корея. сеул.

наемник

защитник

жертва

второстепенные персонажи

торговец (америка) —

доктор (великобритания) —

ростовщик (корея) —

механик (выезжает по вызову)

названия компании, варианты:

memory

velvet

black obelisk

прозвища персонажей

идеи || прототипы

monarch — интересное прозвище. оно подойдет как политику, так и преследователю, на счету которого много успешных миссий.

photographer — подойдет как преследователю, так и жертве. например, сфотографировал какого-нибудь опасного персонажа (торговца оружием, когда тот сидел с влиятельными людьми; наркоторговца на секретной локации; уважаемого человека, работающего на власть, и примерного семьянина с проститутом; может, сфотографировал, как убили звезду). самый известный и самый неуловимый преступник, за голову которого назначили высокую награду. (например, делали ставки, как на джона уика). в этой концепции может быть два преследователя.

морфин — подойдет наркоторговцу, который надул нескольких людей на приличную сумму денег и сбежал за границу, за ним отправили ищейку.

слепой — возможно, будет похититель в роли жертвы. мол, похитил дочь мэра и по его словам отправили либо детектива, либо военного, либо агента фсб, который должен устранить цель и стереть человека с лица земли. теперь похитителю нужно либо вернуть девушку назад, отцу, либо оставить ее и бежать, но даже так — его все равно убьют, а с девушкой будет шанс выжить. она — гарантия.

_{раскаявшиеся агнцы преклонили колени,}

_{в смиренном ожидании смертного приговора.}

_{зрители, затаив дыхание, смотрели на большой палец властителя,}

_{который медленно опускался вниз}

 _{kim ji hoon}

ноа адам кости ― noah аdam kosty

_{его зовут ― кости не по фамилии, а из-за хруста костей, что раздается после его входа в допросную.}

──────── подменыш — линчеватель — в прошлых инкарнациях герой — протагонист. детектив полиции — уволен за превышение должностных полномочий. в данный момент временно работает автомехаником в салоне на окраине города.

──────── 32 года (11.11).

_{— Здравствуй, Ноа. Меня зовут Маргарет Браун.}

_{акт первый. мать.}

_{[Даллас, штат Орегон]}

Он не человек — это знание жило в нем с самого начала. Мать с раннего детства окидывала его странным взглядом. Неудовольствие и страх выражались в складках кожи на морщинистом лбу, когда она хмурилась, в тонком прищуре глаз и презрительном изгибе губ. Он открывал глаза и пристально следил за ней, когда она кралась к его кровати, стоило дню смениться ночью, и слышал тихий шепот, приговаривающий: «мой ребенок одержим дьяволом». Ее нежные руки никогда не испытывали к нему жалости: она гладила его, словно хотела стереть омерзительное дьявольское клеймо с кожи, плотно и крепко вжималась грудью в спину, что он не мог дышать, цепляясь за ее руки не с просьбой продлить желанный контакт, а с судорожной мольбой: «отпусти, отпусти, отпусти». Ее хриплый шепот переходил в плач: «пожалуйста, не сопротивляйся», и все же сопротивление — единственное, что позволяло ему пережить еще один мучительный день. Сны исчезали, как только он, задыхаясь, выныривал из толщи темноты. Они оставляли его наедине с незнакомым и враждебным миром, и с диким шепотом матери, травившим его душу — или то существо, которым он являлся.

Мне хотелось бы забыть, кем я был. Мать не видела в нем свое дитя. — Ты не пахнешь им, моим ребенком, — дрожащим и потерянным слетит с ее губ в одну из ночей, в которую она снова сожмет его в стальным тисках рук. — Обнимая тебя и прикасаясь носом к твоему виску, я надеюсь услышать тонкий мускусный запах пота, но ничего не слышу. Словно… — она запинается, выжидая паузу, позволяя себе собраться с мыслями. Ноа, замерев под ее мозолистыми ладонями, внимательно прислушивался к учащенному дыханию и безуспешным попыткам успокоиться. — словно ты не человек, а восковая кукла — податливая и безжизненная. Без запаха и эмоций. Твое сердце всегда спокойно рядом со мной. Ни одного беспокойного стука под моими пальцами, как бы сильно я не старалась объять тебя со всех сторон. Ты никогда не пытаешься обнять меня в ответ. Почему ты молчишь? Слушаешь, смотришь и молчишь. Ты прекрасно слышишь меня, я знаю. Твой взгляд — застывший и пронзительный, пугает меня. Ты — чужак, монстр в человеческом обличье, и если бы я могла убить тебя — я бы непременно это сделала. Не колеблясь ни секунды.

