вновь оказаться в родном царстве оказывается даже приятно. но и здесь они ненадолго. тонкая тропа уводит в еще больший мрак, лишь свечение доспеха геры разбивает эту бесконечную черноту. он с благодарностью принимает её благословения, чувствует, как золото горячо расходится по телу. и все же делает шаг вперед, чтобы не только защитить, но и лишний раз не смотреть как плотно золото обтекает её тело. он выставляет правую руку вперед и под пальцами сплетается тяжелая рукоять меча, острие черненной стали покрыто узорами, трещинами и царапинами, память былых боев. в другой руке фокусируется тень, затвердевая черным щитом.
— нам в пещеру тифона, он был скован как и титаны, но вот его отродья могут напасть. держись позади меня.
голос аида становится словно частью эха, он сам будто является частью этого места, слишком правильно вписывается в мрачные скалы. они медленно пробираются через небольшое ущелье, что сходит еще глубже, вниз. вокруг становится жарко и душно, чувствуется жар седьмого пекла, доносится заунывный гул издалека. адские гончие, братья и сестры цербера, надрывно воют и рвут очередную душу на части. да, его царство не самая страшная участь, есть те, кто удостаивается чести вечность скитаться по кругам пекла.
последние шаги приводят их ко входу в пещеру, она слишком огромна для простого зверя. здесь уже не так темно как в царстве аида и совсем не прохладно. становится трудно дышать. из темноты сводов слышится бренчание цепей. и шипение.
— ларец у ног тифона, подожди меня здесь,— и черная фигура скрывается в недрах пещеры, оставляя за собой лишь лязг металла. доносится лишь копошение, слышится как сбивается замок. и снова цепи. шипение. движение камня о камень. из темноты слышится, — нашел, — и тяжелые шаги, которые должны вернуть аида на свет, но ничего не происходит. все вдруг разом затихает, совсем, словно все звуки испарились, исчезли из этого мира. лишь еле уловимая вибрация под ногами. мгновение и из недр пещеры вырывается змеиный хвост, он летит прямо на геру, желая опутать и лишить движения. но сверху, наперерез, падает фигура аида, меч тяжело опускается на хвост, отсекая его. взрываясь ревом, появляется чудовище. похожее на смесь горгоны, волка и медузы, у него несколько хвостов, клыки и когти. оно гораздо больше богов по размеру и явно свирепей. бог крепче перехватывает меч, его тени берут геру в кольцо, защищая даже от падения незначительных камушков с потолка. он протягивает ей добытое ранее зеркало в небольшом шелковом мешочке, — приготовь бусину, — и после этих слов царь срывается вперед, намереваясь срубить парочку уродливых голов.
И всё, цветущее здесь хаосом и смертью, является частью тебя?
В глазах, подернутых блеском золота, отражаются всполохи редких бликов света, прорывающихся сквозь мрачные тени. Провожая взглядом брата, уходящего в безвременье темноты, она неосознанно наткнулась на осколки прошлого: райские цветущие сады, шепот ветра у самого уха и удаляющийся силуэт старшего брата, чьих губ она коснулась в порыве юношеской влюбленности и искреннего желания счастья. Несбыточная надежда, мечта, иссохла, исчезла и была погребена под обязательствами быть верной спутницей другого. Обещанная царю Олимпа, разве кто-то мог подумать, что младший из трех окажется сильнее и хитрее? Надевая белые одежды, прячась за яркостью павлиньих перьев, она скрывала тоску по старшему брату за улыбкой и клятвой в вечной любви другому. Как так получилось, что сквозь года и множество боли, спустя счастье и новую любовь, множество предательств и злости, одним из самых терпких и горестных воспоминаний теперь было то, в котором Аид уходит от неё, ещё молодой и прекрасной? Оборачиваясь, он улыбается и в уголках его глаз прячется какой-то озорной огонек — ослепленный любовью дурак. Годы ушли: юность канула в Лету, оставляя за их спинами глупые мечтания. Но отчего-то, сердце предательски сжимается, ровно как и в тот ясный весенний день, боясь, что она боле никогда не увидит его.
