«Зачем тебе я? Зачем я здесь?» Но ответом была тишина, и даже ни намёка на какие-либо ощущения, которые сопровождали всю его жизнь от рождения.
Мать поняла, что её Феликс достаточно необычный ребенок, когда после длинного ночного дежурства в больнице, в которой она работала медсестрой, вернулась домой уставшей и с болезненными ощущениями в затекших ногах. Маленький сынишка, только-только проснувшийся, подбежал к женщине и крепко обхватил за колени, говоря о том, как скучал по маме. А боль, как бы странно то ни было, отступила, а по телу пробежала приятная волна, и на душе женщины вдруг стало спокойно, умиротворенно, будто не было этой тяжелой работы, бытовых проблем и прочей суеты.
Сам же Феликс не воспринимал своих особенностей до поступления в школу. Постоянное чувство присутствия кого-то рядом раньше казалось нормальным, и мальчик даже позволял говорить себе вслух. Но стоило этому случиться в школе, как маленькие дети посчитали его странным. Тогда Феликс замкнулся в себе и принял решение во что бы то ни стало отгонять от себя мысли о том, что рядом с ним есть кто-то невидимый. Но чем старше он становился, тем явственнее были эти ощущения.
За своё недолгое пребывание в Лагере Феликс успел понять, что многие из этих молодых людей находятся здесь с раннего детства. В отличие от него. А потому он чувствовал себя лишним. И хотя он и задавал в пустоту вопросы о том, почему именно сейчас он попал сюда, почему отец так долго не позволял ему оказаться среди тех, с кем ему было бы комфортнее, в глубине души понимал, что Асклепий принял это решение не просто так.
«Чтобы стать хорошим врачевателем здесь, надо научиться помогать простым людям...» Это было его собственным объяснением. А эпидемия, случившаяся в Лагере, ускорила процесс принятия решения о том, когда же Феликсу стоит появиться среди таких же, как он.
И осознав своё предназначение, Феликс сутками напролет проводил в лазарете рядом с теми, кому требовалась его помощь. Он не мог бы их вылечить, он не настолько силен, но облегчить страдания старался. В это непростое время отец связывался с ним во снах. Парень видел лишь его туманный образ, но и этого было достаточно для того, чтобы понять, что он хочет сказать своему юному полубогу. Он будто бы учил Феликса всему тому, что умел сам, будто подсказывал. Не всегда его послания было легко расшифровать, но спустя время Феликс сам приходил к правильному ответу и благодарил отца. Единственное, что было для него чересчур сложным, это процесс лечения другого существа. Он только-только начал осваивать этот навык, в то время как снимать боль своей матери или успокаивать уставших и апатичных полубогов мог одним лишь прикосновением. Но он точно знал, что способен не только на это... Нужно лишь постараться.
В лазарете было много и тех, кого ввели в кому. Без помощи детей Морфея все эти полукровки просто бы погибли. Феликс ежедневно навещал каждого из них, прислушиваясь к их состоянию, фиксируя изменения. Одной из таких несчастных была Кассиопея. Он знал её имя, знал, чьей дочерью она является, но не более того. Она же не знала его совсем, потому что крепко спала в тот день, когда Феликс прошел через арку в Лагерь полукровок.
Молодой человек находился рядом с койкой, на которой лежало тело уснувшей девушки. Он то и дело всматривался в её лицо, будто видел в нём что-то необычное. Внезапно ему показалось, что за всё то время, пока он находился в Лагере, Кассиопея не подавала каких-либо признаков выхода из комы, но не сейчас… Сейчас что-то изменилось в ней.
Феликс присел на койку рядом с девушкой и осторожно коснулся её холодного запястья.
Кассиопея Катель спала – и во сне не видела ничего, словно так и должно быть. Странный сон с запахом моря и шумом его волн. Сон, в котором она училась воспринимать предметы наощупь. Она не знала, что видят остальные и повезло ли им так же, как и ей – повезло ли оказаться в одном сне с кем-то еще? Может, в одном и том же мире оказались только они с Томасом? Он что-то рассказывал ей, а фоном к его словам был шум волн. Странно, что до этого они редко пересекались: в Лагере всегда находился другой собеседник, который перетягивал внимание на себя. Теперь у них был – никто не знал, сколько точно времени – шанс наверстать упущенное и поделиться тем, что было у них на душе. В конце концов, то, что происходит в коме, остается в коме. Наверное.
В любом случае, Катель уже не надеялась на то, что после пробуждения сможет что-то увидеть. Пришлось свыкнуться с тем, чтобы оставить свои мечты, учиться читать заново, запоминать расположение предметов в домике. Может, провести в Лагере остаток своей жизни? Наверное, это должно было восприниматься печальным, но именно Лагерь всегда был и оставался для Кассии единственным знакомым пространством. Она несколько раз бывала в городе с Лили, но все, что выходило за охраняемые границы казалось ей чужим и недружелюбным. Она хорошо помнила вечер, когда отец привез ее сюда и оставил на попечение Хирона. Полукровки приходили и уходили – как правило, они были постарше, чем она. И она росла в этой среде, зная, что для многих представляет опасность. Конечно, у Катель был план после всего этого уехать путешествовать с Сириусом, потому что в ее окружении не было другого человека, которого она не заморозила бы одним прикосновением. С другой стороны – у него могла быть другая жизнь, не связанная с постоянной опекой сводной сестры. Как, например, отправиться на поиски отца – путешествие, из которого он, может быть, уже вернулся.
В какой-то момент ей начало казаться, что это – ее версия Потустороннего мира, сон, плавно перетекший в смерть. Остановилось ли течение болезни, как они планировали? Остановится ли оно вообще когда-нибудь? Может, когда они проснутся, пройдет несколько лет? Разумеется, она не задавалась такими вопросами одна, Томас на них ответа тоже не знал. Хоть и был сыном Морфея и мог спокойно выбраться из комы, нельзя было рисковать их жизнями. Болезнь могла снова начать развиваться, и тогда повторное погружение в кому могло им уже не помочь.
И вот в ее сон врывается что-то другое. Все становится неестественным, как будто она сидит в несуществующем месте, гораздо больше похожем на сон, чем до этого. А затем она чувствует прикосновение к своей руке – невесомое и теплое. Для нее это странно – и она морщится во сне. Это движение тоже ощущается крайне непривычно, словно она пыталась управлять камнем. Так вот, что бывает, когда не шевелишься так долго. Одно было ясно – сон закончился. Дочь Хионы пробует пошевелить рукой, пальцы нащупывают ткань одеяла, но перед глазами остается все та же темнота. Видимо, они все-таки нашли лекарство, и ее слепота с болезнью никак не связана.
-Сириус? – охрипшим голосом пытается позвать она, потому что кроме брата ее никто обычно не трогает. Но его руки намного горячее. Может, этот кто-то решил, что она больше не представляет угрозы, если ослабла? Или кто-то, кого она еще не знает.
-
N̶a̶r̶a̶h̶.
27 декабря 2023 в 18:24:56
-
N̶a̶r̶a̶h̶.
30 декабря 2023 в 12:22:30
Показать предыдущие сообщения (125)https://beonmind.ru/community/CHB/658c6b2c9e216
https://beonmind.ru/community/CHB/6590038d7dbbe