— Разве твое безутешное сердце принадлежит мне, мама? — беззвучно спросит он у стертого лика темноты, желая познать откровение. Мог ли он остановить ее страдания? Лишь на краткий миг. Феи забрали ее дитя, предложив взамен маленького монстра без чувств — и она отвергла их предложение, прося вернуть сына каждую проклятую ночь. Проливала слезы по несбыточному и давно утерянному, вставая на колени перед храмом божьим и торопливо молясь. — Ребенок, вылезший из твоего теплого чрева, уже никогда не увидит мир людей. Ему не дано познать силу твоей великой любви, вкусить сочный плод жизни и утереть его сок о край грязной штанины. Ты не увидишь любви в его глазах, и внуков, идущих тебе навстречу. Он не оправдает ожиданий, коих, наверное, безумное множество. Тебе остается проливать слезы обо мне, мама, держась за меня с тем же отчаянием, с которым ты хочешь получить настоящего меня. До тех пор, пока у тебя хватит сил смотреть на меня, как на своего родного сына.

Мог ли он осуждать ее за жестокость?

— Ненавидя, я все равно люблю тебя. Вопреки всему. — «любовь» — носила белое одеяние. В книгах ее описывали как нечто возвышенное, искреннее и доступное любому живому существу. В сказке «долго и счастливо» не касалось монстров. Их преследовало вечное одиночество. Прикосновения дарили одну боль, и ни капли радости. И все же Ноа терпеливо ждал ее прикосновений при каждом скрипе двери. Внутри разгоралась жажда познать запретное и сокрытое. То, до чего могли дотянуться лишь люди.

_{— Я — детектив полиции, и мне нужно задать тебе пару вопросов.}

_{акт второй. дядя.}

Он не человек — это знание укрепилось в нем с первым ненавистным прикосновением чужака. Его звали — Ричард Миллер — мужчина тридцати лет, среднего роста, работал школьным тренером начальных классов. Ричард захаживал к ним по выходным с пиццей и пивом. Мать звала его братом, лучшим другом и просто хорошим человеком. Она приветствовала брата широкой улыбкой на лице, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце в клетку. Необъятная любовь в ее сердце полностью затмила страшную и суровую правду — Ричард, самый душевный человек в ее жизни, смотрел и трогал ее сына не как любящий дядюшка, а как голодный зверь, которому позволили попробовать мясо после долгого заточения.

Здесь — в районе сердца — слышен тихий звук тонких трещин. Здесь — на старом, продавленном диване — ловушка захлопнулась над моей головой. В шесть лет к Ноа прикоснулись по-взрослому. В день всех святых, когда маленькие дети за окном мирно ходили по домам, собирая конфеты, добрый дядюшка, под веселый смех дятла из мультфильма, положил свою большую ладонь на его острое колено и сказал: «у тебя красивые глаза». Его глаза — глаза матери, и все же его глаза — ненастоящие, две привлекательные фальшивки, на которые слетался всякий сброд. И этот сброд думал, что имел право прикасаться к нему, как он того не желает. По ровной глади воды пошла мелкая рябь. В день всех святых монстр в его душе почувствовал страх.

 Нас никто не видит, но мы все еще тут. 

— Мам, дядя трогает меня, — произнесет он однажды, вытирая мокрые тарелки сухим полотенцем в красную клетку. Она вздрогнула, резко повернув голову в его сторону. Это первый раз, когда Ноа заводит разговор об этом. Три месяца он пытался бороться с чужаком в одиночку, но у него ничего не выходило. Угроза его жизни маячила перед глазами вызывающим красным флагом, словно матадор вздернул красной тряпкой перед взбешенными глазами быка.