Гнетущая тишина перемежается с лязгом цепей и до слуха доносится тяжелый голос Аида, заставляющий облегченно выдохнуть. С ожиданием она всматривается в темноту пещеры, ожидая, что к ней выйдет брат, но, как и прежде, она только всматривается в горизонт событий, не видя его образа. “Он не вернётся” — чужой голос из глубин прошлого вынуждает поджать губы и сделать неуверенный шаг назад. “Ты не нужна им — старшим братьям, играющим по собственным правилам” — Гера с раздражением напрягает желваки и, сжимая ладони в кулаки, чуть поддается корпусом вперед, желая отвлечься от навязчивого голоса в голове. Собственная сила решила играть против неё самой? Глупости. Её отвлекают вибрации земли, заставляя перевести взгляд вниз, с настороженностью после обращая взгляд снова в темноту. Темноту прорезает резкий порыв воздуха и змеиный хвост, устремившийся к ней: расширяя глаза от неожиданности, Гера инстинктивно прикрывает голову руками и зажмуривается, готовясь к удару, которого не происходит. Не понимая, что произошло, она приоткрывает глаза лишь когда слышит знакомый голос: промаргиваясь, медленно опускает руки от лица и всматривается в образ брата, протягивающего ей что-то. “Вернулся” — теплота обволакивает объятое холодом сердце, давая ему сделать болезненный удар, расходящийся мурашками по всему телу. Взгляд опускается вниз и Гера перенимает из чужих рук зеркало, неосознанно задерживая пальцы на чужой ладони дольше положенного. Золото и темнота — разве положено, чтобы подобное притягивалось друг к другу? Разве можно, чтобы владыка Подземного мира был с царицей Олимпа, охраняющей ценности брака и верности? Гера не успевает что-то сообразить, как Аид говорит ей про бусину и вновь устремляется в бой.
Недовольно сводя брови к переносице, царица снова всматривается в шелковый мешочек, лежащий на своей ладони: золото вытекает из её пальцев и обволакивает зеркало, заставляя то исчезнуть в золоте. Вместо зеркала на ладони оказывается бусина: мерцающая и переливающаяся, она влекла к себе светом, но она не была тем выбором, который требовалось сделать. Точнее, который хотелось сделать. Сжимая ладонь, Гера прячет бусину обратно в золоте, давая себе оглядеться.
Делая глубокий вдох, Гера прикрывает свои глаза и приподнимает ладони, давая свету золота проистечь из её тела от самых ног, жилками расползаясь по стенам пещеры — мягкий свет золота освещает дорогу и царица, открывая глаза, видит сражение чудовища и своего брата. Золото исчезает в темноте и мягкий свет меркнет, когда ладони Геры двигаются в резком движении, давая порывам воздуха закружиться вокруг неё: срываясь с места, ускоряясь с помощью ветряных потоков, Гера устремляется в самое сердце сражения. Лавируя между братом и неповоротливым чудовищем, чей рев пробирал до самых костей, она, с помощью ветра, взбирается по ногам чудовища на его спину, почти невесомо пробегаясь по коже. Поднимаясь по шее выше, запрыгивает на голову, тут же приседая и укладывая ладони на макушку неповоротливого создания, закрывая свои собственные глаза. Золото тела мерцает мягким светом, пока сквозь пальцы сочится безумие, охватывая каждый уголок чужого сознания. Туша всё разумное в чужой голове, Гера затормаживает движение чудовища и заставляет то застыть в минутном оцепенении.
— Аид, бей! — её голос разносится эхом по всей пещере, когда она открывает глаза, в темноте сразу находя нужный ей образ — образ давно потерянной в водах прошлого первой любви.
Я создана из золота: на голове венец творенья чистоты, в душе избыток честности с любовью, но яда подлые шипы пронзают обручальные оковы, рождая во мне боль и вспышку пустоты.
Маленький мир, сконцентрированный в одном номере n-го отеля, стал для неё островом спасения, что был наполнен светом. Путь в Тартар был долог и не прост, но лежало теперь у ног её возможность возвышения над мужем или сыном. Долгие дни она проводила за рассматриванием вензелей, выбитых в железе зеркала. Казалось: вот решение её проблемы - уже в её руках, лишь ждет своего часа, но Гера не могла четко сформулировать своих желаний. Избавить мир от хаоса Зевса? Олимп, без её участия, постепенно сам впадет в распри и, до неё уже доходили слухи, что без способности Геры к скреплению богов, те начинали активно высказывать своё негодование главному Богу Олимпа. И что он мог? Его способность утекла, как вода сквозь пальцы, его сыну, который теперь бесстыдно пользовался ею, подчиняя себе волю других богов. Два дурака, развязавшие войну. Мужчины! Какой фарс, сколько глупостей из-за нежелания сесть за стол переговоров! Смотря на современный мир, Гера была рада за женщин новой эпохи, что могли вести за собой, не боясь слова мужчины. А сколько молчала она? Да и молчит по сей день, присутствуя на сборах совета Богов лишь при срочной необходимости. Она видела, как злится её законный супруг: исподлобья с недоверием всматривается в её лицо, пытаясь отыскать в этой грации и божественной гордости её ложь. Ему ещё рано было знать обо всём, что она решила предпринять. Спустя долгие столетия, она наконец решила взять всё в свои руки: наказать мужа за ошибки, приструнить сына, примирить Богов ради блага будущих цивилизаций. На её плечах лежал слишком большой груз ответственности: ей необходимо было выбрать, кого ранить первым? Мужа или сына? Обоих она по-своему любила, за обоих болела душа, но они оба были глупыми мальчишками, для которых власть была невинным развлечением. Куда мог привести богов её сын, познавший вкус абсолютной власти? О, она знала ответ на этот вопрос. Пройдет время и в своём отражении он будет видеть отца. Персефона, убежавшая от Аида к нему, будет вынуждена мириться с участью, которую разделяла все эти долгие века сама Гера. Она не сомневалась в способностях других богинь, но всегда считала себя сильнее и выше: она знала, что то, что пережила она, не факт, что переживет иная.
