Сразу к делу. Хочу добавить в свой дневник еще одну хронологию событий. Я уже писала похожий пост о начале пандемии, но не помню точно на каком ресурсе он был - здесь или в безопасном месте. Я не помню детали начала ковидной эпохи уже сейчас, что уже говорить еще через год другой. И я начинаю давить и забывать все те чувства, все те мелочи, которые происходили с 23 февраля. Я хочу рассказать о своей тревоге, хочу вспомнить, как это было и оставить это на будущее.

Хорошо помню, как мы 23 числа поехали с Ксюшей в Горизонт после еще одного судьбоносного события. Да, день у меня выдался немного тяжелый. Мы нашли ей потрясающее пальто, примерив которое я поняла, что ненавижу приход весны только потому, что мне приходится втискиваться в свое приталенное синее (и от этого мне просто хочется пролистнуть момент, когда я вынуждена ходить в пальто с пуховика сразу до кожаной куртки). Мы немного побродили по тц, я купила себе потрясающую книгу, и вообще я была на таких классных эмоциях после прочтения первой части серии Шелби. Просто с ума сойти.

Мы поели в маке и вышли из Горизонта под самое закрытие. Пока ехали в такси, я написала папе и Ване общее поздравление, в котором написала то, что всегда чувствовала, но не могла перенести в слова, а в ответ получила нейтральное «спасибо» и небольшой упрек.

Я была в отчаянии, мне хотелось метаться по машине, горько плакать и бить в переднее сидение, чтобы хоть как-то выплеснуть боль. Почувствовав, что переживать это без поддержки у меня не было сил, я написала Ире и скинула ей скрины. Эта тема ей отозвалась (еще бы нет), и она дала мне понять, что со стороны поведение папы выглядит по меньшей мере странным. Я попыталась поплакать, но слезы просто стояли перед глазами и не желали течь, поэтому я оставила все как есть.

Следующие два дня я не понимала причину всеобщего волнения: я перестала смотреть новости давным-давно, листать новости в интернете тоже, поэтому цеплялась за обрывки фраз то тут, то там, пытаясь сложить их вместе. У меня не получалось. Потому что мне не верилось, что такое вообще может происходить. Вот только я переживала, что истощена и морально, и физически, что увидела Рому, что отец опять сделал все через жопу, что просто не знаю как жить... А теперь все как будто отпало, как ненужный мусор, и в голове осталось только одно - я знаю, как мне теперь предстоит жить, и я не рада этому знанию. Совсем. Я упустила момент, когда ДНР и ЛНР были взяты под крыло России, но там говорить особо не о чем. Мы поздравляли Юлю, которая является выходцем одной из этих республик, были рады за Украину, но я всеобщей радости не разделяла. В этом моменте я была эгоистична, и не думала о том, что люди там уже столько лет подвергаются насилию. Я думала о том, что такая помощь ЛНР и ДНР воспринимается как провокация Западом и США. Как поводом для того, чтобы дать резкую негативную реакцию на это действие. Но я не могла и помыслить, что все это перерастет в войну...

Я дико боюсь войны. Я боюсь того, что это будет означать и вообще, и для нас - моей семьи. Я знаю, что могла бы испытать силу своего духа, но также знаю то, что мне в этом всем не выжить. Что у меня и моей сестры хроническое заболевание, требующее питания и постоянного приема лекарств, и что мы не сможем пережить голод или блокаду. Что я должна буду и сделаю это: отдам ей все лекарства, чтобы она смогла прожить хоть немного дольше. Помню, я поняла это, пока разбирала какую-то коробку на работе. И тогда впервые в жизни меня пробил страх. Страх того, что я являюсь заложником ситуации, и что у меня нет выбора. И также того, что я и здесь должна буду пожертвовать собой, как делала это очень много лет своей жизни. Я до сих пор чувствую то омерзение, которое прочувствовала в отношении себя. Потому что что, если я не хочу жертвовать? Мне страшно потерять свою собственную жизнь и добровольно согласится на самоубийство? Сейчас я не позволяю себе думать об этом. Я знаю, что сделала это бы по своему желанию и не раздумывая. Но, Господи, как же это было страшно. Воспоминания живы, как будто я вновь могу пережить тот момент осознания снова, со всем спектром эмоций и даже с онемением пальцев.

Проблема в том, что я не одна. Что у меня есть сестра, которой нужны лекарства на постоянной основе. А я читала много про войны, и там особо никто не задумывается об этом; стой у станка, вступай в ополчение или будь партизаном - вот и все, что ты сможешь сделать. Я бы могла попытаться. я могла бы работать не переставая за лекарства, но я бы не выдержала такого пресса физически, учитывая, что я еще и зависима от антидепрессантов и нейролептика, который помогает мне не лишиться сна.

