Шарлотта Дэвис

24 года / библиотекарь

Сульфур, в прошлом году окончила академию

милая; внешне очень спокойная и тихая; ранимая; старается не выделяться; может быть зависима от других людей; начитанная; хороший собеседник; обидчивая; эмпат; постоянно в поисках себя; невинная; неуверенная в себе; в первую очередь видит в других только хорошее; одиночка; старается угодить другим; жаждет любви и поддержки; плохая память; мечтает о семье и детях; боится принимать решения; может излишне драматизировать

прекрасный парень, с очень сложным характером.

непрочь найти себе суженую-ряженую для отношений в ролке, которая бы могла с ним играть почаще)

так же не против найти врагов, друзей и прочих тех, кто сможет с ним играть почаще)

?

3 курс, Сульфур

В её возрасте нужно уже иметь семью, но как жить, если ты ненавидишь маленьких детей? Орут, воняют, не умеют обслуживать себя сами, даже говорить не умеют. Значит, ваш вариант уйти к работу и своей профессии. Ну или она просто ненавидит всех людей. Впрочем, это не важно. Ведь именно так живёт её отец — постоянно сбегает из семьи в свои командировки. Он ведь не маг, а обычный человек и у него постоянные учения. Благодаря отцу она стала такой толстокожей и жёсткой. Её не трогают чувства других. Ни животных, ни других существ. Она сука, мразь и скотина, а ещё в Аду ей гореть. Но, опять же, её это не волнует. Ей будет без разницы, когда она уже будет мертва.

Она стучит пальцем по столе, смотря на своих учеников. Вот они — новобранцы, им бы только сопли убрать с лиц. Анна говорит, что мамочки здесь нет, поэтому каждый сам за себя. И стоит запомнить — она здесь главная. И, самое главное, запомнить её фамилию с одного раза. Иначе им придётся ходить на дополнительные занятия, а Ад покажется им просто курорт по сравнению с ними. Бедные, они уже готовы плакать. И всё же нужно их отпустить, но чуть-чуть попозже. Они смотрят на них такими щенячьими глазами, аж заплакать хочется (нет). Маленькие уродцы. Интересно, из них кто-нибудь вырастит? Или так и останутся на этом уровне эволюции?

Тебе нужно быть скромнее — говорит её коллега. Анна молча желает ей помереть. Но всё же не она отвечает, что она слишком любит себя и любит, когда не неё смотрят. К тому же мальчикам нужно учиться держать свои письки в своих штанах. Это хороший урок.

На Аннабель белая прозрачная рубашка, а под ней черный кружевной бюстгальтер. Снизу зауженные брюки чёрного цвета, туфли на шпильке. Волосы собранный в высокий хвост. Когда студенты начинают расходиться она подумывает о том, что он хочет кофе, заодно ещё раз посмотреть учебный план. Но в этот же момент Анна слышит знакомый голос и понимает, что кофе у неё пока не будет. Перерыв, увы, слишком короткий для того, чтобы всё успеть.

— А сколько девственниц ты порвёшь в этом году? Только будь аккуратнее, вдруг у одной из них будет лобковые вши, — вполне доброжелательная улыбка на лице. — Я думала, что ты струсил. А, оказалось, нет. От части я даже рада, что ты здесь.

Она не ругались, когда развелись. Просто их мир совсем разный. У них были чувства, но не самые светлые, которые должны быть для семьи. Но об их чувствах вслух обычно не говорят, особенно детям.

— Будешь чаще опаздывать, тебя выкинуть из Феникса, сладенький, — она подходит к парте, где сидит её бывший муж. — Ведь не я буду тебя наказывать.



Эмильен улыбнулся Аннабель свойственной ему очаровательной улыбкой. Он никогда не понимал, что именно на в нем нашла. Почему такая женщина, как Анна решила тогда связать свою жизнь с Эмилем, они ведь были такие разные. Но на удивление им было очень хорошо вместе. Впрочем, как это часто бывает, у столь разных людей были абсолютно разные представления о будущем. И пока они жили сегодняшним днем, все было хорошо. Но стоило только начать задумываться о будущем, как все пошло наперекосяк. Собственно, это и стало началом конца их отношений. Им было весело, но, видимо, веселье в браке не может длиться вечно. 

