Vita brevis, ars longa
В моём мире нет места жалости и сожалениям: позволив себе быть слабой, можно тут же стать жертвой, но не хищником. Выражением моего лица всегда дружелюбное, а губы изгибаются в приторно сладкой улыбке. Они смотрят на меня, пожирают глазами и воображают себе, что я маленький слабый зверек, не способный ни на что, кроме девичьих глупостей. Пусть так: мне это на руку.
Пока они воображают меня грациозной беззащитной ланью, дурочкой, которая не знает об изменах своего мужа, чрезмерно эмоциональной и наивной девочкой - я строю свои баррикады изо льда и свинца. Дело лишь во времени, когда я вонжу лезвие ножа в их пульсирующие ядом сердца.
Эванджелина приподнимает уголок губ: ей всегда так нравилось, как лепетали и трепетали перед нею девушки. Сладкий привкус собственного авторитета оседал на кончике языка, заставляя неспешно облизывать губы. Эва подносит стакан с виски ближе ко рту и делает неспешный глоток, внимая каждому из слов, сказанных Викторией. Она мягко усмехается, когда Викки говорит ей о том, чего хочет. Бедная, изломанная птичка - сколько же всего ей пришлось пережить? Бегущая за своей мечтой, она, вероятно, пользовалась покровительством и таяла в лучах любви мужчин. Было ли ей приятно от этого? Чего она искала, если делала это не первый раз? Эва не сводит с неё взгляда, полного власти и превосходства. Она знала иерархию и понимала, как расставлены фигуры на шахматной доске: ей стоило сделать один ход, чтобы поставить шах и мат. Но хотела ли она этого? Она могла уничтожить её: разбить каждую из мечт этой пташки, отправить её обратно в Чикаго, низвергнуть её до самого дна. Однако, хотела ли она этого?
Смотря на Принц, в её глазах, Эванджелина выдели невысказанную боль. Какая бы маска не была сейчас надета, но эту тоску женщины не умели прятать. Она сама не смогла бы спрятать нечто тяжелое и горькое, пускай и обладала достаточным уровнем самообладания. В движениях и действиях Принц, Эва видит и то, что каждый из бывших с ней пытался её подчинить. Маленькая, истерзанная душа - зачем тебе всё это было нужно?
- Тебе самой нравится это? - спрашивает Эва, отпивая из своего бокала обжигающий горло виски, - Подчиняешься, ластишься, так просто встаёшь на колени - хочешь ли ты этого сама? - Эванджелина склоняется к Викки так близко, что расстояние между их лицами становится ничтожным, чрезмерно ничтожным. Отставляя стакан на стол, Эва подносит ладонь к груди Виктории и прикасается указательным и средним пальцами к месту чуть выше ложбинке между грудей, - Вот здесь, разве ты создана для слепого подчинения? - Эва ведёт пальцы выше и вновь касается её подбородка пальцами, приподнимая её голову. Она прикрывает глаза, снова касаясь губами её губ, целуя не жадно, мягко, смакуя каждое из мгновений.
- Ты великолепно играешь свои роли, твоё голос просто божественен и твоя красота ослепляет - так почему ты позволяешь кому-то указывать тебе, что делать? - отстраняя ладонь от тела Викки, Эва неспешно снимает с себя накидку, оставляя её на диване. Опускаясь на колени рядом с Принц, она вновь приближается, чтобы оставить поцелуй у её подбородка, вереницей прикосновений губ опускаясь ниже к ключице. Языком она поднимается обратно, обхватывая губами мочку уха девушки и чуть посасывая её.
Её ладони опустятся на колени Викки и она поведет их выше, приподнимая юбку платья.
