Впереди нас сидело трое: посередине - я, слева от меня, за рулём, - тридцатилетний мужчина, которого я знала давно, но отчего-то никак не могла запомнить его имени, справа - девушка, одновременно напоминавшая собой сразу двух моих подруг, и имя которой также упорно не желало оставить оттиск в моей памяти.

Снаружи был солнечный мартовский день.

Мы вели большой автобус.

В городе был какой-то праздник - какой именно, я не знала или не помнила (что, впрочем, тоже неудивительно - с памятью, как уже можно понять, дела обстояли неважно), и по случаю такого события автобус наш был украшен различными пёстрыми блестящими лентами. В салоне царили шум, гам и безудержное веселье, пассажиры кутили напропалую, но особенно выделялся один мужчина - весьма импозантный, лет пятидесяти. Одет он был в поношенный чёрный костюм и полинявшую от бесконечных стирок рубашку. Непонятно, то ли его кто-то нанял для проведения мероприятия, то ли он сам провозгласил себя тамадой, но именно он сыпал нелепыми шутками, объявлял беспрестанно не менее нелепые конкурсы. Обстановочка, словом, ни дать ни взять эфир "Кривого зеркала". Или "Аншлага".

На моём лице праздник явно не читался - нечего греха таить, меня от этого балагана просто выворачивало. Я уставилась в медленно плывущую стрелку навигатора, делая вид, что сверяюсь с утверждённым на бумаге маршрутом. Водитель явной радости тоже не выражал, лицо его было непроницаемо. Одна только подруга то и дело восторженно охала, фотографируя небо и засоряя ленту инстаграма.

я подняла голову. Небо действительно было красивым: лазурно-голубое полотно было плотно усеяно напоминавшими взбитые перины облака; их края напоминали ослепительной белизны стерильную вату, а вся масса в центре - восхитительно блестящую сталь. Я сощурила глаза, не выдержав этой яркости. Так слепит обычно зимой, когда земля покрыта снегом, а на небе - ни облачка, только косые лучи солнца. В кабине было жарко от солнечного света, проходящего через стекло, но я была уверена, что снаружи более чем прохладно. Такая погода в это время года у нас всегда свидетельствует о жгучем холоде.

Шло время, солнце постепенно садилось. Подруга сделала селфи, а потом зачем-то спросила, не видно ли на снимке того, что она сидит в автобусе? я сказала, что нет; водитель мои слова подтвердил (хотя даже не повернул головы, чтобы действительно посмотреть). Подруга с довольным выражением лица отправила фото в ленту. От кого она так прячется, интересно. И зачем вообще она провела с нами весь этот грёбаный день?

Облака тем временем уже давно перестали быть ватно-стальными, теперь они походили на длинные острые перья. Небо тоже словно бы выцвело и в зените было блёкло-синим, прямо как та самая рубашка на том самом сегодняшнем гражданине-тамаде. Горизонт же пылал оттенками розового.

Мы наконец-то закончили наш маршрут и отогнали автобус в гараж городского транспортного управления.

-- Значит, я заеду за тобой завтра? - водитель поправил рукава своего чёрного полупальто.

-- Да, конечно, - кивнула я в ответ.

Мы попрощались. Всю дорогу до дома я пыталась понять, как ему не было жарко в чёрной одежде под палящим солнцем в кабине.

Дома я привычно опустошила две банки пива, с сожалением подмечая, что в этот раз паллета иссякла быстрее прежнего. Со вздохом укладываясь в постель, я пыталась радостно подумать о том, что этот день всё же закончился. Но мысль промелькнула - а радости в ней не было.

Ближе в одиннадцати утра за мной заехал вишнёвый "Форестер". На мне лежала ответственная миссия - показать человеку городские достопримечательности. Беда состояла в том, что они...отсутствовали.

Тем не менее, мы почти час колесили по городу и, наконец измотавшись, тормознули возле здания министерства внутренних дел, вышли из авто. Погода была идентична вчерашней: солнце и пронзительный ледяной ветер. Я, съёжившись, прислонилась к машине. Согреться не получалось. Через какое-то время мне даже стало нравиться, что ветер обдувает меня со всех сторон, словно сметая стремящееся ко мне солнечное тепло.

Водитель был разочарован - по его лицу это явно читалось.

-- Мда, я как-то большего ожидал, - протянул он.

Я едва заметно усмехнулась. Нашёл ведь, чего ожидать, - наш городок был как спальный район миллионника, сплошные коробки, различишь только по цвету: жилые коробки серые, административные - бежевые или белые, торговые центры - ну тут уж как рука проектирующего дизайнера возьмёт. От былых, более живописных, времён осталась только пара-тройка кварталов, но там уже почти никто не жил...