— Что ты такое говоришь? — шокировано выдыхает она, словно не может поверить в услышанное. Мать избегала прямого взгляда сына. Ноа знал, что пугал ее. Она постоянно оставляла его на попечение незнакомцев: если она уходила гулять с подругами, то просила соседку присмотреть за ним. Временами она забывала забрать его, и он спал у женщины на диване. Другие часто говорили про нее — кукушка, что с нее взять? — не понимая, что она делала это осознанно, специально. Между ними отсутствовала крепкая связь, и мать пыталась избавиться от него всеми возможными способами. При разговорах о будущем она никогда не упоминала его, ведь он — лишняя и неприятная единица, мешающая ей обрести счастье. В сказках никто не жалел монстров, им уготован тяжелый конец. — Как? — задает она вопрос, зло повторив: — Как, черт возьми, он тебя трогает?

— Как я не хочу, чтобы меня трогали, — сказал он, опустив взгляд на мокрые капли на руке — напоминавшие ему о белесых каплях, что второпях стирал чужак с его голой груди. Мать не двигалась с места, продолжая пялиться на него. Никаких попыток в утешение или понимание, только строгое и непоколебимое: «не вздумай сказать об этом отцу, я сама разберусь с этим».

Меня зарыли, пусть заживо — мои мама и дядя. Детское тело — стальная клетка, в которую он навечно заключен. Чувства беспомощности и обездвиженности ненавистной слабостью кипели внутри, желание отмщения и жестокости клокотало в груди — громко било в барабан, что он не переставал сопротивляться после откровения на кухне в тот злополучный день. Мать — предсказуемо — ничего не сделала, лишь безразлично наблюдала за безуспешными попытками Ноа выбраться из оков. В ее глазах — цвета темного рассвета — таилась надежда, что феи заберут подделку обратно. Они вернут его мне, — с восторгом шептала она, когда оставалась одна. Он же пытался унять дрожь тела, крепко сжав трясущуюся руку и проговаривая слова, которые, как он думал, успокоят его: «прекрати, остановись».

Не надейся и не жди — всегда борись.

_{— Ты же не против?}

_{акт третий. отец.}

Все, к чему он прикасался, начинало гнить. Отец — Николас Кости — военный хирург на пенсии, вышел из врат ада с полной уверенностью, что мирная жизнь и голубое небо над головой — иллюзия нормальности. Часто он выходил из себя и крошил кулаками бетонную стену. Родственники по отцовской линии вдоль и поперек перекроенные, искалеченные и обезображенные войной — у Николаса не было шанса вернуться целым и невредимым, покой ему только снился. Отец не ладил с матерью: они ссорились до разбитой посуды. Ноа садился у отцовского магнитофона, вставлял рандомную кассету из картонной коробки и выкручивал громкость на полную, пока музыка не становилась просто шумом, выходящим из динамиков, и больше он не слышал ничего. Мать выкрикивала обвиняющее и истеричное: «это ты во всем виноват! не нужно было рожать этого маленького ублюдка! говорила мне мать, что ты — неподходящая кандидатура, что ты обязательно испортишь мне жизнь. выпьешь всю мою кровь!»

Николас хлопал дверью и уходил в бар, глушить гнев в пиве. Ноа оставался с матерью, душившей его по ночам. Круговорот насилия никогда не заканчивался. «Когда мне вернут моего мальчика?» — уставшим вырывалось из нее наравне со слезами, омывающими его невидимые раны. Она тянулась к нему, а он отстранялся и говорил — не прикасайся ко мне. Мать не понимала его, словно ее разум раскололся надвое, и она уже не могла воспринимать его речь.

Отец вернулся домой через два дня с шуршащим пакетом из «Макдоналдса» в руках. Ноа заметил у Николаса кровь на рукаве кожаной куртки, когда тот передавал ему пакет, а запах перегара забился ему в ноздри. Мать ушла на работу, оставив его дома одного. Он научился пользоваться микроволновкой и включать чайник. Отец редко интересовался его самочувствием, спрашивал, как прошел день, и вообще — он вел себя так, словно находился в квартире один. Один бургер Николас передал Ноа, а от второго откусил приличный кусок, с удовольствием развалившись на диване. Ему нравилось смотреть программу «в мире животных». Ноа садился на пол, скрестив ноги, привалившись спиной к дивану и медленно жевал булку с вкусной котлетой. Ему нравилось проводить время с отцом — тот постоянно смеялся и сравнивал его с животными. Иногда он весело говорил: «смотри, ноа, этот маленький мангуст похож на тебя. противостоит змее, как ты матери» — даже от него не скрылась явная враждебность матери к сыну, но он благоразумно не вмешивался. Она уже угрожала ему разводом. Временами Ноа ночевал с отцом на диване, чувствуя себя в безопасности.