- Не делай ничего, что делают с тобой мужчины - они бывают жестокими, наглыми, совершенно неотесанными болванами. Редкий мужчина обходителен и нежен - они думают, что им дозволено всё в этом мире, а наш удел слепо подчиняться. Но почему мы должны подчиняться им, только потому, что у них есть член? - Эванджелина уводит руки от бедер Викки и ведёт их по телу Принц, оглаживая талию, очерчивая грудь. Она останавливает пальцы у бретелей платья девушки и нежно, аккуратно опускает их, заставляя верху платья спасть до бёдер. Она вновь касается поцелуями ключиц, опускается к её груди и ведёт языком до соска, после обхватывая губами его бусину. Посасывая, она с лаской коснется левой ладонью второй груди, едва сжимая её. Губами она чуть оттягивает и обводит языком сосок, делая всё неспешно, давая Викки ощутить каждую из минут этого сладости. Приоткрывая губы, Эванджелина напоследок лизнет бусину кончиком языка и отстранится, выпрямляясь.
- Разве так не намного приятнее? - она чуть улыбается, мягко толкая Викки в грудь и прося опустится её на спину. Нависая над Принц, Эванджелина вновь поцелует её в шею, пальцами правой ладони оглаживая бедро Виктории и почти невесомо очерчивая линию вплоть до её белья. Эва прихватит пальцами край белья Викки и лениво снимет его с девушки, откладывая в сторону. Разводя её колени, Эва опустится к ней, опаляя дыханием низ живота Викки. Теплые, нежные поцелуи растянутся от низа живота до лобка и Эва коснется кончиком языка бусины клитора, облизывая её. Принимая более удобное для себя положение, Эванджелина обведет ладонями бедра Принц, проводя языком по внешним половым губам, после проникая языком чуть глубже и очерчивая линию на внутренних. Она возвращается к клитору и обхватывает его губами, посасывая, но не с жадностью, а с искренней нежностью, желая подарить Викки весь спектр удовольствия и наслаждения. Она нежно посасывает бусину клитора, пока её пальцы поднимаются выше, касаясь половых губ и оглаживая те, проникая чуть глубже, очерчивая, едва входя в неё. Эванджелина не торопится, да и зачем спешить в таком деле? Проходит, кажется, вечность, прежде чем она аккуратно войдет в Принц пальцами, чуть сгибая фаланги пальцев и прижимаясь к передней стенке влагалища, нежно скользя по ней. Она вновь опускается языком ниже, обводя внутренние половые губы и возвращается, чтобы языком несколько раз лизнуть клитор. Снова обхватывая его губами, Эва пальцами будет совершать медленные движения пальцами, словно приманивая кого-то.
Мужчины не понимают нас: только женщина может понять женщину.
софит сужается до расстояния между губами, подсвечивает опасным красным и виктория теряет связанные мысли в голове. чего ей хочется на самом деле отражает ее действия сейчас? то, как она спокойно отдает бразды правления эванджелине – ее истинное желание, или навеянное резвым приказом? горят ли подушечки пальцев от грешных прикосновений к чужим бедрам, или температура тела поднялась после выступления? для чего однажды виктория пришла на эту землю, как не подчиняться жгучим прикосновениям сумасшедшей эвы?
викки вслушиваются в ее слова так же внимательно, как если бы это были проповеди во время богослужений. и не смотря на слова эванджелины, она служит, слышит и служит. ведь эванджелина не была мужчиной. не была ее очередным любовником, нашептывающим пресытившиеся комплименты, в ожидании быстрой развязки. эванджелина была чем-то новым, горящим в подкорке сознания с жаждой прикоснуться, а затем грешно сгореть под ее прикосновениями. и она кивает головой в согласии, кротко выдыхая от теплых прикосновений к груди и ушам.
все тело будто становится инструментом эванджелины, и викки тревожно понимает, что никогда не знала, что так можно играть с её телом. нежданные чувства топили сознание, отзываясь рваным дыханием и стыдливыми тихими стонами. викки опускается совсем, подминает себя под невольную богиню и смешок сбегает с губ, когда свет создает вокруг эвы ореол. она тянет ее к себе, нежно прижимаясь поцелуем, отдаваясь колючему удовольствию, и кладет свои ладони на щеки, перебирая пальцами укладку волос, желая разбить такую чудесную идеальность.