Внезапно я вспомнила, что мой знакомый питает страсть к заброшкам.

-- Послушай, - я развернулась к нему, - Тут неподалёку есть квартал, он заброшен, архитектура столетней давности. Осенью вообще как сказка выглядит! Но и сейчас тоже есть на что взглянуть. Поедем?

Предложение должно было оказаться заманчивым.

Но не оказалось таковым.

Степень разочарования водителя оказалась столь сильной, что при всей своей любви к подобным изыскам он особенного желания ехать туда не изъявил. Очевидно, опасался того, что нарисованные им в голове после моих слов образы не совпадут с реальностью.

Я молча уставилась на здание министерства. Типичнейшая коробка с огромными окнами и почему-то двускатной крышей. Стены имели приятный розово-персиковый оттенок, но несмотря на заложенную в цвет теплоту мне стало ещё холоднее от лицезрения этого фасада.

Я отвела глаза. День складывался так себе. Водитель за время поездки даже стаканом кофе с заправки не угостил. Даже сейчас не предложил! А на таком холоде даже это адское пойло пришлось бы очень кстати.

Я поплотнее обхватила руками живот, чтобы тот предательски не завыл. Жутко хотелось есть.

Простоять вот так без движения и разговоров целый день в мои планы не входило. Я вежливо попрощалась. Меня даже не предложили подвезти, но я даже была этому рада. Не хватало ещё потом увидеть в почтовом ящике счёт на бензин.

Маршрут к дому я проложила через один из тех самых кварталов, покинутых и забытых. Остановившись на ещё сохранившемся тротуаре, я оглядела дома. От них веяло приятной сыростью старины, из оконных провалов вылетал приветливый сквозняк; кое-где можно было углядеть остатки обоев и мебели. Деревья, высаженные вдоль домов, отбрасывали на стены причудливые тени; они колыхались, словно зазывая внутрь, в исчезающее тепло под старыми ватниками. Телевизионные антенны под порывами ветра поскрипывали, подкрепляя этим надрывным звуком ощущение тотального безысходного одиночества.

Словом, чудное место для любительской экскурсии, лучше просто не сыскать. И почему мы сюда не поехали?..

Придя домой, я поняла одну вещь: у меня кончились сигареты. И к тому же, я всё ещё хотела есть. Переодевшись в менее парадные тряпки, я направила свои стопы в ближайший магазин.

И, как обычно это бывает, встретила своего приятеля, которому до сей поры ещё не представлялось возможности увидеть меня в образе элитного бомжа. Обычно мы пересекались в городе, мельком, спеша каждый по своим делам, и в таких случаях я, конечно, выглядела прилично.

Не то что сейчас.

Приятель при виде меня сдержанно хихикнул, но вслух не сказал ничего, кроме того, что ему тоже нужно за продуктами. Почему-то мы решили попытать счастья в совершенно захудалом на вид магазине с потёртой аляповатой вывеской, на которой были нарисованы помидоры. Он работал круглосуточно и ровно в таком же режиме, в обход всех законодательных актов, обеспечивал местных сомелье соответствующей продукцией. Внутри него всегда пахло порчеными бананами, сосисками и ещё какой-то ерундой.

Приятель взял себе кефир, пару булок хлеба и чего-то вдобавок по мелочи. Всё то время, что он составлял свою продуктовую корзину, продавщица - типичная представительница этой профессии с излишним весом, вульгарным макияжем и голубым фартуком в белый горошек, - пыталась обсмеять его за то, что он каждый продукт заворачивал в отдельный фасовочный пакет. Сначала он пропускал её едкие комментарии мимо ушей, но в конце концов терпение его лопнуло, и он добавочно завязал каждый пакет на два узла. Пришлось потом этой продавщице яростно поскрипеть зубами, развязывая каждый пакетик, - ведь через полиэтилен её сканер отказывался считывать штрих-коды!

Мне же там так ничего и не приглянулось. Поэтому нашей следующей целью стал супермаркет по соседству. Там я взяла пакет развесных чипсов, макароны, пакет гречки - и внезапно на нижнем стеллаже, в подставке, куда обычно напихивают всякие шоколадные батончики, обнаружила голубую пачку "Camel". Кажется, удача всё же решила мне сегодня улыбнуться.

На кассе меня приятно удивили - я рассчитывала потратить около пяти сотен на всю эту дребедень, а потратила лишь две сотни с небольшим. Я немного повернула голову, будто бы оглядываясь. Там, за спиной, я представила Фортуну, улыбка которой становилась всё шире.