Запах говядины, разогретой булки и горячего кетчупа тяжело повис в воздухе. Ноа хотел рассказать Николасу про дядю, но каждый раз слова противным комом застревали в глотке. Если он расскажет отцу про чужака — тот убьет его? Отец — вспыльчивый и принципиальный мужчина, стирающий чужаков с лица земли. Под подошвами его ботинок хрустело немало костей. Николас кричал во сне от кошмаров и пил много воды после. Если Ноа расскажет, то останется один на один с матерью, которая клялась задушить его — этого он не хотел, но и терпеть издевательства больше не мог. Он внимательно наблюдал за мозолистыми пальцами отца, который с легкостью почистил зеленое яблоко складным ножом, доставшимся ему от деда. Он вытащит нож у него из кармана, когда тот крепко заснет. «Папа, я справлюсь», — произнесет он тихо, коснувшись теплых пальцев отца. На секунду он позволяет себе расслабиться. 

Он почти воспользовался им в день, когда мать снова оставила его с дядей. Перед «охотой» тот много пил, будто сбрасывал с себя вторую, ненастоящую кожу — зарывал в себе человека, перевоплощаясь в зверя. Ноа тоже готовился к последней битве: он положил отцовский нож под подушку, зная, что первым делом дядя закроет ему лицо. В момент, когда дядя снова попытался накрыть его лицо подушкой — тот боялся его настоящего облика, Ноа услышал хлопок входной двери. И тогда, забыв про месть, он громко прокричал: — Папа! — совершенно позабыв, что отец уехал в другой город по работе. Он должен был уехать, ведь так? 

Выстрел — оглушительный и яркий — последовал за торопливыми шагами. Ноа, придавленный тяжелым телом дяди, смотрел на шокированное лицо отца, полностью позабыв о своем облике. Он до сих пор помнит, как говорил: «папа, я не человек», — слыша в ответ лишь тихое: «твои слезы вполне человеческие», и в согревающих руках его окутывало спокойствием.

_{— Мой отец в порядке?}

_{акт четвертый. другая жизнь.}

_{[Грэйсленд, штат Орегон]}

Он не человек — это знание лишь укоренилось в нем после пережитого ужаса. Мать передала его документы бабушке, словно торжественно переложила поводок в руки. Непутевая хозяйка не справилась с породистой собакой, из-за чего тут же от нее избавилась. Она ласково улыбнулась ему на прощание, не прикасаясь. Ноа не терпел никаких прикосновений — всегда грубо отталкивал любую мягкость и нежность, отмахивался от нее, как от ядовитой змеи. Он не хотел ничего чувствовать, избегая контакта родных и близких, которые хотели утешить его. Достаточно одного воспоминания о последнем прикосновении отца, который, как он думал, не замечал его. 

Отец променял свою свободу на свободу сына. На благополучие монстра, который не мог произнести слов любви и благодарности, который отчаянно цеплялся за кожаную куртку, когда отца садили в полицейскую машину. Он мог лишь рассказать почему тот пожертвовал своей жизнью ради него. «Твое будущее важно, — скажет Николас на свидании, — никому не позволяй обращаться с собой плохо». Его отец — суровый и непоколебимый человек, который мог разобрать автомат за считанные секунды, с сожалением улыбался ему. Ноа не понимал, ведь он сделал все, что мог. Тогда — почему — у отца такое лицо, словно он сделал недостаточно.

Новый город встретил его жарким, просто невыносимым летом, и людьми, незнающими его печальную историю. Бабушка не обращалась с ним, как с хрустальным шаром, позволяя Ноа совершать ошибки и учиться на них. Мари приходилось останавливать себя, когда она видела синяки на его коже, потому что Ноа с уверенностью говорил — я в порядке. Она не считала его монстром. Он же не видел никого другого, кроме монстра, смотрящего на него мамиными глазами.

И именно его он увидит в старших классах, когда сломает парню руку в разгар драки. В университете, когда вступится за девушку. На работе в полиции, когда напарник, выкрикивая его имя, станет оттаскивать его от подозреваемого. На улице, когда он, вооружившись оружием божественной кары, накажет чужаков, взявших на себя слишком много. И монстр внутри не успокоится, пока не очистит город от всех чужаков.