И сидя перед зеркалом, Гера впервые не знала, как ей поступить: на какую дорогу ступить и какие действия предпринять? Всё было слишком запутано и переплетено множеством нитей исходов судеб.
В своих раздумьях она, как то было всегда, была одна. Среди богов Олимпа не было тех, с кем она могла бы разделить эту трудную ношу, а тот, кто мог бы подставить своё плечо, нарочито сильно выставлялся прочь из головы. Каждую ночь, с момента возвращения из Тартара, она не могла сомкнуть своих глаз, оставаясь в темноте: её пальцы всегда всегда тянулись к выключателю или спичкам, желая зажечь свечи. Тени доставляли ей доселе невиданный дискомфорт, вселяя в неё семя страха за собственные нравственные устои и принципы. Старший брат был учтив и вежлив, но в глазах его читалось многое, да и что ему было скрывать после той “экскурсии” в свои сновидения? Он открыто заявлял о своих желаниях, но не делал шагов вперед, уважая границы своей царицы. Гера никогда не могла представить себе, что когда-то сможет оказаться в подобной ситуации: между законным супругом, что не видит в ней единственной, и братом, что никогда не был ей мужем, но был всегда верен ей. Как можно было ей, богине брака и царице всего Олимпа, даже задумываться на подобную тему? Но она задумывалась. Злилась и раздражалась, сводила с ума смертных, лишь бы заглушить в своей голове чужой голос. Была бы она счастлива, если бы когда-то давно пошла против судьбы, отказавшись от предложения Зевса? На этот вопрос у неё не было ответа.
Она прислоняется спиной к холодному кафелю душевой кабины, когда весь отель погружается во мрак. Темнота - она вызывала в ней наибольшее сопротивление за минувшие недели. Каждую новую встречу с Аидом она держалась гордо и властно, спокойно разговаривая с ним, скрывая некоторое волнение, накатывающее на неё. Измена - одно лишь это слово заставляло её переполняться злостью и ненавистью. Уподобляться мужу, быть ниже своего достоинства… Вечно быть несчастной из-за нежелания потерять свою власть? В подобные минуты она думала, что потеряв все свои силы она станет никому не нужной и даже Аид отвернется от неё, заточая её в Тартаре и обрекая на вечные муки. У неё не было любви, лишь власть, так не было в этом ничего зазорного, что она боялась потерять то немногое, что всегда было ей присуще.
Капли холодной воды стекают по обнаженному молодому телу - второму из двух её обликов. Если бы она была всегда молода и прекрасна, наивна, был бы Зевс верен ей? Гера с силой сжимает ладонь в кулак, перекрывая воду и отодвигая стеклянную дверцу душевой кабины. Босая, она входит в темноту комнаты, с каким-то яростным желанием пытаясь найти спички, чтобы зажечь свечи. Тщетно - они все закончились.
Тяжесть сдавливает ребра: Гера опускается на кровать, пальцами стискивая ткань покрывала по обе стороны от себя. Обнаженная, находящаяся в смятении - ей хочется крикнуть в пустоту мрака: “Смотри, вы разбиваете меня!”. День за днем, крупица по крупице, брат за братом. Опускаясь на спину, Гера смотрит в потолок, покрытый густой тенью. Закрыты шторы и потому комната напоминает собою черный короб - идеальное место для наблюдения ходящего в тенях. Богиня переворачивается на бок и поджимает к себе колени, словно пытаясь спрятаться: мокрые волосы оставляют след на ткани покрывала, на коже оставались редкие капли воды.