Все эти мысли я переживала на ногах, работая и пытаясь не выбиваться из ритма, в то время как до меня все доносились и доносились отголоски разговоров.

Еще одним трудным испытанием стало то, что Украина запустила две ракеты в Таганрог, одна из которых была сбита, а другая упала по слухам в районе военного аэропорта. В городе, в паре часов езды от моего. И если я и могла, испытать еще больший страх и ужас, то это был как раз такой момент.

Поймите меня правильно, все эти дни я хожу в ужасе. Мне все равно на все, а у сердца гнездится боль оттого, что люди на Украине вынуждены каждую минуту молиться, чтобы ракета не поразила их, где бы они не находились. Что они оставили свою прежнюю жизнь, и без вещей, которые для них были важны (а тут мне откликнулось то, что я только начала активно собирать свою коллекцию книг) и вынуждены прятаться, лишь бы просто сохранить свою жизнь. В то время как я хочу на работу, ем, сплю, смотрю что-то в интернете. Как это может работать так? Что мы должны жить прежней жизнью, в то время как люди молятся о том, чтобы продолжать вдыхать легкими воздух и просто быть?

И почему кто-то посмел напасть на кого-то в пять утра? В пять утра после праздника? Разве у кого-нибудь должно было хватить на это смелости после Великой отечественной войны? Да. И спустя какое-то время до меня доходит, что это сделала моя страна.

Сразу условлюсь, что я не считаю, что полностью виноваты мы или Украина. Я считаю, что мы не знаем правды, что мы видим лишь верхушку айсберга, поэтому я не собираюсь судить никого. Такая у меня позиция. Все.

Но, серьезно? Я никогда не могу слушать о войне, и при этом не плакать. Каждое девятое мая я превращаюсь в сосуд, который заполнен лишь осознанием боли утраты; боли мучений, которые переживали люди в лагерях; боли солдат, которые шли в бой лишь благодаря непоколебимой воле и вере, которыми я бы никогда не смогла обладать. И теперь, в наше время, когда все помешаны на фигне вроде интернетика, которые испытывают невероятное счастье от поедания любимой еды, от шмоток, денег и пафоса айфонов....происходит это. Это чудовищно. Это плевок в лицо тем, кто погибал пять лет в войне, которая таким же образом застала врасплох нас.

Я не знаю, как я пережила все это во время рабочего процесса. Я занималась своими обязанностями, а мне хотелось просто умереть, чтобы не чувствовать это, не испытывать весь ужас войны, которая в полной мере может настигнуть нас. Один из покупателей пошутил про то, что если я умею стрелять, значит прорвемся, но он не понимал моей боли от того, что мое выживание зависит не от этого. Я умею стрелять, я умею переживать лишения. Но моя психика уничтожено, а мое тело не переживет недостаток инсулина. Как и тело моей сестры. Что прикажете мне делать тогда?

Пожалуй, сегодня все. Мне немного полегчало и сил говорить о том, что происходило дальше, пока что нет. Надеюсь, все пройдет. Пожалуйста.

Уже несколько недель на работе мне приходиться крайне тяжело. Я успеваю делать все, что от меня требуется, но выкладываюсь при этом настолько, что меня не хватает на что-то другое. Позавчера вручную приняла весь скоропортящийся товар, чем крайне горжусь. Вчера тоже сделала треть. Чувствовала себя на невероятном подъеме, потому что сделала что-то новое, почти вдохновилась этим. Но потом вспоминаю, чего мне это стоило. Два дня почти не сидела, кроме перерыва, говорила, что нужно сделать другим, когда мне предлагали помощь, а потом делала это сама. Это, блин, как так? Себе я объясняю это тем, что я реально справлялась с этим быстрее, и при этом другие сотрудницы делали свои обязанности, что мне помогало. Но... это хрень какая-то. После выходных я вновь займусь своим делом, а потом и директор выйдет из отпуска, и посыплются упрёки, крики, и, возможно, мои нервы вновь начнут сдавать. Хорошо то, что теперь скоропорт лежит не только на мне, а и еще на трех людях, и теперь мне не будут так часто предъявлять чужие косяки, как раньше. У меня и свои бывают, зачем взваливать еще? 

Это и есть соль всей работы. Еще в штат взяли нового сотрудника. И это классно. Но в декабре мы с Леной будем работать в разные смены, и я плохо понимаю, в чью смену будет работать Юля. Пока не хочу смотреть на график, чтобы не накидывать себе переживаний. 

Дома я чувствую себя очень плохо. Покурив кальян, становится чуть легче, но потом приходит мама, и я чувствую себя не то, что лишней. Она даже трезвой продолжает твердить мне все эти вещи, и я просто не могу справиться с этим. Я все еще подхожу, когда она орёт на Ксюшу, переключаю ее внимание, но потом я буквально готова сделать все, лишь бы избавиться от этой боли внутри. Мне страшно. Я боюсь психосоматики, того, что выдает мне моя психика, а также того, что я постоянно одна. 

