чувствует как его дрожащие пальцы вжимаются в элли, пытаясь прижать ближе. еще ближе. так крепко, как будто боится, что она исчезнет.

кристофер оставшись в пустой квартире, голый, уязвленный, в противоречивых чувствах, разбивает костяшки в кровь и клянется, что все. это больше не повторится. и конечно, его не беспокоит молчание телефона. совсем. флетчер исчез так, будто этого всего не существовало. и крис не злился. нет, конечно. этого ведь он хотел, верно? вытравить из своей жизни ебучего флетчера. он даже не смотрит на экран телефона чаще обычного. почти. он даже не заходит в их переписку. ну, разве что раз. или два. или двадцать. но он не злится. он не злится. просто его зубы стискиваются до боли в скулах. просто в животе холодная пустота, как будто проглотил лёд. все вернулась в норму. как будто его, жадного, бешеного, горящего флетчера, с ремнём на шее и с горлом, полным крика, — не было вовсе.

но крис не злился.

он не мог злиться.

он не имел права.

ведь между ними не было ничего. как он и хотел, тогда почему блять в груди больно?

а потом его рутинный вечер в жалости к себе, когда он избегает ванессу и весь внешний мир, врывается люсеро.

- подвези до кула, моя машина рассчитана только на двоих, - рядом с ним стоит новая чирлидерша, элоди янг и лучший друг беньи – фред. и крис сначала хочет отказаться, потому что хочет остаться один, но кула – база псов, может быть…

они едут в машине, люсеро не замолкает, а после элоди срывается из машины и берет осадой университет. у логово псов их встречает охрана. крис ставит машину и выходит первым, рефлекторно, но элоди идёт вперёд, как танк. с папкой. с документами. с холодной яростью.

- согласно пункту двадцать семь кодекса лиги, — зачитывает она, — игроки могут быть посещены членами семьи в любое время. а теперь, пожалуйста, вот документы.

она кладёт в руки менеджера бумаги. тот в смятении. он смотрит - и бледнеет.

- документы об усыновлении тео янга и элоди янг, - продолжает элоди. - и официальное подтверждение смены фамилии на аркури.

тишина падает тяжело, как камень в воду.

крис в замешательстве. у аркури есть сестра? и это элоди?

они стоят в напряженной тишине возле машины, и вскоре выходят двое.

флетчер и аркури.

как будто их избивали толпой. разбиты губы. синяки. плечи опущены. лица мрачные.

крис стоит, облокотившись о машину. и сердце…блять, сердце пропускает удар.

он видит, как элоди бросается к аркури, своему брату, блять,  повисает на нём, целует — долго, нежно, с отчаянием. а аркури, гладит её по спине одной рукой,

второй цепляется за её волосы, будто боится, что если отпустит — потеряет.

флетчер же останавливается в нескольких шагах. и их взгляды встречаются.

и в этом взгляде…

слишком многое.

кристофер придирчиво оглядывает появившегося на выходе флетчера - точнее то, что от него осталось, и вопрос вырывается как-то сам по себе - кого ты выбесил на этот раз? - и майло выдаёт единственную полу-правду, на которую сейчас способен - подрался с теодором - "плечом к плечу" он, конечно, проглатывает, выставляя всё так будто это аркури перемолол его в фарш.

на секунду в голове янга проскальзывает шальная ревностная мысль, из-за меня? и он снова идёт ей на поводу, бросая взгляд на такого же покалеченного теодора - и кто победил? - никак не ожидая получить в ответ мрачное - тренер - отчего он теряется и поджимает губы, намереваясь развернуться и бросить здесь в одиночестве этого ебучего, лживого, донельзя, сука, загадочного флетчера с его странными ответами. и майло, почувствовав в нём эту перемену тут же объясняется - я нарушил договоренности, получил по заслугам - он беспокойно пинает землю носком кроссовка, явно желая избежать новых вопросов.

но крис тут же прижимает его к машине - интересно, кто заслужил выглядеть так ? - он осматривает майло внимательно, глаза задерживаются на ранах, - это перебор, - рука твердо обхватывает чужой подбородок, чтобы получить лучший обзор на травмы.

а у майло темнеет в глазах от такого казалось бы простого действия. ребра протестующе ноют по тугим бинтом, опоясывающим торс, и флетчер хватается за чужую руку на своем подбородке. а потом поняв как жалко это выглядит со стороны, сбрасывает ее с себя - я. капитан. псов. - цедит он сквозь зубы - если ты не забыл - и морщится, тщательно фильтруя слова - я пример, и я ошибся, и не хочу об этом разговаривать. - он с большим усилием воли берёт себя в руки и нацепив дежурную ухмылку спрашивает -что, волнуешься?

-больно ты мне сдался, - огрызается крис, но его бровь дергается в беспокойном жесте, когда глаза осматривают каждый синяк на лице флетчера.