Одна, она всегда была одна. Снова и снова ложилась в пустую их с Зевсом постель, решала вопросы и оставалась беспристрастной. Такая сильная Царица Олимпа…
- Я ненавижу вас обоих, - шепчет в исступлении, закрывая лицо ладонями, сжимаясь телом сильнее. Но кого на самом деле ненавидела она? Зевса? Аида? Или всё-таки себя? Она не могла признаться себе в том, что ей было комфортно находиться в тенях: под покровом ночи она чувствовала себя в безопасности, словно Аид всегда стоял за её спиной. Защита, преданность, покорность - теперь он был её верным вассалом, но когда-то занимал голову и сердце, трепетал её душу. Ей кажется, что тени сгущаются: окружают её мягким покрывалом, прячут от боли и страданий, желают закрыть собою от всех недугов и неудач. Её ладони расслабляются и, прикрывая глаза, она осторожно касается пальцами своей шеи - невесомо, словно то было чужим дыханием. Пальцы скользят ниже, обрисовывая грудь и мягко сжимая её - она не думает о брате, лишь о желании быть счастливой. Пальцы второй ладони очерчивают плоский живот, ложась между бедер - сколько раз за все эти столетия она была вынуждена удовлетворять себя сама? Бесчисленное множество.
Пальцы мягко касаются половых губ, скользя между ними, пока вторая ладонь всё также сжимает одну из грудей. Подушечки пальцев касаются бусины клитора, вынуждая неосознанно вздрогнуть всем телом. Она прячет лицо в покрывале, шумно выдыхая. Она медленно входит в себя пальцами, вторую ладонь перемещая на кровать и сжимая пальцы. Чуть выпрямляя одну ногу, поддается бедрами навстречу пальцам, пряча в ткани простыней свой громкий выдох.
Сэм Эшфорд - сложившаяся личность, за долгие годы претерпевшая как кризисы, так и значительные изменения. Ребенком и тем более подростком Сэмми, из-за своего характера, встревала в различные сомнительные истории, из которых её старательно вытаскивал отец. Вспыльчивость всегда была её слабой стороной и раньше это доходило до чистого абсурда, когда, не разбираясь в ситуации, Сэм могла броситься в "омут с головой". К счастью, возраст взял своё, пусть и с некоторыми поправками.
Сэмми - человек, всегда ищущий правды в любой из ситуаций. Она не выносит лжи и предпочитает сказать горькую правду, чем успокаивать человека выдуманными сказками. Поэтому в своих высказываниях может быть излишне резкой и прямолинейной, что порой отталкивает от неё новых знакомых.
Сэм не всегда понимает себя и свои эмоции: чувства всегда бежали впереди её мыслей, поэтому она могла натворить достаточно много необдуманных поступков. Она прекрасно чувствует, но может впасть в ступор, когда её попросят рассказать о том, что происходит у неё внутри. Возможно поэтому, она чаще ориентируется на эмоции других: например, ей доставляет особенное наслаждение наблюдать за реакцией девушек, которые оказались мишенями в её игре флирта.
Всегда ставит свою "работу" выше любых иных обстоятельств в жизни. Как бы отец не пытался донести до неё, что жизнь - это не только погоня за монстрами, но Сэм тяжело принять и смириться с этим. Люди могут умереть, уйти или предать, а монстры будут всегда и убить их её прямая обязанность. По этой причине однажды разрушились её отношения, длившиеся несколько лет подряд. Из этого опыта она вынесла какие-то выводы, поэтому сейчас в отношениях с Лив старается себя тормозить и перебарывать в некоторых моментах, пусть ей пока и очень сложно.
Что в детстве, что в взрослом возрасте её часто звали "пацанкой" - не только из-за её внешнего вида, но и из-за излишней жесткости и агрессивности. Она никогда не станет терпеть унижения или оскорбления в свой адрес, или в адрес близких себе людей. Острая на язык, она не редко вступала в словесные перепалки.
В более зрелом возрасте открыла для себя все возможности юмора, который теперь подключает в разных ситуациях. Например, чтобы сбавить градус накала между собой и собеседником, или чтобы расслабить свою пассию.
С детства не особо дружит с тактикой, предпочитая нападать и идти в лоб. Как говорится: "по ходу разберемся". Для многих это кажется странным и непонятным, но Сэмми не любит ходить вокруг да около, выжидая нужный момент. В более юном возрасте это вызывало сильные проблемы, но сейчас она может выждать хотя бы пару минут перед тем как лететь в бой - и это уже огромная победа.