о биографии:

— влюбленный в девушку, он все равно не позволял прикасаться к себе. лишь через определенный промежуток времени, общими усилиями — он добился некоторых успехов — теперь его не кроет от поцелуев или объятий, но ноа все равно предпочитает избегать контакта. у него чувствительное тело, и он не любит ни своих, ни чужих прикосновений.

— в декабре он подобрал котенка, которого подкинули под дверь участка в картонной коробке. котенок — черный, с белым пятном сердечка на животике. ноа любит гладить его и смотреть, как тот ест. кота зовут темныш. 

— мерзлявый, и быстро заболевает. он ненавидит перепадов температур, любит спать у открытого окна, а потом лежать с температурой. его иммунитет ни к черту, и в то же время очень стойко переносит тяжелые ранения. любая «царапина» заживает на нем, как на собаке.

— основные черты его характера: агрессивность, прямолинейность и решительность. если он захочет — горы не только свернет, но и подвинет. прет напролом, что «хуй тебя остановишь, кости», и замыкается, стоит только перешагнуть невидимую черту. он всегда в режиме защиты и нападения, не расслабляется даже дома — всегда спит лицом к двери, и держит пистолет под подушкой. 

— его ритуал: кофе с сигаретой с утра. встает в шесть утра. долго спит при болезни или слабости в теле. по вечерам слушает классическую музыку и копается в часах — эту страсть он перенял от деда.

истиный облик:

у монстра внутри него стертое лицо с черными провалами глаз. ни губ, ни носа, ни бровей — только провалы, смотрящие прямо в душу неприятелю. проявляется в разгар сильных эмоций. также его вены чернеют, когда он испытывает страх, задумывается о чем-то или болеет. с возрастом ноа научился прятать свое настоящее за слоями масок. он, как хамелеон, подстраивается под любую ситуацию, не позволяя себе потерять контроль. 

способности:

движение — возможность двигаться по любой поверхности, способной выдержать его вес, вне зависимости от положения, умение не оставлять следов присутствия, нечеловеческая скорость, путешествие между зеркалами (при соответствующем размере и прикосновении к зеркалу-входу).

сила и агрессия — вытягивание силы и/или запугивание противника, нанесение урона объекту прикосновением, иммунитет к определённому элементу природы, возможность использовать его как броню и оружие, усиление своих возможностей через собственную ярость, выслеживание цели.

защитный механизм — чувствителен к ментальным вмешательствам. он всегда ощущает, когда кто-то пытается залезть ему в голову, и тут же дает отпор, защищаясь. 

иллюзии — способен создавать иллюзии, часто использует эту способность.

также хорош в дальнем и ближнем бою, метнет нож точно в цель.

слабости:

запрет — железо, не может вынести прямого соприкосновения, потому носит перчатки из тонкой кожи. не выносит как жары, так и холода. его раздражают и драконят нежелательные прикосновения. его бесит ткань в клетку.

табу — не выходит из квартиры, пока не проверит карманы и не щелкнет пальцами. поет в душе — всегда. часто зацикливается на чем-то и не успокоится, пока не получит это или не вспомнит. курит — всегда. щелкает пальцами, когда чувствует слабость в теле и разуме, этим действием пытается «разбудить» себя. не может спать спиной к двери. 

дополнительное:

— есть права, водит черный байк. есть пистолет, носит его на бедре, дробовик хранит дома под кроватью. у него много метательных ножей, тоже таскает с собой.

— не помнит имени своей матери, просто называет ее — мать.

— отец умер от рака легких. 

— привычка крутить монетку пальцами.

— ему нравятся зеленые яблоки и пироги с вишней.

— редко пьет.

_{живет, жил, будет жить,}

_{ад его не ждет.}

_{tom hardy}

Гилберт Михаил Немец || Gilbert Michael Němec

гил, немец

— сорок четыре года [13.01];

— недружелюбный оборотень стаи “адские псы”;

— пожарный [прага 2].

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ _{— отец, что-то происходит со мной.} 

_{ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— скажи мне, что ты чувствуешь?} 

_{ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— тьму и голод, я хочу есть.}

[Лондон, Англия.] 