Распрощавшись с приятелем на пороге супермаркета, я зашуршала свежекупленной пачкой сигарет. Что за дурная привычка! Обязательно нужно покурить, пока идёшь домой, потом - не менее обязательно - когда придёшь домой. Это как с пивом: никогда не бери одну банку, потому что потом непременно выпить ещё захочется, а вот выходить - уже нет, ага.

Я, дёрнувшись, застыла на месте.

Пиво.

Я совсем про него забыла!

Чертыхнувшись, я наспех затушила начавшую тлеть сигарету прямо о пачку и заскочила обратно в магазин.

Дома, стоя на балконе в старой и местами дырявой футболке, смешных розовых тапках с пухом и волосами, собранными в неряшливый пучок, я смотрела на свой двор и курила. Денег как всегда было впритык, отопление в квартире ещё не дали, жутко бесили кричащие во дворе дети и их мамаши. Наравне с этим, однако, я чувствовала себя как никогда счастливой.

Читаю эти бесконечные споры про правых и левых в твиттере, выяснения, кто же имеет право определять себя тем или иным термином, и смеюсь. Особенно смеюсь, когда одна из сторон (и чаще почему-то вижу со стороны левых, но не утверждаю, что этим занимаются только они) с умным видом заключает, что сторона противоположная как-то в современных реалиях не должна существовать. Что вот шлюшьи дети, эти самые оппоненты, ошибки природы, двигатели регресса.

Это смешно потому, что мыслящие в таком роде люди почему-то яро убеждены, что "вражеская", "регрессивная" теория бытия противников не имеет права на существование в цивилизованном обществе. Что должны быть только левые - или только правые, - а другие должны быть уничтожены, стёрты, выжжены с лица земли.

Только вот есть один нюанс.

Не настолько общество ещё цивилизованно.

И ещё долго не будет ничьего тотального превосходства - будет сменяемость, чередование, будут стычки, налёты и революции, побои и погромы. Должна пройти ещё не одна тысяча лет, чтобы человечество пришло к настолько общему знаменателю, чтобы ни у какой части социума не возникло желания спорить, что-то делить, что-то выяснять. Это во-первых.

Во-вторых - давайте начистоту, на самом деле такое никогда не будет достигнуто. Пресловутый золотой век человечества - суть такое же понятие, что и идеальный раствор/идеальный газ/абсолютный ноль. К нему всегда можно стремиться. Но никогда нельзя достичь их взаправду.

Человеческая жизнь, как и любая другая жизнь, - прежде всего борьба. Порой борьба за что бы то ни было.

Борьба правых с левыми, богатых с бедными, кочевых с осёдлыми - как говорится, подчеркните нужный вариант. так что мы будем жить в постоянной борьбе и драках, в тычках и пинках, в жёстком разделении на своих и чужих. Мы будем брить головы или носить в волосах повязки, а на щеках рисовать полосы и флажки, чтобы проще было идентифицировать себя и окружающих.

И из всего этого проистекает следующая мысль: глобальная суть всего нашего бытия - это стремление. Стремление к чему-то такому невозможному на практике, к чему-то огромному и светлому, от которого КАЖДОМУ будет хорошо. Глобальная суть нашего бытия - это борьба. Борьба за право, за возможность достичь.

И знаете что?

Это прекрасно.

Все социальные сети превратились в подобие душных немытых уборных. Тут уже не побыть собой - тебе нельзя, как-то может быть даже неприлично - ещё обидишь кого-нибудь. Тебе даётся лекало - так будь же добр, выкрои себя по нему, соответствуй. ты в уборной, а в уборной принято снимать штаны и высвобождать всё переработанное из себя и терпеть при этом окрестную вонь. Вот как следует себя вести, а не стараться открыть всем глаза на грязь или, что хуже, пытаться отмыть. "Не нравится здесь - так иди в другую, та, может, почище окажется", - недовольно плюнут в тебя колкой фразой. И ты пойдёшь, пойдёшь в другую. Только эта другая уборная не окажется почище; и смраду в ней будет не меньше, иногда - даже больше. И тебя так и будут гонять из уборной в уборную (что, впрочем, даже меньшее из зол - если б только гонять).

Послать бы к чёрту тогда эти нужники, терпеть и не посещать. Ибо самая лучшая уборная - та, что у тебя дома. Там-то уж точно никто не набросится с порицаниями за неправильно снятые штаны.

..Категорически недавно осознала, что меня В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ бесят все эти физиологические плотские штучки. Просто боже спаси. Посетило традиционное ежегодное желание стать монахом, едрить-колотить. Настолько всё казалось отвратным и грязным, что никоим образом не хотелось быть причастной ко всему этому.

Это очень тонкая, почти невидимая, грань между полным затворничеством, "секс - ето грех блуд провокация очень неправильно " и...ну не знаю....желанием посмотреть самое всрато-развратное что-либо в своей жизни.