Ничего другого от своей бывшей жены Мильфей и не ожидал, она всегда была достаточно резка и прямолинейна, но это были даже хорошо. - Нууу - задумчиво протянул француз, будто действительно прикидывал план на этот учебный год. - Нисколько, я предпочитаю раскрепощенных и готовых на эксперименты, увы, девственницы такими не могут быть - прямо заявил блондин. Вообще-то ему и правда было не сильно интересно с девственницами, тем более в его годах уже несколько противозаконно заглядываться на столь молодых дам. - Хотя флиртовать с ними очень весело, но от флирта вши не передаются, насколько я знаю. Так что тут я в безопасности. 

Мильфёй, кажется, не сильно переживал из-за того, что он опоздал к началу года, или просто этого не показывал. - Я ведь не учитель, а всего лишь ментор - пожал он плечами - так что уверен, мое опоздание не столь уж и ужасно. Вдаваться в причины опоздания он не стал, тем более, что врядли это было интересно его собеседнице.  - Может уболтаю нового директора, чтоб мои наказания исполняла ты - усмехнулся блондин, недвусмысленно намекая на то, что совсем не против вспомнить былое. Он не старался отстраниться от Анны, наоборот, даже подался чуть вперед, кода брюнетка приблизилась. - Кстати, что будешь делать, если тебя попросят одеваться поскромнее, все-таки директор - женщина, вдруг она будет чувствовать от тебя огромную угрозу - буднично спросил Эмильен. Ему нравился стиль Аннабель, вызывающий и запоминающийся, как и сама женщина. Но вот интересно, насколько новый директор любит конкуренцию и готова ли она терпеть рядом с собой столь сильную соперницу. 

А вообще, Мильфёй был готов поставить деньги на то, что поставь директора и Аннабель рядом, то внимание будет приковано к последней.

Конец рабочего дня. Да кто же в здравом уме о нем не мечтает? Конечно, Мина не относилась к разряду трудоголиков. И честно говоря, ей порядком надоели дурацкие поводы студентов отлынивать от занятий. Мина прослыла, в свое время, зазнайкой и занудой, потому что была одной из лучших учениц Хогвартса и никогда не отлынивала от учебы, но, не потому что она так фанатично ее любила, а лишь потому что ей действительно было интересно. А может, все потому потому что в один из моментов ее жизнь пошла как говорится по… Чтож, оставим эти размышления. Ведь в момент, когда волшебница уже готовилась снять свою рабочую униферму (не подумайте ничего пошлого), дверь с диким грохотом отварилась, а после ведьма заметила и виновника этого ужасного грохота. В дверном проеме стоял волшебник. Уж кого-кого, а Эмильена она не ждала здесь увидеть от слова «совсем». Не в такой час. И определенно не в таком состоянии. Он разве не должен, сейчас, учить детей защищаться от темной магии? Но вот он здесь, и молодой мужчина выглядит немного странно. Взъерошен, и что-то тараторит, не давая Мине возможности вставить слово. В прочем, кто его знает, может у них во Франции все такие? Но мужчина быстро расставляет все точки над «i», а Яксли только хмыкает. – Разве коньюктивитус парализует? Задает риторический вопрос девушка, а после дотрагивается до руки волшебника. Но никакой реакции не  последовало. Она аккуратно берет чужую руку в свою, и прокладывает дорожку от запястья до локтя. Снова ничего. Касается его плеча. Возвращается к ладони. Затем касается второй его руки, отмечая про себя контраст температуры. Поврежденная рука словно ледяная, в то время как вторая вполне нормальной температуры. Складывается чувство, будто бы заклинание парализовало кровообращение.  – Это точно, то самое заклинание? Или ты изменил не только движение? А может все дело в произношении? Целительница поднимает глаза, а после приближается к волшебнику, пожалуй, излишне близко, нарушая чужое личное пространство. – О, если это Коньюктивитус, ты должен ослепнуть. Констатирует совершенно будничным тоном. Секундная пауза. Двое волшебников смотрят в глаза друг другу, и не нужно обладать никакими эмпатическими талантами, чтобы мгновенно воспринять мимолетное колебание чужих чувств. Но тут Мина, вдруг, улыбается, и подмигивает Эмильену. – Да не переживай ты так, с твоим повреждением мы быстро справимся. А поможет мне нехитрое заклинание и «прозрей-зелье». Но ты укладывайся удобнее, придется заночевать здесь. И да, с экспериментами придется завязать, если ты не хочешь остаться без пары конечностей. Кто знает, что у тебя откажет в следующий раз.  