Мне даже сняться кошмары. Вновь про школу, где все мои воспоминания перекраиваются страхами того периода, и где одноклассники начинают вести себя как раз так, как я боялась, они будут. В этих снах мне всегда нет места, где присесть (потому что в каждом сне я брожу по коридорам, что-то вокруг творится, но я все равно хотя бы раз захожу в класс, где все мои уже сидят). И тут начинается интересное. Нередко на задних партах сидит учитель или кто-то наблюдающий, а туда садиться нельзя. На первых партах кто-то сидит, но это обычно отличницы и места все заняты, либо мне не хочется к ним садиться. Второй и третий ряды, там лежат вещи, но люди не в классе. Опять не сесть. На четвертых и пятых сидят пацаны, от которых будешь слышать издевки и подколы. А я явно этого не хочу. Но обычно мне приходиться садиться где-то там, когда я нахожу место. К счастью, меня не трогают, но я все время настороже, оглядываюсь, внимательно слежу за своими вещами, чтобы ничего не пропало или мне ничего не подложили (а что они могли подложить, задаюсь я вопросом сейчас?). Пару раз я садилась на вторую или первую парту у окна к Вике. Еще одна вещь, которой мое подсознание немного боится. Я сажусь к ней и не понимаю, как она будет себя вести, учитывая, как я поступила с ней. Она обычно молчит, но я чувствую вину. 

В классе есть Антон, иногда, иногда Натик (недавно я видела его, уверена в этом, на работе). Именно поэтому мой бейдж всегда закрыт чем-то. И это еще один звоночек. Я стала стыдиться своей работы, хотя в лучшее время я считала и буду считать сейчас в глубине души, что любая работа не постыдная. Потому что я не сижу на чужой шее. Мне помогают родные, но я все равно стараюсь делать все сама и стараюсь помогать им. В классе всегда есть Илья, моя школьная любовь. В отличии от реальности, я чувствую его чувства и отвечаю ему девчачьими смущенными влюбленными взглядами или обязательно завожу с ним разговор и отвечаю на его вопросы, каждое его движение не остаётся без внимания. Этим я, наверное, пытаюсь компенсировать то, как облапошилась в реальности, но, по крайней мере, я не так сильно виню себя за это (но не полностью, да). Во сне всегда присутствует Даша. Я никогда не боялась ее, не завидовала ей и Саше. Но я помню, как чувствовала себя ничтожеством по сравнению с ними. Они не были плохими намалеванными сучками, но я чувствовала какую-то заносчивость. Они были популярны, хорошо учились, Саша неплохо, Даша была отличницей и старостой. Прекрасные волосы, у Саши - светлые, всегда распущенные, у Даши темные, собранные в хвостик, который сзади на концах складывался в удивительно красивый треугольник. Я всегда берегу себя от зависти, стараюсь совершенствовать себя. Иногда пробуя во внешности чужие лайфхаки, но чаще стараясь работать с тем, что есть у меня. Это касалось только волос и макияжа. Чужие идеи одежды мне нравились только на самих людях, и я всегда старалась одеваться так, как нравится мне, а мне редко подходит то, что носит большинство. Но, черт, в школе все это было ужасно. У меня не было денег на нормальную форму, я почти всегда ходила в том, что где-то купит мама или в старом. И это ключ того, потому я так комплексовала по поводу своей внешности. Старая одежда, проблемы в семье, сносная учеба, мало друзей... Именно поэтому я чувствовала страх. Я не завидовала им, потому что старалась работать над собой, а когда у меня не получалось, я не злилась на них, а просто считала себя недостойной. И это чувствовали окружающие, я уверена. И именно эта боль до сих пор сидит во мне. 

Именно поэтому в классе почти никогда нет Иры и Кристины. Моих подруг. И я одна. Это то, чего я боялась всегда. Я благодарна за то, что они были рядом, я благодарна Ире, которая рядом до сих пор, и Кристине, с которой мы поздравляем друг друга или как-то до сих пор пересекаемся через родных. 

Прямо сейчас я рассказываю это и готова плакать. Потому что сегодня мне вновь снился похожий сон. Я вновь чувствую весь день этот страх, весь день тревогу. Я задыхаюсь, меня охватывает паника. Ира в другом городе, но она со мной. И я так чертовски хочу. чтобы Ксюша подошла и просто обняла меня, но ей самой приходиться так тяжело, но что мне больно и за нее тоже. Я не могу выкидывать на нее своё. 

Из-за этого я забываю. Забываю, чего добилась за эти годы. Что изменилось во мне, я даже на работе среди сотрудников начинаю чувствовать эти комплексы в отношении, вижу того, чего попросту нет. Потому что этот страх прошлого и моих снов атакует меня в реальности.