Средний ребенок в семье — ни туда ни сюда. Его любили, окружали заботой и теплом, радовали маленькими незначительными сюрпризами на день рождения, пока старшая не сбежала из дома в слезах, а младший не вскрылся в ванной, связавшись с плохой компанией. Самоубийство — несомненно страшное слово, о котором он думал в последнюю очередь в ночь своего первого обращения. Он нашел брата еще живым, держал его холодное тело дрожащими пальцами и голосом, пропитанным мерзким и вязким страхом, повторял: “Эван, держись, прошу тебя”. Мать на другом конце провода плакала, вызывая скорую. Он, почему-то, не мог вспомнить номер скорой — все думал о обещании посмотреть фильм вечером, которое уже никогда не сможет исполнить. В тот роковой момент Гилберт чувствовал, как боль брата течет по его жилам, задевая нервные окончания и разрушая сердце. Пульсировала и трепыхалась в груди. Скорая приехала поздно. Брата еле вырвали из его цепких пальцев и увезли в ближайшую больницу, Гилберт был в таком шоке, что едва смог вымолвить и слово. “Они забрали его, — тихо шептал он, словно в бреду. — Отец, они вырвали Эвана из моих рук. Я ведь не смог его спасти, да? Его сердце билось медленно и тяжко — и с тихим щелчком остановилось. Я слышал его — последний стук, знаешь, такой резкий и тихий, как будто часы остановили ход. Это какое-то безумие. Я чувствовал его боль, отец.” И он не замечал ни своих слез, ни потемневших звериных глаз, ни когтей, ни жажды, царапающей и раздирающей глотку. Он плыл в красном мареве и слышал перестук: тук, тук, тук. 

_{он хотел свернуть с дороги, забыть о волчьем долге,} 

_{но сын его увидел мерзкий смерти лик.} 

_{и пришлось слепым узникам луны продолжить путь,} 

_{долгий путь домой.}

_{[Прага, Чехия. Мартин Немец — отец; Агата Льюис — мать; Хана Немец — сестра.]} 

Кипящая кровь пробудила нетерпеливое кровожадное чудовище, которому пришлось слишком долго томиться в тесной сырой темнице, выскребая острыми когтями о каменные стены слово “скоро”. Пейзаж Туманного Альбиона резко переменился солнечной Прагой, словно кто-то поменял картридж в фотоаппарате. Родители развелись — или поссорились, он не вдавался в подробности, когда ему исполнилось четырнадцать лет. Гилберт плохо помнил тот день. Не успела горсть мокрой земли достичь крышки гроба брата, как его повели собирать вещи. Отец испугался, что кто-то узнает о семейной “особенности”, и пожелал спрятать сына на родине — ближе к семье и стае, как маленький грязный секретик, и у него это получилось. Его жизнь не то, чтобы сильно изменилась, просто приобрела иной окрас — мрачный, потусторонний и чужой. Он не чувствовал себя в безопасности. Чужеродные запахи других волков воспринимались им как вызов — щекотали и раздражали острый нюх. Немец никак не мог ощутить связи с местной стаей, воспринимая волков за чужаков на своей территории: ему нестерпимо сильно хотелось впиться в незащищенную мохнатую шею каждому второму “другу”. Мартин Немец ощущал его жажду кожей, видел лихорадочный голодный блеск, направленный не на людей или животных, а на сородичей. На таких же, как он. Отец держал сына на коротком поводке: отдавал команды, больше напоминающие приказы и дрессировал как пса — иначе он бы точно разорвал кого-нибудь на кусочки. А потом сшил их и повесил на стенку, как коврик, в знак первой победы.  

Имя. Когти. Слишком тяжелый скелет. Все напоминало о том, что он больше животное, нежели человек. В нем много отрицательных эмоций: еле сдерживаемого гнева, невыраженной агрессии и непроработанной злости. Внутренний волк отчаянно воет, хочет вырваться, навсегда остаться на свободе — но Немец не из тех, кто сбрасывает с себя ответственность, словно змеиную шкуру, а пытается как-то жить. Существовать, если быть до конца честным. Привычная жизнь еще в юности угодила в кювет, дальше — только хуже. Перед утренними процедурами он подолгу смотрел на зубы и представлял, как с кончиков клыков капает алая кровь, пачкая белый кафель ванной. В школе он сдерживался благодаря команде отца: “не нападать, не вредить, глотки не рвать”. И не смотреть на шею. Гилберт повторял ее, как мантру, когда заходил в класс, желая доброго утра. Ух, как же сильно ему хотелось пить. 