Эмильен был бы рад поговорить, да начал переживать за здоровье отдельных частей тела. Он бы с радостью еще и прокомментировал прикосновения, однако, ничего не чувствовал. Это сильно его беспокоило. На вопрос Кармины он не ответил, ведь ей ответ явно не требовался, она отлично знала, что это заклинание не парализует. 

— Возможно, я произнес его на французский манер, с другим ударением - с Мильфёем такое иногда случалось, но, обычно, подобное не приводило к каким-то серьезным последствиям. Поэтому Эмиль и не предал особого значения этому факту. Но теперь, когда Кармина спросила, это казалось столь же важной деталью, как и измененные движения. Против нарушения личного пространства Мильфёй ничего не имел, более того, сам этим частенько грешил. Так что приближение Яксли воспринял спокойно. Со зрением у него все было в порядке, иначе он по пути набил бы себе уйму шишек, да и вообще, скорее всего не дошел. Не так хорошо француз знал свое место работы, чтобы найти медкабинет с закрытыми глазами. 

— Как видишь, я дошел в целости, со зрением никаких проблем… - тут парень сделал небольшую паузу и вскоре добавил: пока что. Ведь никогда точно не знаешь, если побочный эффект не распространится дальше. Весьма мимолетный взгляд “глаза-в-глаза” и вскоре Мина выдает, можно сказать, свой вердикт. Эмильен, услышав ее слова, вздыхает с облегчением и по настоянию Яксли укладывается на койке поудобнее. Он некоторое время молчит, размышляя над словами Кармины, но решает, что не может обещать подобного: Это будет сложно, ведь любое мало мальское открытие требует риска, а мы столь много не знает о темной магии, да и о магии в целом. 

Перспектива заночевать в больничном крыле не сильно улыбалась Мильфёю, однако, он готов был пойти на это ради собственного здоровья. После обнадеживающих слов Яксли Эмильен заметно успокоился, так что был готов немного побеседовать с Карминой даже несмотря на то, что не чувствовал свою руку. В какой-то степени это даже ему начало казаться забавным, так сказать, новый опыт в жизни. 

 — Как провела лето? - раз уж ему предстояла пройти лечение, Мильфёй решил немного разбавить все разговором. Блондин улыбнулся и добавил: надеюсь оно у тебя прошло весело и с кучей интересных историй, я бы послушал. Он бы послушал какой-нибудь интересный рассказ о чем-нибудь приятном, ведь его лето было, мягко говоря, так себе. Слишком много дел и слишком мало времени на отдых. Да и конец прошлого учебного года выдался очень богатым на события, большинство из которых сильно вымотали Мильфёя. В конце-концов, развод его добил и истощил морально. Да и последствия развода были не такими радужными, как хотелось бы. Больше всего его за лето задолбали родители, которые явно были не рады, что их сын теперь снова холост и проели этим ему весь мозг. “Вот бы сейчас на море, и просто лежать целый день на песке под теплым солнцем, а вечером пойти в бар и просто напиться” - эта мысль уже не в первый раз посещала голову француза, больше всего он жалел, что не попал этим летом на море. А ведь так хотелось просто расслабиться и забыться, не думать ни о чем.