« Жизнь - странная штука: порой даже самый близкий тебе человек отворачивается от тебя, когда совершенно посторонний делает всё, чтобы помочь »
Сэм Эшфорд - единственная дочь стража, Уильяма "Билли" Эшфорда, и смертной, Виктории, впоследствии проявившей слабость к течению Чумных докторов. В истории родителей Сэмми было место для любви, но та столкнулась с жестокой реальностью, вдребезги разбившись о ту. Во время беременности Виктория, ранее уже проявлявшая странный интерес к магическому, сильнее прониклась достаточно специфическими идеями, идущими вразрез с мировоззрением Била. Уильям до последнего верил, что рождение их общего ребенка сможет исправить ситуацию, но, к сожалению, ребенок родился слабым и немощным, что сильнее оттолкнуло Викторию. Собравшись, Виктория ушла одной ночью, оставляя Уильяма наедине с умирающим младенцем.
Оставшись один на один со своим ребенком, Билл был растерян и не понимал, какие действия ему требуется предпринять в первую очередь. Врачи не давали гарантий, а позже и вовсе склонялись к тому, что ребенок не доживет и до года. За короткое время Уильям сделал абсолютно всё, что казалось ему посильным, но этого было недостаточно - дочь медленно таяла у него на глазах, разрывая отцовское сердце. Потому в один из дней он принял поворотное для себя решение и обратился к ведьме своего Ордена за помощью. Возможно, вид совершенно разбитого стража, умоляющего о помощи, заставил ведьму помочь ему. Обычная магия не давала сильных результатов: спустя какое-то время болезнь снова брала своё. Тогда отцом и ведьмой было принято отчаянное решение: использовать сыворотку стража на маленьком ребенке. Проведя некоторые корректировки в той дозе сыворотки, потому что давать её в полной мере было совершенно небезопасно, она провела обряд над маленьким ребенком. А дальше оставалось только ждать и молиться всем существующим богам.
« Наша жизнь - это война с самими собой »
Своеобразный эксперимент удался и ребенок выжил, оставшись рядом с отцом в Ордене.
Возможно, то были побочные действия проведенного над ней ритуала, но Сэмми росла крайне буйным и шустрым ребенком. Порой казалось, что каждый в Ордене, пока не был занят более важными делами, нанялся ей в няньки, следя, чтобы Сэм Эшфорд случайно что-нибудь не сломала или не убилась сама. Уже с малолетства она знала, благодаря отцу и его наставлениям, что её ждет такая же судьба, как и его, и остальных в Ордене. Сражаться с монстрами - что может быть прекрасней для маленького ребенка? На словах всё казалось чем-то невероятным, вызывающим блаженное волнение. Отец занимался её воспитанием и подготовкой, желая сбавить её вспыльчивость через занятия спортом. В школьные годы Сэмми часто встревала в передряги и дралась, не находя общий язык со своими сверстниками. Её никогда не увлекала идея стать "как все": после школы поступить в колледж, получить специальность и работать по ней всю оставшуюся жизнь. Её воображение всегда рисовало ей картинки встречи с монстрами и их битвы, из которых она, конечно, всегда выходила победителем.
О матери Сэм ничего не знала до своего подросткового возраста, когда случайно не подслушала разговор отца с ещё одним стражем. Первый переломный момент в её жизни заставил её сбежать, что привело к первой встречи с настоящим монстром. Увы, но победителем она не вышла и, если бы не отец, то вероятнее всего она осталась бы в той подворотне навечно. Чувство страха было неприятным, парализующим всё тело, и оно совершенно не понравилось Сэм. После этого инцидента, Сэмми наконец получила полную историю о своей матери, а также поняла, что ей нужно стать куда сильнее.
В возрасте двадцати одного года, Сэм наконец получает разрешение от отца пройти полный ритуал посвящения в стражи. С того момента Сэмми полноценно вступает в качестве стража в Орден, в котором состоит и по сей день.
« Ты ведь не будешь на меня злиться, милая? »
Серьезные и долгие отношения всегда вызывали некоторую трудность со стороны Сэмми. Не то, чтобы ей это было не нужно, но специфика работы нередко ставила перед ней и её партнершами выбор, который принимался не в пользу последних. В жизни Сэм были и яркая страсть, и томительная нежность, и длительные отношения длиною в несколько лет, но всё это рано или поздно заканчивалось, оставляя Эшфорд наедине с собственными демонами. Потому, ближе к тридцати, она уже перестала надеется на «долго и счастливо», предпочитая короткие интрижки и секс на одну ночь.
Поздней зимой 2022 года в убеждениях взрослого стража ничего не менялось: редкие быстрые свидания заканчивались бурным сексом и обещаниями спутницам перезвонить. Никто, конечно, никому не перезванивал. Эшфорд утопала в работе, выполняя заказы и поручения, честно неся своё звание стража. В тот февральский день, получив очередное задание на ликвидацию нового монстра, Сэмми не строила каких-то надежд и ожиданий - всё это было для неё обычной, пусть и любимой, рутиной. Но, к сожалению или счастью, поздним вечером этого же дня, Сэм столкнулась с проблемой, что монстр оказался куда сильнее и агрессивнее её самой. Хотя казалось бы.