Между "иисусе, как можно вообще пить водку, жрать жареные макароны, блевать в унитаз, где мои паровые овощи, завтра с утра зарядка, а вечером на пробежку" и "ЭЭЭХХХХХ КАК ЖЕ ВЕСЕЛО ХУЙОВО ПАЦАНЫ И ПАЦАНЕССЫ ГО ТУСИТЬ ПЬЁМ ВСЁ ЧТО ГОРИТ ЖИВЁМ КАК В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ".

Между "сегодня после работы я непременно отварю на завтра каши, куплю кефир и приму ванну - пора бы уже отмыться" и "обоже, да насрать вообще, какая ванна, какие каши, лечь бы поскорее, вдруг я завтра всё же умру, не проснусь, на кой чёрт всё это"

И таких вот "между" очень и очень много всяких разных. Их можно перечислять практически бесконечно.

И вокруг меня есть близкие, которые что-то уже чувствуют и подозревают , и они меня любят - и даже я их сильно люблю, я не хочу причинять им неудобства и страдания, но по итогу...

..по итогу я вызываю лишь ещё больше недоумения и подозрений своим поведением.

Мне иногда и правда очень хочется поговорить и рассказать всё, но это желание очень быстро проходит. Хотя бы и потому, что мне неудобно это всё вытаскивать из себя, потому что я боюсь реакции по типу "блин, ты что, опять? только же всё наладилось, ну эй".

И на поверку я молчу, ворчу. огрызаюсь, стараюсь минимизировать тесное и плотное общение, а всё равно не очень получается, и я спешу что-то писать своим людям, какими-то кривыми намёками и глупостями пытаюсь дать наводку на своё состояние и САМА ЖЕ ВСЁ ТУТ ЖЕ СВОРАЧИВАЮ ОТШУЧИВАЮСЬ ОТБРЕХИВАЮСЬ, НЕЧАЯННО ХАМЛЮ РАЗДРАЖАЮСЬ - и вот никому от этого не делается лучше. [...]

..И не по себе вспоминать, как в ночи, в холоде, стремилась туда, где, казалось, есть призрачное спасение, а если и не оно - то хотя бы объект прощания (ведь уходить бессловесно вероятным почему-то не представлялось).

Ты же и правда думала, что умрёшь, - ты была готова, ты шла лишь действительно попрощаться. Ты чувствовала, что если не сделаешь это сейчас - дальше будет лишь хуже.

(Как потом и случилось в итоге)

И ты ползла - ползла в холодном ночном мраке по маршруту, набившему уже оскомину, глотая слёзы, дрожа всем телом и мечтая об уже совсем скором облегчении.

Которого не случилось, опять не случилось, снова.

И ты стоишь, плачешь в полном бессилии перед собой, усердно пытающаяся возненавидеть себя ещё сильнее, чем до этого, - за то, что пришла, за то, что не смогла удержаться. Ты слишком романтизируешь, Саня, это лишнее, это ни к чему совсем - в который раз уже вжиматься в эту куртку с бабушкиного плеча, цепляться за эфемерные полупрозрачные образы. Ну выдумала ты себе Личность (да как детально ещё!), пыталась материализовать в шорохах и щелчках выключателей да исчезающем шампуне - и жила ты с этим без малого года два; ну случилось так, что встретила ты этот свой выдуманный набор качеств в физическом воплощении - и что теперь? Ну прости господи. Личность всё то время жила с тобой, гремела чашками-ложками, выключала будильники - и какие уж тут статусы/отношения? Да боже упаси, с невидимой-то субстанцией, хотя и в этом ли дело? (нет, не в этом, но всё же). Ты, Саша, позабыла, КЕМ для себя ты рисовала эту Личность изначально - открой десятки своих неоконченных повестей, ты найдёшь там ответ. Что же затмило глаза твои?..

Нет же - теперь стоишь в который раз и слезами своими держишь его как цепью, а он и рад (почти): сказка-то живёт, пока и вы живёте, пока ещё можете наращивать на себя кожу за кожей, образ за образом. Только хэппи-энда не будет. Потому что слишком забылось уже то, какие ж вы настоящие, - и ты, Сашенька, больше всех забыла, начисто, напрочь.

Библейский Самсон обрушил колонны и свод на головы филистимлян и свою собственную, и ты так же сделаешь, только вот между вами есть огромная разница. Самсон это сделал из любви к богу, веры и собственного чувство справедливости, а ты это сделаешь потому, что иначе не можешь. Можешь ты лишь травить существование и себе, и тем, кто рядом, и всем подряд вообще, не имея понятия о том, а чего ж ты на самом деле хочешь.

Дай жить другим, Саня.

Проснись.