_{как думаешь, кукушка, сколько мне осталось жить?}

В моих снах ты прекрасна. Не первая влюбленность в человека, но самая искренняя и крепкая. Она была из тех, про кого говорили “не от мира сего” — общество не могло смириться с ее красотой: взбалмошная, открытая, честная, яркая и обжигающая, как сам огонь, на котором в средневековье сжигали смертников, а прах развеивали над водами холодного и неприступного океана. Она привлекала, поглощала, забирала и не щадила — никого. Он из тех смертников, угодивших в ее хитросплетенные сети. Гилберт шел ей навстречу, раскрыв объятия, словно говорил: “я обхвачу тебя своими длинными руками всю, без остатка, и спрячу от мира, оставлю только себе”, и с ласковой улыбкой влюбленного звал ее по имени Джульетта. Моя Джульетта. А она смеялась. Боже, ее смех был потрясающим. Немец видел ее образ везде, и сон не исключение. Гилберт недолго думал над предложением, и вышло оно совсем не так, как он планировал. Джульетта сказала “да”, подплывая к берегу, громко смеясь: “Гилберт, ты самый неординарный человек, которого я знала. Как ты умудрился перевернуть лодку, неудачно провернувшись?” Ей шло белое платье. Немец любовался огненно-рыжими волосами, что мягкими волнами лежали на бледных плечах. Зеленые глаза горели и сияли, как звезды на ночном небе. Пальцы, державшие свадебный букет, подрагивали. Немец вслушивался в ее частое сердцебиение и еле сдерживался, чтобы не подхватить ее на руки и не закружить. Близкие люди рассыпались в поздравлениях, а стая находилась неподалеку — она всегда была рядом, когда ему требовалась поддержка и помощь. В тот день он чувствовал себя до ужаса неловким, но безумно счастливым. Джульетта знала о его секрете: Гилберт рассказал ей, когда они начали встречаться. Ему не хотелось причинять ей боль молчанием и ложью, как когда-то поступил отец с матерью. Он поклялся быть с ней открытым и честным, хранить ее сердце в безопасности. Их сказка не закончилась на “долго” и “счастливо”. Мир — страшный сон. И он стал его реальностью: в рождество, он с беременной женой попал в аварию. Его ослепила белая вспышка света. Темноволосый колдун, что выскочил из леса и замер в свете фар, уставился на него как олень. Немец успел остановиться, но водитель грузовика снес его машину с трассы, словно поезд. Джульетта умерла по дороге в больницу, а Гилберт нет — остался жить, чтобы ее слова “мне холодно”, произнесенные дрожащим голосом, прокручивались в голове снова и снова. Вопросы: “Зачем мне сила, если я не смог ей воспользоваться? Зачем мне способность забирать боль, если я не смог помочь своей паре?” — мучали его разум до сих пор. Не уберег, не защитил, не успел. Он не искал виновника: был занят похоронами. Намного дольше, чем требовалось. Он навещал жену каждый день, подолгу сидел у могильной плиты и всматривался в знакомые черты на фотографии, обводил замершими пальцами имя. А ночью выл. Его пытались прогнать, но не получилось — он мог быть очень убедительным, когда хотел.  

_{[Здесь покоится Джульетта Немец.} 

_{Спи спокойно, дорогая.} 

_{Ангелы присмотрят за тобой.]}

Не он выбирал слова. 

После аварии его зрение потихоньку ухудшалось: он плохо видел левым глазом — зрачок тускнел, покрывался серой пленкой. Офтальмолог сказал, что через пару лет он окончательно потеряет зрение, но причина была неизвестна. Гилберт принял неутешительный вердикт спокойно, даже не психовал. Он подозревал, что во всем виноват тот колдун со своей чертовой магией. Немец жаждал мести, но уже не мог отыскать следы — все, что было связано с магией, пахло гнилью. Ему пришлось долго привыкать к новым реалиям жизни. Отстранившись от стаи, он переехал в частный дом, поближе к лесу, и на чужой вой поддержки не отзывался. Кровоточащая рана не зажила, воспоминания не поблекли, а след не отболел. Гилберт выл по ночам, считал звезды, которые в момент жгучей боли находились ближе всех. Он стал собой — тем хмурым, мрачным и кровожадным типом, каким был до встречи с Джульеттой. Больше Немец никому не улыбался. Работала выматывала его до такой степени, что он просто падал на кровать без задних ног и мыслей о звездах.  