Именно встреча с монстром привела её в заведение, которое держала и держит по сей день Оливия - ведьма одиночка. На удачу, кофейня Лив уже была закрыта для посетителей, а потому влетевшее в окно тело Сэмми не потревожило никого, кроме самой хозяйки этого кафе. Слишком падкая на женскую красоту, Сэм не смогла игнорировать факт наличия такого сокровища и потому уже вскоре, пусть и истекая кровью, коротко флиртовала с незнакомкой, продолжая лежать на груде битого стекла и ломаных стульев. Возможно, именно по причине встречи с Олли, Сэм достаточно быстро расправилась с монстром, который теперь отвлекал её от знакомства со столь очаровательной и сногсшибательной особой.
Однако, даже заплатив за разбитое окно и стулья, приходя в кофейню из раза в раз, Сэмми всё никак не могла расположить к себе в нужном ключе такую неприступную девушку. Правда, Лив оттаяла и стала более мягкой, что уже можно было считать победой. Да и дружба с этой леди вполне можно считать трофеем. Но дружба дружбой, а ноющая привязанность и влюбленность давали о себе знать, неприятно копошась под ребрами. Сэм даже не заметила, как прошло чуть больше года с момента их встречи и знакомства. Уже поставив крест на этом предприятии, она вернулась к своим интрижкам и ничего не значащим коротким встречам.
А беда пришла откуда не ждали. Однажды в мае прошлого года, когда Сэм подвозила одну из своих очередных пассий, она столкнулась со своего рода ревностью Лив, что было крайне неожиданным поворотом для самой Эшфорд. Разборка привела к ссоре и какой-то странной сцене выяснения отношений, приведшей к объяснению чувств (точнее, выкрикиванию друг другу в лицо признаний). Где-то в середине происходящего, Сэмми ловила себя на мысли абсурдности происходящего, но он того определенно стоил, о чем Сэм задумалась минутами позже, уже зажимая Лив и наконец наслаждаясь ею в полной мере.
Ссора, за которой последовали признания и секс, впоследствии привели к старту отношений, которые длятся по сей день. А Сэмми ещё долго, вспоминая тот вечер, ловила себя на мысли: «А так можно было?..»
———— ✶ ————
Общие способности стража:
✶ более быстрая регенерация, ускорена примерно в два раза;
✶обострено обоняние и зрение, видят в темноте;
✶обладают магической чуйкой, могут ощутить монстра в радиусе 200 метров, химер не всегда, все зависит от их составных частей;
✶физически сильнее смертных, но слабее оборотней/вампиров;
✶их плоть и кровь ядовиты почти для всех видов монстров, но для нечисти подобна испорченной еде, вызывающей в итоге расстройство.
Личные способности:
✶ высокий уровень физической подготовки;
✶ высокие навыки рукопашного боя - профессионально занимается боксом и кикбоксингом;
✶ владение холодным оружием, чаще всего использует:
кинжалы;
кастеты;
ножи;
✶ владение огнестрельным оружием, чаще всего использует:
автоматический пистолет;
дробовик.
✶ под действием эликсира Риор может использовать простую магию, обычно это:
целительная магия для более быстрой регенерации тканей;
магия, направленная на усиление ударов;
магия, направленная на укрепление тела (щиты, жесткость кожи и т.д.).
———— ✶ ————
Страхи:
✶ Эшфорд очень сильно привязана к своему отцу, потеря которого очень сильно может отразиться на её эмоциональном и психологическом состояниях;
✶ Как ни странно, Сэмми, в глубине души, очень боится возможной встречи со своей матерью, на которую держит глубокую обиду. Она не знает, как поступит, если встретит её: поговорит? убьёт? Кто знает;
✶ Тяжело справляется с ответственностью за свою жизнь. Живет своим делом и часто забывает о том, что в этом мире есть ещё и что-то "личное". По этой причине сейчас очень боится что-то не так сделать в отношениях с Лив, так как впервые за долгое время по-настоящему кого-то полюбила;
✶ Боится потерять Оливию.
Цели:
✶ Стать лучшим стражем Ордена.
Мечты:
✶ В детстве мечтала отыскать свою мать, сейчас совершенно охладела к этой идее;
✶ Выстроить гармоничные и долгие отношения со своей девушкой Лив, возможно даже связать союз узами брака.