научи меня, – просит виктория и внимает каждому прикосновению. эва оставляет на ней только жемчужную нить и нежные поцелуи, сбрасывая одежду подальше. пальцы сжимают обивку дивана, когда эванджелина опускается ниже, дразнит горячим дыханием и разводит колени шире. викки сдерживает остатки порядочности, кусает кончики пальцев, когда эванджелина входит внутрь, прижимает губы к клитору и срывает громкий стон.
невидимые софиты приглушаются, навевая атмосфере большей интимности, и викки чувствует, как ее тело пульсирует. горит особенно сильно там, где эва нежно жмется к ней, поглаживая. ногой она прижимает девушку ближе, чтобы убить любые сантиметры расстояния между ними, вжимая эву в себя сильнее. пальцы накрывают глаза, и виктория кусает губы, сдерживая стон. на периферии стыдливо машет мысль, что они все еще в театре, и пускай люкс зал предполагал какую-то неприкосновенность, факт, что кто-то мог пойти искать викторию был все еще велик.
– эва, – выдыхает виктория. она убирает стыдливую ладонь с лица, рассматривая лицо напротив. чужую улыбку, немного растрепавшуюся прическу и все еще присутствующую на ней одежду. пальцами тянется к плечу, подталкивает пяткой аккуратно, намекая нагнуться еще ближе, так, чтобы встретить на полпути, приподнимаясь. – хочу, – выдыхает она в чужие губы прежде, чем прижаться не робким поцелуем. желание остается невысказанным, потерянным в вязком мареве близости. ладони скользят по плечам, затем ниже, поглаживая ткань платья, угадывая пальцами узор белья. от контраста одежды с голой кожей ведет вдвойне.
она прерывает поцелуй, смотрит в глаза напротив и выдыхает:
– пожалуйста.
губы прижимаются к щеке в почти невинном клевке прежде, чем виктория опускается ниже. то ли кусая, то ли целуя челюсть, прилипая к бархатной коже на шее. хочется оставить следы, чтобы дать о себе знать, но вместо этого поцелуи нежны, словно викки только пробует себя в таких действиях. не дает раскрыть тайну о себе так рано, и только задумывается задеть кожу зубами где-то за ухом.
все кажется влажным сном. сейчас эванджелина рассмеется, сбежит из горячего кокона их тел и напомнит викки место – держаться от ее мужа подальше. но вместо этого она жмется ближе.
– пожалуйста, – выдыхает викки в ухо в немой просьбе кульминации.
их дом на окраине мира отделяет океан прошлого. отделяет от будущего, порой поднимая волну, что грозится снести с ног. они еще не готовы взглянуть отвратительной правде в глаза и психея упорно поддерживает розовую иллюзию. она щебечет певчей птичкой, пытаясь приготовить хоть что-нибудь сносное, режет пальцы, обжигается. и раны уже не затягиваются с былой скоростью. на коже появляются шрамы и неровности. порой она ловит в зеркале своё отражение и замечает, что стала старше. на коже появился налет нескольких лет и теперь она вполне способна зайти за совершеннолетнюю. богиня смеется, говорит, что теперь меньше проблем с документами и можно поступить в университет, но внутри предательски рушится еще одна колонна. она чаще позволяет себе бокал вина, пока в темноте их маленькой кухни пытается разобраться с оплатами счетов. психея вскрывает свою собственную душу как консервную банку, доставая жалкие крохи божественности. и пусть она рухнет до основания, но сохранит то последнее, ради чего стоит жить.
иногда она выбирается в город, надевая на лицо обворожительную улыбку. создает маленькую паству из юных сердец и добродушных стариков, рассказывает порой совсем невыдуманные истории, вселяет в чужие души любовь, надежду и свет. виртуозно связывает ниточки человеческих душ, а после пожинает крохи поклонения, добрых слов и первые признания в любви. чтобы поддерживать золотые прутья, чтобы хватило сил защитить его так же, как он защищал её когда-то. после приходится подолгу спать без снов, ведь все свои она отдала ему. мысленно умоляя морфея услышать, сжалиться, в надежде, что он все еще жив. и сможет помочь двум потерянным богам в их доме-острове. посреди бушующих волн прошлого найти минуту покоя. хотя бы во сне.