Стая не знала, что в гибели его жены виноват колдун. 

Звук покореженного металла резал ему слух, когда пожарная машина останавливалась для спасения других людей. Незнакомцев. Стая знала одно — он ненавидел колдунов и их магию, и всегда прогонял с порога первой предупреждающей дробью, сквозь зубы выговаривая жесткое: “убирайся”. В свободное время он охотится за мелкой дичью и коллекционирует огнестрельное оружие. У него есть дорогой старинный дробовик с серебряной резьбой на ручке, и кольт, который достался ему от деда.  

— магических навыков нет, способности оборотня носит с собой в чемоданчике;

— после гибели жены брызгает ее духи на платок и подносит к носу, когда чувствует запах гнили; привычный запах успокаивает его; 

— носит на шее черный шнурок с серебряным обручальным кольцом; 

— водит внедорожник; 

— есть две собаки: доберман по кличке Май и питбуль по кличке Вуди; 

— любит перстни с драгоценными и полудрагоценными камнями; 

— слушает скандинавскую музыку; 

— есть татуировки и шрамы; один из — вертикальный тонкий шрам, пересекающий левый глаз;

— хобби: фотографировать природу и собирать полароидные снимки в коробочку; 

— пьет красное вино и пиво, курит крепкие дешевые сигареты, иногда — ментоловые; 

— хотел бы покататься на лошади, но все нет времени выбраться загород; 

— не выносит громких звуков и колдунов. 

леший,

_{14.01, активность зависит от многих факторов, один пост в неделю/две напишу (или нет).}

⟣ ────── ∾ ────── ⟢

И имя твоё, Таддеус Эйвери, mon cher, напишут кровью, и сущность твою увидит даже незрячий. Тьма протянула руки к каждому — смерть нынче милосердие. Тишина наполнена мучительным предвестием, а шаг на встречу — испытание. Думаешь, останешься в живых, darling?

_{∾ личный кабинет персонажа ∾ㅤㅤㅤㅤㅤ— клик на картинку с персонажем -> исходный вариант в большом размере}

⟣ ────── ∾ ────── ⟢

И имя твоё, Марк О'Брайен, mon cher, напишут кровью, и сущность твою увидит даже незрячий. Тьма протянула руки к каждому — смерть нынче милосердие. Тишина наполнена мучительным предвестием, а шаг на встречу — испытание. Думаешь, останешься в живых, darling?

_{∾ личный кабинет персонажа ∾ㅤㅤㅤㅤㅤ— клик на картинку с персонажем -> исходный вариант в большом размере}

— У нее только одна мужская внешность — взрослый, властный, высокий и светловолосый мужчина. Он отдает приказы пожирателям, потому должен быть авторитетным. Женская внешность используется для выхода в свет, то есть для всех остальных, кроме пожирателей. В основном — это министерство и пресса, какие-то новые важные связи. 

— Насчет артефактов: они сделаны специально на заказ под нее. Она меняет облик, словно находится в ростовой кукле. Ее тело не изменяется полностью, как, например, у людей со способностями менять облик. Другие волшебники, чья магия сталкивается с ее в облике мужчины, соприкасается с магической оболочкой и ощущается как нечто неестественное, инородное, чужое, словно живая магия соприкоснулась с мертвой, потому волшебники чувствуют необъяснимую тревогу и опасность. Они как животные, которые настороженно принюхиваются к неизвестной магии — это одна из причин, почему с кардиналом не связываются. Возьмем эту особенность и способности, и поймем, почему у нее в подчинении не только сын главы, а перед главой она склоняет голову, но и другие сильные волшебники. Она умеет руководить, управлять и пользоваться силой.

— По внешкам: лучше написать список. 

уважаемый север, ваши инструкции уже в телеграмме

-

кому из админом можно вопросы по артефактам задать?

приветствую, вас также проконсультируют в тг.