_{Ólafur Arnalds, Alice Sara Ott — Written In Stone}

Это произошло внезапно. До зимы оставались года, но уже на следующий день мороз рисовал на стекле призрачные следы рук. Мой герой в замерзающей реке неожиданно оказался скован ледяными прутьями. У него и шанса не было ухватиться за солнечный луч — он пошёл ко дну застывшим мертвецом. Я вряд ли узнаю: достигнет ли он предела. Но он точно был моим г е р о е м.

Мне все говорили об этом, а я воздвигала памятник за памятником, чтобы наверняка помнить о том, что этот человек не кто иной, как герой. Спустя годы у меня не осталось воспоминаний, чтобы опровергнуть или подтвердить это — были лишь памятники и какие-то знания. Идеализированный образ преподнёс ребёнку силу воли, чтобы карабкаться в будущее, но со временем превратился в сигаретный дым у могилы — вину и стыд. Шаги осуждались голосом в голове, оставалось лишь поднимать голову и молить о прощении серое небо, постепенно тающее в могильной тьме. Словно каждое решение принятое выросшим ребёнком было недостойно г е р о я. День за днём лились молитвы, отравленные слезами, злостью, отчаянием и скрытой надеждой, но герой всегда оставался безмолвен, изредка проникая во сны непонятным чёрным рогатым существом. В конце концов от желания угодить несуществующему небожителю дитя порвало связки на ногах, и они вряд ли теперь сделают шажки лёгкими и сильными. Голос в голове продолжал отравлять. Орган за органом. Особенно лёгкие. Голос был скрипуч и страшен, стеклянным и обманчивым. За ним скрывались пустота и страх перед тем, что на самом деле герой никогда ничего не говорил. Поэтому на суде я обвинила себя в создании и очернении его образа. Вина. "Если бы Настоящий Герой только знал о моих грехах и мыслях, и о том, что я с ним сделала, он никогда бы меня не простил".

Герой любил ноябрьскую женщину — в те времена, когда она ещё не приняла символ ноября. Я тоже её любила, но моя любовь имеет привычку остывать — или прятаться от меня самой. Точно не знаю. Но в конце того месяца образ мужчины, не дающего мне покоя, ушёл из моей головы. Будто в один день я лишилась и матери, и отца. Напоследок обращения к герою окрасились в сияние ноябрьского снега, холодное дыхание только наступившей зимы, ночную трассу и высохшие на щеках слёзы. Отправляясь с вокзала, я попрощалась с болезненной связью с мёртвым героем. Боль, глухие рыдания и сдержанная радость от того, что он мёртв. Потому что мёртвые не разочаровывают. Это делаем мы вместо них, пытаясь тщетно угадать их возможные мысли на наши поступки. Я никогда не думала, что, чтобы спастись от чувства вина за своё обратное совершенство перед ним, мне нужно будет потерять что-то важное в связи с этой женщиной. На тот момент у меня как будто не осталось ни любви, ни тоски, ни страха, а лишь ледяные лезвия в лёгких и горле. Нужно было признать бессмысленность своей жизни, сдаться и плыть по течению к обрыву.

Под эти льды не проникает солнце. Нам лучше с тобой жить в разных мирах. Или хотя бы быть подо льдами разных вод.

_{15 июля 2020}

Пылью стать, по ветру щипать глаза прохожих. Тихонечко дышать, сливаясь с темнотой. Песком восстать в часах. Но исчезнуть навсегда. Так страстно я желала лишь дышать, что теперь желание сгорело — лишь исчезнуть, испариться, слиться. Злость и боль, и стягивает нечто шею. Не могу дышать свободно, не могу дышать тихонько, не могу скрывать выдохи и вдохи. Путь стеклом усыпан, прятаться осталось под дорогой. Щиты искать в зарослях колючих. Пробитые щиты. И шлем велик. Мысли спутались, стрелами вонзились в позвонки — но молчать я тоже не хочу, а кричать и слёзы лить нельзя. Голос в никуда. Сжигает изнутри, вены восстают железными жуками — а лучше бы гвоздями. Ни сказать, ни описать. И люди одним лишь словом силы забирают, больше не хватает на борьбу — теперь всё стало в минус уходить. Мне совсем не хочется падать в ноги и прятаться за чужим окном.

_{31 мая 2020}

_{Tom Waits — Russian Dance}

Взорвётся голова, разнесётся звон металлов из двойных пороков. Достать из вен жужжащих насекомых, смазать раны маслом из кокоса и жуков отправить в кофемолку. Узреть потом, что под зубом вылез монстр. Однако ж, не беда, ведь в запасе есть ещё ожоги — их полить кипящим молоком. Красный монстр под рукою — а вообще она сама красна. Не беда, то, что надо для кривого отраженья, для кривляний под луной. А тот чокер со цветами в могилу закопать — для дев тончайших он, а нам линейка подойдёт — сантиметры собирать. И не забыть стукнуть столом по руке, чтоб отряды слов несвязных обокрасть. 

Кольцо на голове вокруг сдавить решило мысли. Серьёзные, красивые и тонкие, чтоб толстый гвоздь в гробу запел. Снимай, бросай — венок могильных лепестков. В надежде хладной на любовь маков и тюльпанов. В надежде на ответ забытых поцелуев. Замри и стой, смотри: кожа плывёт вокруг срезанных ногтей. И вспоминай: вонзились когти в шею, сорвать желая волос ярко-рыжий с головы. Чтоб кровь лилась потоками отрадными по телу, убегающему от страстей ночного хоровода в голове; дабы плесень утонула в больном желудке и кровь вскипела чёрной жижей; дабы глаза по лестнице солёной свалились на пол и станцевали под весёлый хохот старика. Замри и стой. Замри и стой. А потом после смерча смеха и рыданий заносы вытащи из рук, вытри обувь и выйди прочь.

_{28 мая 2020}