порой нечто хрупкое ломается, крошится корочкой льда и переполняет её изнутри. психея прячет лицо в его растрепанных волосах, вдыхает пряный аромат и впивается холодными пальцами в ребра. вот бы запустить их под кожу и стать единым целым. в минуту слабости она как дешевая актрисулька, что пытается выдать порыв отчаянья за несдержанную нежность. но ничего лучше придумать не удается. маленькая богиня стала слишком взрослой, чтобы позволить себе сдаться. и когда объятия сходят на нет, на него вновь смотрят глаза-смешинки.
психея любит наблюдать за ним издалека. за молчанием скрывается тревога. под покровом раннего утра и тихих сумерек она проверяет насколько крепка золотая клетка. из темноты на неё смотрят горящие глаза и еще ни разу психея не смогла выдержать этот пронизывающий до костей взгляд. она ищет способы обмануть судьбу, спасти диониса от этой участи, но оставшихся сил катастрофически мало. и от собственной немощности у богини трясутся руки.
очередное утро. глаза следят за его дыханием, плечо неприятно упирается в дверной косяк. очередную ночь съедает рассвет. босым ногам холодно на голом паркете, она становится на цыпочки. но даже промозглый сквозняк не в силах прогнать маленькую богиню прочь. кокон приходит в движение и, смотря на заспанные глаза её бога, она почти верит, что всё хорошо. и не было войны. и не было смертей. не было удушающего безумия.
лишь они.
психея ныряет в омут теплых одеял с головой. как бабочка летит на жар его тела, опутывая лозой. холодные пятки утыкаются в горячие икры еще сонного диониса. кончик носа касается выемки на ключицах, так правильно, словно она была создана для этого. и в этот момент весь мир разом затихает. даже пылинки в мареве света замирают, прерывая свой незатейливый танец. в голове так пусто, а на сердце так спокойно. и пускай это лишь иллюзии их розовых очков. — что тебе снилось? — она впервые за долгое время спрашивает о личном, а не заполняет тишину болтовней, — ты так мирно спал. не хотела тебя будить.
они словно несложный паззл – созданы, чтобы быть рядом друг с другом, идеально входить в объятия, в которых становилось легче и теплее. дионис шипит на холодные ступни уже по привычке, но только сонно тычется в светлый затылок, оставляя на волосах легкий поцелуй. он застывает так – зарывшись носом в вихри и укладывая свою, будто бы нарочно, горячую ладонь под чужую челюсть. пульс любовно отзывается на прикосновения, и дионис выдыхает с облегчением.
все еще жива. все еще с ним, для него, здесь. не кошмар, не безумие, не злое наваждение, навеянное заскучавшей гекатой. его психея.
он жмется к ней так же сильно, как и она к нему. укрывает коконом одеял, защищая от противной мерзлоты за пределами кровати, и вновь оставляет поцелуй на макушке, чтобы затем прижать еще сильнее. его маленький якорь в бархатном безумии.
– ничего, – выдыхает дионис, забегая пальцами в непослушные волосы. он играется светлой прядкой, бездумно наматывая кольца. морфей отпускает его медленно, словно невольно ругая за нарушенный сон. молитвы, сорванные с уст маленькой души, услышанные сонным богом, работают слишком хорошо. поэтому дионис ластится к психее домашней кошкой, едва ли не мурча от прикосновений. – ровным счетом ничего.
ни золотых клеток и безумных шепотков на периферии кошмаров, ни сломанных ребер и плачей над некогда великой маленькой смертью. он даже не обращается к ревнивому безумию в золотой клетке, играя в гляделки с обиженной пантерой. сплошное ничего.