Предпочтения:
✶ Эшфорд полностью принимает себя как женщину, при этом является открытой лесбиянкой;
✶ Предпочитает короткие стрижки, спортивную или мешковатую одежду в стиле кэжуал или гранж;
✶ Обожает азиатскую острую кухню;
✶ В музыке отдает своё предпочтение року, фонку и клубным ремиксам;
✶ Часто курит, из алкоголя предпочитает крепкие, неразбавленные напитки;
Но, если хочешь мать чумную и быть при стражах с детства можно вариант с отцом из стражей. Мать скинула на него родившегося больного ребёнка, он попросил слёзно ведьму ордена помочь. Она уже похимичила с сывороткой и Сэм выжила. Но уже с детства ей говорили, что только путь стража и всё. А про мать обида за то, что киданула её, не пытаясь помочь или ещё чего
сообщаем, что ваши баллы за неделю обновлены в личных кабинетах и в теме с системой игры. учитывались посты и достижения до сегодняшнего дня 18:00 следующее обновление баллов состоится 25 августа в районе 10:00-16:00 по мск.
сообщаем, что ваши баллы за неделю обновлены в теме с системой игры. учитывались посты и достижения до 28.08.24. 23:59 следующее обновление баллов состоится в конце сентября.
поздравляем, марсель эрвье! вы усердно учились, поэтому вы получаете увеличение характеристики! (выбирайте плюс один правильно, основываясь на ваше эпизоды. свой плюс один вы можете отправить в лс гм.)
-
твой любимый немец
19 января 2024 в 23:28:28
-
N o r t h.
20 декабря 2024 в 10:09:03
Показать предыдущие сообщения (7)вновь оказаться в родном царстве оказывается даже приятно. но и здесь они ненадолго. тонкая тропа уводит в еще больший мрак, лишь свечение доспеха геры разбивает эту бесконечную черноту. он с благодарностью принимает её благословения, чувствует, как золото горячо расходится по телу. и все же делает шаг вперед, чтобы не только защитить, но и лишний раз не смотреть как плотно золото обтекает её тело. он выставляет правую руку вперед и под пальцами сплетается тяжелая рукоять меча, острие черненной стали покрыто узорами, трещинами и царапинами, память былых боев. в другой руке фокусируется тень, затвердевая черным щитом.
— нам в пещеру тифона, он был скован как и титаны, но вот его отродья могут напасть. держись позади меня.
голос аида становится словно частью эха, он сам будто является частью этого места, слишком правильно вписывается в мрачные скалы. они медленно пробираются через небольшое ущелье, что сходит еще глубже, вниз. вокруг становится жарко и душно, чувствуется жар седьмого пекла, доносится заунывный гул издалека. адские гончие, братья и сестры цербера, надрывно воют и рвут очередную душу на части. да, его царство не самая страшная участь, есть те, кто удостаивается чести вечность скитаться по кругам пекла.
последние шаги приводят их ко входу в пещеру, она слишком огромна для простого зверя. здесь уже не так темно как в царстве аида и совсем не прохладно. становится трудно дышать. из темноты сводов слышится бренчание цепей. и шипение.
— ларец у ног тифона, подожди меня здесь, — и черная фигура скрывается в недрах пещеры, оставляя за собой лишь лязг металла. доносится лишь копошение, слышится как сбивается замок. и снова цепи. шипение. движение камня о камень. из темноты слышится, — нашел, — и тяжелые шаги, которые должны вернуть аида на свет, но ничего не происходит. все вдруг разом затихает, совсем, словно все звуки испарились, исчезли из этого мира. лишь еле уловимая вибрация под ногами. мгновение и из недр пещеры вырывается змеиный хвост, он летит прямо на геру, желая опутать и лишить движения. но сверху, наперерез, падает фигура аида, меч тяжело опускается на хвост, отсекая его. взрываясь ревом, появляется чудовище. похожее на смесь горгоны, волка и медузы, у него несколько хвостов, клыки и когти. оно гораздо больше богов по размеру и явно свирепей. бог крепче перехватывает меч, его тени берут геру в кольцо, защищая даже от падения незначительных камушков с потолка. он протягивает ей добытое ранее зеркало в небольшом шелковом мешочке, — приготовь бусину, — и после этих слов царь срывается вперед, намереваясь срубить парочку уродливых голов.
И всё, цветущее здесь хаосом и смертью, является частью тебя?