Нотт проводит по волосам, снова складывая руки в замок и заламывая длинные пальцы. Такие нервные жесты совсем не свойственны Себастьяну. Казалось, он вообще не знаком с такой трепетной эмоцией, как раздражение. Это немое равнодушие он демонстрировал мимикой, и весь односторонний разговор с Дорадой его лицо оставалось спокойным и серьёзным. Но еле заметно он все же поддавался неприязни к этой женщине, вдавливая большой палец в холодную ладонь. Вот ему вроде бы плевать на всех, и люди почти все ему не нравились, но такая реакция – редкость. Почему? Директриса Феникса была из особой раздражающей категории людей, потому что она была достаточно умной, чтобы понять и почувствовать нежелание Нотта слушать её наставления. Её проблема в том, что она будто делала это нарочно. Знает, как ему не нравятся эти поучительные беседы об артефактологии и его манерах и взглядах (которым не было места в таком элитарном учреждении). Знает, и будто специально ищет с ним встречи. Будто испытывает его терпения, будто ей нравится, будто она ждёт, когда у Бастиана начнёт дергаться глаз. Но она явно не на того напала, непробиваемость коллеги миссис Бораго ещё только предстоит узнать. Она что-то говорит собранно, и Себ слушает её так же внимательно, случайно цепляясь взглядом за настенные часы.

– Прощу прощения, мне пора, – скупо скандирует Себастьян, даже не пытаясь изменить своей пунктуальности. И избавиться от внимания этой странной женщины заодно. Разворачивается, направляясь в аудиторию. Его первый учебный год в Фениксе. Странный неподходящий выбор работы для него. Но это же Себастьян, у него куча причин на каждый шаг. Всё в его жизни поддаётся чёткому плану. И всё, что ему не соответствует – социальный деструкт.

– Любовь – это социальный деструкт, Катрина, – сообщает он, пряча руки в карманы пальто и выдыхая холодный воздух. Он делает это как обычно раздражающе: говорит тоном учителя, будто его слова – прикладная истина, и нет ничего более очевидного. И он в это верит, – ревность – социальный деструкт, – добавляет он, и клуб пара растворяется в ночном воздухе, – а я не деструктивен, – врёт Нотт, оспаривая очевидное разложение своей привычной жизни рядом с рыжей бестией.

Катрина Макнейр – социальный деструкт. Катрина Макнейр – несостыковка в его плане. Катрина Макнейр – такая неправильная составляющая его жизни. Катрина Макнейр – причина, по которой у Себастьяна появился «особый вид людей, которые раздражают».

Прошло почти четыре года. И теперь у Себастьяна в голове новый план. Его составить было сложнее, ему потребовалось несколько лет, чтобы прибрать весь беспорядок, который оставила после себя Макнейр. Жестокий урок для человека, который любит расставлять всё по полкам. И когда кто-то врывается в твою жизнь, стягивая с себя трусы в туалете школы, сложно реагировать головой. Сложно жить по плану, когда кто-то выбирает цвет штор и куда поставить фортепиано в вашем доме. У него просто не было таких пунктов в идеальном списке. Но Катрина Макнейр улыбается, тянет его за рукав и просит не уходить – и он не уходит, потому что кому вообще нужен этот список. А оказывается, нужен, потому что, когда ураган уходит, вы остаётесь в полнейшем беспорядке, и вспоминать, что было на листке – сложно. Потому что ваш мозг – дестуктивен. И это болезнь. Но он излечился.

В кабинет он входит быстро, ровно за минуту до начала занятия, измеряет аудиторию большими шагами, не удосужившись даже поздороваться. Как обычно, не задерживая ни на ком взгляд даже на секунду. Пока Нотт не разворачивается. Острое чувство дежавю? Первое и единственное, что бросается ему в глаза – яркая копна огненных волос. О, это они уже переживали. Всё      было точно так же, только оба они были чуть младше. Они встречаются взглядом. Возраст пошёл ей только на пользу, она стала ещё красивее и женственнее. Она хлопает своими каре-зелеными глазами, и на непоколебимый Себастьян забывает, что для жизни нужно хотя бы дышать. Блядские глаза, в которые он четко решил не смотреть больше никогда. Он так и останавливается с стопкой книг в руке, смотря на неё. Какого черта? Неужели во всём мире так мало вузов для волшебников, что они снова на своих местах? Нотт бы проклял это место. И это странное царапающее изнутри тоже. Так же резко мужчина поворачивается к столу, кладя книги, выдыхает, собираясь с мыслями. Но в его голове снова беспорядок. Возможно, он уже не болен. Но Трина – социальный деструкт. Она отравляет. Но Нотт потратил слишком много времени, чтобы найти антидот. Слишком много, чтобы поддаться вновь. В конце концов, от неё всегда были одни проблемы. В конце концов, без сердца и деструктивных чувств ему легче, удобнее.