- повторяй себе это почаще - флетчер ухмыляется под чужим пристальным взглядом

каждую секунду, думает крис, поджимая губы от комментария флетчера, но взгляд смягчается задерживаясь на синяке на подбородке, а ладонь машинально обхватывает чужую челюсть, снова, а палец гладит синяк, а после будто обжигается, одергивает руку, пряча ее в карман, сохраняя каменное лицо

майло замирает, позволяя крису коснуться его лица в этом случайном, и слишком личном жесте. щека приятно покалывает в том месте, где пробежался чужой палец, словно мышечная память воспроизвела последние воспоминания. губы флетчера приоткрываются, он собирается что-то сказать, но вместо этого коротко смеётся - хрипло, почти беззвучно, когда крис напускает на себя вид, словно он для него не имеет никакого значения. - ты ужасно неосторожен - журит его майлз с хитрым прищуром, облизывая пересохшие губы.

кристофер поджимает губы, пытаясь придать своему лицо безразличное выражение, чтобы замять свой секундный порыв слабости. это ничего не значит, но что-то в блеске глаз флетчера заставляет его внутренности и сжаться, янг прижимает его к машине, возвращая свою руку на раненый подбородок, слегка сдавливая его, а после врезается в разбитые губы флетчера своими, позволяя себе снова эту секундную слабость. он чертов слабак. язык мягко проводит по сухим поврежденным губам, а после дергается, когда слышит чужие голоса, моментально отскакивая от чужого горячего тела, накидывая на себя привычную маску - нам пора ехать, - сухо говорит янг, пряча слегка дрожащие пальцы в карман джинсов и отходя в сторону люсеро.

флетчеру нравилась предсказуемость кристофера в его реакциях; и он уже успел понять, что янг из тех, кто в первую очередь будет требовать от него того же. и раз уж он проделал такой большой путь до башни только чтобы…впрочем, неважно зачем, главное - факт, то он позволит им снова сыграть в эту игру. майлз его дразнит, крис - яростно реагирует. хотя сегодня этот зверь уж слишком ласков, аккуратен. и прежде, чем флетчер оказывается прижатым к машине, он слегка наклоняет голову, подставляя подбородок для нового прикосновения, однако ж вызывающе, почти насмешливо. ловя израненными губами чужие прикосновения. больно, но то, что нужно. на языке остается привкус кристофера - смесь упрямства, страха и чего-то, что флетчер еще не готов осознать. чего-то, чего ему, возможно, хочется больше, чем следовало бы. он медленно выдыхает, облизывая губы, пробуя на вкус остатки этого мгновения. слабость. но не его. на этот раз не его. - бросаешь меня вот так, после всего, что между нами было? - хмыкает майло, поправляя куртку и лениво отходя от машины. позволяя себе в сторону янга слишком долгий, пристальный взгляд. он знает, что за это посещение им с тео тоже придется заплатить. а затем спохватившись предупреждает - увидимся на благотворительном вечере, не раньше - и разворачиваясь, ковыляет назад, в башню.

самый охуенный эпизод в мире закрыт

акт 2. вышка.

11 ноября 01:15

рэнди коллинз заступает в ночную смену на вышке. с ним дженна кросс. — готова поспорить, тут будет так же скучно, как всегда, — говорит она, запуская руку ему в штаны. — но у меня есть идея. — на что рэнди лишь ухмыляется ей в ответ — нас убьют, если узнают. - там в темноте поселяется еле слышимый шорох за забором, на который никто не обращает внимание. кто-то должен следить за дорогой. за кустами. за горизонтом. но никто не смотрит. в это время по той самой дороге уже ползёт стая зомби. не спеша. они ещё не дошли до ворот, но уже совсем рядом. рэнди лишь мимолетом поднимает голову, хмурится. — просто шум, — говорит ему дженна и увлекает его назад.

03:30

один зомби, с грязным лицом запутался в колючей проволоке. рэнди хмыкает. — чё, застрял? - монстр не двигается. просто висит. — он не сможет перелезть, — дженна беспечно пожимает плечами. и они посчитав, что тот не опасен, покидают свой пост. другие зомби выходят из темноты и присоединяются к застрявшему. они повисают на проволоке, молча шевелясь, словно мухи в паутине.

04:50

проволока начинает провисать.

акт 2. падение.

05.10

звук ломающихся креплений, удерживающих проволоку, тонет в монотонном рычании. до откатных ворот, скрывающих поселение, не остается препятствий.

05.20

фрэнк скрыл факт укуса, когда во время разведки на него кинулся зомби. его бы оставили за воротами или пристрелили на месте, если бы он сказал. скрыв это, фрэнк продлил для себя жизнь на несколько часов, тем самым обрекая других на участь, которая для него уже была неизбежна. в жилом корпусе медленно открываются опустошенные безжизненные глаза.

05.25

из комнаты раздаются крики, один в панике успевает выбежать в коридор, а за ним уже три зомби. поднимается шум и хаос, повлекшие за собой еще больше живых трупов.