В глазах, подернутых блеском золота, отражаются всполохи редких бликов света, прорывающихся сквозь мрачные тени. Провожая взглядом брата, уходящего в безвременье темноты, она неосознанно наткнулась на осколки прошлого: райские цветущие сады, шепот ветра у самого уха и удаляющийся силуэт старшего брата, чьих губ она коснулась в порыве юношеской влюбленности и искреннего желания счастья. Несбыточная надежда, мечта, иссохла, исчезла и была погребена под обязательствами быть верной спутницей другого. Обещанная царю Олимпа, разве кто-то мог подумать, что младший из трех окажется сильнее и хитрее? Надевая белые одежды, прячась за яркостью павлиньих перьев, она скрывала тоску по старшему брату за улыбкой и клятвой в вечной любви другому. Как так получилось, что сквозь года и множество боли, спустя счастье и новую любовь, множество предательств и злости, одним из самых терпких и горестных воспоминаний теперь было то, в котором Аид уходит от неё, ещё молодой и прекрасной? Оборачиваясь, он улыбается и в уголках его глаз прячется какой-то озорной огонек — ослепленный любовью дурак. Годы ушли: юность канула в Лету, оставляя за их спинами глупые мечтания. Но отчего-то, сердце предательски сжимается, ровно как и в тот ясный весенний день, боясь, что она боле никогда не увидит его.
Гнетущая тишина перемежается с лязгом цепей и до слуха доносится тяжелый голос Аида, заставляющий облегченно выдохнуть. С ожиданием она всматривается в темноту пещеры, ожидая, что к ней выйдет брат, но, как и прежде, она только всматривается в горизонт событий, не видя его образа. “Он не вернётся” — чужой голос из глубин прошлого вынуждает поджать губы и сделать неуверенный шаг назад. “Ты не нужна им — старшим братьям, играющим по собственным правилам” — Гера с раздражением напрягает желваки и, сжимая ладони в кулаки, чуть поддается корпусом вперед, желая отвлечься от навязчивого голоса в голове. Собственная сила решила играть против неё самой? Глупости. Её отвлекают вибрации земли, заставляя перевести взгляд вниз, с настороженностью после обращая взгляд снова в темноту. Темноту прорезает резкий порыв воздуха и змеиный хвост, устремившийся к ней: расширяя глаза от неожиданности, Гера инстинктивно прикрывает голову руками и зажмуривается, готовясь к удару, которого не происходит. Не понимая, что произошло, она приоткрывает глаза лишь когда слышит знакомый голос: промаргиваясь, медленно опускает руки от лица и всматривается в образ брата, протягивающего ей что-то. “Вернулся” — теплота обволакивает объятое холодом сердце, давая ему сделать болезненный удар, расходящийся мурашками по всему телу. Взгляд опускается вниз и Гера перенимает из чужих рук зеркало, неосознанно задерживая пальцы на чужой ладони дольше положенного. Золото и темнота — разве положено, чтобы подобное притягивалось друг к другу? Разве можно, чтобы владыка Подземного мира был с царицей Олимпа, охраняющей ценности брака и верности? Гера не успевает что-то сообразить, как Аид говорит ей про бусину и вновь устремляется в бой.
Недовольно сводя брови к переносице, царица снова всматривается в шелковый мешочек, лежащий на своей ладони: золото вытекает из её пальцев и обволакивает зеркало, заставляя то исчезнуть в золоте. Вместо зеркала на ладони оказывается бусина: мерцающая и переливающаяся, она влекла к себе светом, но она не была тем выбором, который требовалось сделать. Точнее, который хотелось сделать. Сжимая ладонь, Гера прячет бусину обратно в золоте, давая себе оглядеться.
Делая глубокий вдох, Гера прикрывает свои глаза и приподнимает ладони, давая свету золота проистечь из её тела от самых ног, жилками расползаясь по стенам пещеры — мягкий свет золота освещает дорогу и царица, открывая глаза, видит сражение чудовища и своего брата. Золото исчезает в темноте и мягкий свет меркнет, когда ладони Геры двигаются в резком движении, давая порывам воздуха закружиться вокруг неё: срываясь с места, ускоряясь с помощью ветряных потоков, Гера устремляется в самое сердце сражения. Лавируя между братом и неповоротливым чудовищем, чей рев пробирал до самых костей, она, с помощью ветра, взбирается по ногам чудовища на его спину, почти невесомо пробегаясь по коже. Поднимаясь по шее выше, запрыгивает на голову, тут же приседая и укладывая ладони на макушку неповоротливого создания, закрывая свои собственные глаза. Золото тела мерцает мягким светом, пока сквозь пальцы сочится безумие, охватывая каждый уголок чужого сознания. Туша всё разумное в чужой голове, Гера затормаживает движение чудовища и заставляет то застыть в минутном оцепенении.
— Аид, бей! — её голос разносится эхом по всей пещере, когда она открывает глаза, в темноте сразу находя нужный ей образ — образ давно потерянной в водах прошлого первой любви.