Шатен опирается на парту, открывая книгу, чуть хмурится, стараясь надеть очки и сосредоточиться на занятии. На время ему это даже удаётся, но вы же знаете, как Себастьян «заинтересован» в образовании молодого поколения. Ему не интересно нравиться им. Ему не интересно преподавать артефактологию. И уж ему совершенно точно не интересная Катрина Макнейр. Но пока все изучают манускрипт, предоставленный преподавателем, знакомый голос отвлекает его. Человеческий позыв – не реагировать, игнорировать. Он разумный, и Себастьян хотел бы ему податься. Но всё дело в том, что он совсем не из тех преподавателей, на чьи занятия можно прийти поболтать с друзьями. Дело в том, что голос Катрины Макнейр раздражает и ворошит всё самое неприятное в нём. Нотт одаривает её недовольным взглядом, снимая очки. Его холодный взгляд способен заткнуть её оппонента, но сама Трина продолжает демонстративно не замечать. Де-жа-вю.

– Мисс Макнейр, – строго произносит он, и в воздухе тут же повисает опасливое напряжение. Раньше его даже забавляло это, сейчас только злит. Если бы он не был преподавателем Феникса, убил бы, – вы такая же заносчивая и невоспитанная, какой были в школе. Если Ваш разговор не относится к артефактам, прекратите привлекать к себе внимание и закройте рот, – отчеканил Себастьян, медленно, но громко, с ощутимой угрозой. Остальные в конфликтную ситуацию решили не вмешиваться, но слушали с «удовольствием».

Новый учебный год. Разве это не здорово, вернуться туда, где ты - королева бала? По правде говоря волшебница была не особо воодушевлена. И тем не менее вот она здесь. Третий учебный год. Еще немного, и можно будет считать долг выполненным. Чем она будет заниматься дальше? Трина пока не знает. Но у нее достаточно финансов, и есть независимость от родителей, чтобы устроить свою жизнь так, как ей вздумается. Скажем спасибо несчастному супругу, который стал невинной жертвой обстоятельств. Но чем чаще Трина задумывается о будущем, тем чаще впадает в полудепресивное состояние. Сложно поверить, что еще пару лет назад, она точно знала, чего хочет от жизни. А сейчас? Сейчас, ее жизнь, вроде бы как возвращается в привычное русло, но сама Трина изменилась. Более такая жизнь ей удовольствия не доставляет. И все же, вот она в аудитории. Общается с людьми, которых и друзьями назвать сложно, улыбается, смеется над какой-то глупой шуткой однокурсника, поправляет волосы, и поворачивается к преподавателю. На секунду ей кажется, что мир перед ее взором перевернулся. Пальцы впиваются в столешницу с такой силой, что белеют, и только благодаря этому, можно понять, что испытывает волшебница, при виде бывшего возлюбленного. Ей кажется, что она лишится чувств, когда Себастьян разворачивается к студентам и их взгляды сталкиваются. Для него это такая же неожиданность, судя по секундному замешательству. Более он ни чем не выдает своих чувств, а девушка для себя решает, что она во что бы то ни стало, не покажет своего волнения. Но это так чертовски сложно. И тем не менее. Трина опускается на стул, на котором чувствует себя очень некомфортно. И вообще эта ситуация – идиотская. Так быть не должно. Кого-то из них здесь быть не должно. И раз уж Трина пришла сюда первой, то и уходить не ей. Однако она не собирается устраивать разборки и выяснять отношения. Она четко расставляет для себя границы. Отчаянно пытается сосредоточиться на манускрипте, но… раз за разом ее взгляд падает на мужчину. Пытается подловить каждое движение, каждое в нем изменение. Прежде он не носил очки. Но в целом он мало изменился. Разве что стал еще более хмурым чем прежде, да и более молчаливым. В прочем, Себастьян никогда разговорчивым не был. И все так же скуп на эмоции. Она знает, что мужчина долгое время провел в Венгрии, и что у него новые отношения. От этой мысли все еще больно. Трина медленно тянет воздух. Успокаивает нервы. Это все еще не просто. Все еще не просто осознавать то, что пока она надеялась на его возвращение, засыпая в их общей постели, у него уже появилась новая постель, в которой для нее места не было. Закрывает глаза, и перед ее внутренним взором всплывает та самая колдография с ее Себастьяном и какой-то незнакомой женщиной. Вы не подумайте, Трина не поверила брату, когда тот сообщил ей новость, разбившую ее хрустальный мирок на миллиард сверкающих осколков. Но игнорировать газеты Трина не могла. Как и провести еще хотя бы минуту в доме, который должен был стать их домом. Девушка ушла, оставив все свои вещи. Ей была противна сама мысль вернуться туда, еще раз взглянуть на гостиную, где стояло фортепиано, на котором он играл для нее каждый вечер, на кухню, где она со всей заботой готовила для него завтрак, на спальню... Чтоб вы понимали, Себастьян Нотт изменил ее до неузнаваемости за короткий срок, и из взбалмошной девчонки, которая делала что-то ради веселья, Трина превратилась в женщину, которая приняла самое важное в своей жизни решение. Она готова была отказаться от всего мира, потому что нашла свое место в мире этого человека. Рядом с ним. Но вот сейчас он находится в одном с ней помещении, и они совершенно чужие друг для друга. Сложно поверить в то, что когда-то их объединяли чувства. Сложно поверить, что эти руки касались ее обнаженного тела. Она тщетно пытается сосредоточится на манускрипте с описанием одного из самых опасных артефактов за всю историю волшебного мира. Он погубил столько жизней. А вот ее жизнь погубил мужчина, что рассказывает про этот самый артефакт. Его голос забирается под кожу, и с каждой минутой слушать его все невыносимее. И Трина не в состоянии с этим справится. – Какое поразительное сходство. На выдохе озвучивает свои мысли Катрина. Соседка по парте переводит на нее взгляд и пытается выяснить, что Трина имеет в виду. Девушка не иммет ничего против того, чтобы провести параллель между артефактом и человеческими отношениями. Конечно, она не называет имен. Это будет не вполне корректно. Однако пары фраз достаточно, для того, чтобы Себастьян обратил на нее внимание.