в это же время с ближайших постов в жилой корпус спешат военные, чтобы разобраться с проблемой с помощью оружия. никто не замечает, как скрипят ворота под натиском толпы.

05.30

ворота не выдерживают, ломаются под натиском и впускают в Вековые сосны десятки ходячих.

что-то на этом балконе есть. или это в воздухе альп, но тео чувствует как одна из его трещин, сейчас просто исцеляется, оставляя после себя грубый шрам, но больше не кровоточит, когда элли клянется унести с собой в могилку. его секреты. и тео понимает, что унесет и её секреты в могилу тоже. обмен секретами под покровом ночи, первый обмен секрет, потому что в этом доме никогда нельзя доверять и тео не знает значение этого слово. но что сегодня меняется. тео чувствует как по телу разливается тепло, когда понимает, что его сердце наполнилось трепетом. аркури осознает, что то, что сегодня они здесь были на балконе, спустя два года проживания под одной крышей и где, их разделяла только стена, это не просто обмен словами, это похоже на открытие двери в совершенно новый мир, о котором он даже не подозревал. никогда никому не доверявший, кроме отца, но эй, смотрите, он не оправдал своего доверия, тео ощущает, как вокруг него стены, которые он так долго строил, слабеют, ровно на столько, чтобы элли смогла заглянуть и оставить свой кусочек. он осознает, что элли не просто слушает — она понимает. как и он её.

она дрожит в его объятиях, и теодор лишь крепче прижимает её к своему боку, почему-то этот жест кажется слишком личный. он впервые ощущает тепло девушки, чувствуя себя немного неувренно, потому что раньше он не обнимал девочек, или вообще кого-либо. возможно в детстве, отец дарил ему объятия, но теодор не помнит. но аркури расслабляется, чувствуя как нечто новое, неведанное ему ранее, растекается в его теле. а после элоди предупреждает его о слезах и начинает рыдать. теодор напрягается, в его груди разгорается паника, и не смотря на то, что элоди попросила его не успокаивать ее, это не мешает панике быть. он никогда не видел плачущих девушек так вблизи, никогда не был свидетелем девчачьих слез, и понятия не имел как реагировать и успокаивать. аркури чувствует горячее на своей шее, дрожь пробежавшую по его телу от этого, чувствует влагу и его сердце щемит. он ощущает беспомощность, испуг от такой уязвимости, а поэтому его рот самостоятельно начинает работать.

_{i've been roaming and strolling.}

_{all in the streets}

_{burning my eyes red}

_{not slept for weeks}

он нарушает сейчас свою клятву, которую он принес, но он не может это остановить. ему жизненно необходимо, чтобы элоди перестала плакать. а поэтому его песня, которую никто не слышал, срывается с его губ. его голос тихий, хриплый и ласковый.

_{testing your torment}

_{my future is bleak}

_{lost in the moment}

_{with no words to speak}

_{i can't find no peace}

_{am I a fool}

_{waiting for you?}

_{what if you never come back?}

_{what if you never come back?}

_{there's nothing new}

его голос, чуть дрожащий, наполнен неуверенностью, но с каждой нотой он старался выразить ее успокоение, покой. текст песни был его личным, искренним, то, что мучало его ночами и днями. то что он выражал в мелодию. отдавал часть себя, лишь бы она перестала плакать. ее вздохи становились менее резкими, и теодор чувствовал, как постепенно она успокаивается. как плечи перестают подрагивать, а дыхание выравнивается. становится разменным. он поворачивает голову и обнаруживает, что элоди уснула в его объятиях. её заплаканное лицо словно нашло приют в тепле его объятий. аркури внимательно разглядывал её умиротворенные черты, но в тоже время как хмурились ее брови даже во сне. в его груди стало почему-то тепло словно это элоди грела его. он не мог отвести взгляда от её лица, которое сейчас казалось таким хрупким и невинным. она всего лишь ребенок. такой же как и он, потрепанная жизнью. теодор чувствует завораживающую магию момента, когда он окончательно осознает, насколько ценна эта близость, этот миг, в котором мир вокруг них словно исчезал, оставляя только их двоих. он аккуратно поднимается, подхватывая её на руки, она весит всего ничего и почти не ощущается на руках. заходит в её комнату и аккуратно, бережно укладывает в постель и укрывает одеялом. минуту стоит наблюдая как ровно она дышит, а после возвращается в свою комнату и начинает рыться в своем рюкзаке. наконец найдя то, что искал, он снова возвращается в ее комнату и аккуратно кладет старенький ipod с наушниками на тумбочку, а после поправив одеяло, покидает ее комнату, прикрыв балконную дверь и возвращается к себе. впервые за долгие ночи, он не притрагивается к письму отца, а быстро засыпает и снится ему серебро и шторм. 

самый на свете чувственный и значимый флешбек отыгран