- Мммм?... Трина, по правде говоря, предпочла бы и вовсе к нему никак не обращаться, после того, что он сделал, но ситуация вынуждает девушку поднять взгляд на мужчину. Волшебница делает паузу, словно подбирая слова, а после все таки выдает: - Вы сильно заблуждаетесь,... профессор? столь непривычно обращение режет слух, но по-другому она назвать его не может, да и не хочет, откровенно говоря. Её голос тих, но в нем ясно слышны нотки, которых прежде Себастьян в свой адрес не слышал. Она могла на него злится, могла ехидничать, могла выводить на эмоции. Но она никогда не была к нему равнодушна. Сейчас же Трина пыталась демонстрировать именно это. Да и смотрела она на него иначе: - Покуда вы, единственный человек на планете, чьего внимания, я не стану добиваться. И это отчасти, правда. Картина, считает, что оставила этого человека в прошлом. Было сложно. Чертовски сложно, выкинуть головы человека, от которого ты хочешь иметь детей, с которым ты хочешь прожить долгую и счастливую жизнь. Но видимо, Трина расплачивается за свои пригрешения и грехи предков, раз судьба к ней так не благосклонна. – А говорила, я как раз про артефакт, который губит судьбы наивных людей. Красивая, но губительная штучка. Ведь наивные волшебники верят, что артефакт действительно поможет им в исполнении самых сокровенных  желаний, а он коварно отнимает самое дорогое, высасывая душу волшебника, подобно дементору. Не так ли? Оставляет искалеченную, пустую оболочку. Видимо волшебник, создавший его, был напрочь лишен человеческих чувств. Вы бы могли составить ему конкуренцию, профессор. На этом Трина решает закончить свой маленький монолог. Переводит взгляд с манускрипта на Нотта. Смотрит несколько секунд, а после отводит взгляд. Только он в состоянии понять, что имеет в виду Трина. Для других же, ее последняя фраза непонятна, и в аудитории поднимается гул. Каждый пытается выяснить, что же имела в виду волшебница. И естественно, кто-то с последнего ряда, решает озвучить этот вопрос.