он хочет знать как спалось самой психее, но знает ответ заранее. будь ее сон сплошным ничего, она б не носилась на носочках по комнате, любопытно оглядываясь на его дыхание. поэтому вместо этого он прижимается легким поцелуем к кончику ее носа, продолжая наматывать прядь на указательный палец. ему представляется, что все как раньше – они пьяные, в шатре, после долгого празднования и танцев, ругают очередную любовницу дурацкого эроса, пока на фоне их диалогов юные сатиры умоляют хитрых бассаридок переспать с ними. только в этот раз тишина, разбиваемая редкими птичьими трелями за окном, их единственный спутник, а они вдвоем пьяны разве что только от осознания жизни.
– люблю тебя, – делится дионис. если можно было вжать психею в себя еще сильнее, их сложно было бы отлепить друг от друга. никто б не понял, где заканчивается дионис и начиналась его маленькая душа. – надеюсь ты это чувствуешь.
взгляд опускается на ее лицо. дионис сонно шурится, привыкая к пробужденному состоянию, и улыбается, найдя какое-то умиротворение на лице психеи. ему хочется сказать, что она невольно стала слишком взрослой, и теперь он не может играть роль ее отца в очередной школе. ему хочется сказать, что он так благодарен, что она собрала его заново. ему хочется сказать, как ему жаль, что он сломал ее неоновый дом, позволявший ей быть собой. и он вкладывает все эти мысли и чувства в поцелуй.
– люблю так же сильно, как пить в понедельник утром, – выдыхает он, укладывает пальцы под подбородок, приподнимая лицо психеи, чтобы они смотрели друг на друга. – или в воскресенье, – легкомысленность оседает на языке в надежде разбить тяжелые думы, навеять давно забытую атмосферу пьяных ласк и хихикающих шепотков между ними. – может быть даже сильнее, – выдыхает дионис прежде, чем прижаться сухими губами в простом поцелуе.
вирджиния висмут
26 лет // человек
актриса погорелого театра
певчая птичка
кокетливая, общительная, целеустремленая, талантливая, трудолюбивая,
придирчивая, скрытная, злопамятная, дерзкая, хладнокровная, трусливая;
их было много – одинаковые русые макушки, грустные глаза, безумно работящие и одинако смирившиеся со своей участью. она помнит, что мама не гладила никого по затылку, не целовала в лоб, а только устало шугала и ругала за безделье. поэтому вирджиния в детстве познала одну истину – к звездам ее путь будет лежать только через тернии. но был в этом пути весомый контраргумент, наполненный комплиментами и разбитыми сердцами. маленькая вирджиния висмут была особой не только привлекательной наружности, но и крайне умной зазнобой.
учителя в школе, священики в церкви, соседи по дому, прохожие, абсолютные незнакомцы – все вокруг твердят маленькой вирджинии какая она талантливая. с детства она поет, танцует и выступает. колыбельные младшим, чтобы они уснули поскорее, театральные постановки в церковной школе, простые мурчания себе под нос за работой. весь этот талант она собирает по маленьким каплям, прекрасно зная, что однажды станет звездой.
со своим первым мужем, арчибальдом принцем, она знакомится на городской площади, после церковных выступлений. вирджиния протягивает ему упавший платок и улыбается своей самой очаровательной улыбкой. она уже знает про него почти все – что первая жена звала его арчи, что его сын ждет не дождется, когда арчи умрет, что арчибальд принц так богат, что вирджинии хватит на всю оставшуюся жизнь. и она только печально заламывает брови, когда он тяжело кашляет, и делится своими переживаниями.
они венчаются три месяца спустя, как только вирджинии исполняется шестнадцать. через два года он умирает, оставляя своей молодой жене денежное наследство. тогда она собирает все и убивает вирджинию висмут – юную певичку церковного хора с амбициями и надеждами. и на ее месте рождается виктория принц – восходящая звезда бродвея.
труд становится проклятьем, но виктория видит его плоды. с майклом кином ее знакомит едва ли не сама судьба – главная актриса в постановке просит слишком много и режиссер снимает ее с роли, а имя виктории оказывается на слуху, чтобы он пригласил ее заменить сбежавшую актрису. их химия складывается замечательно – одна постановка сменяется другой, и ее популярность растет с небывалой скоростью. отношения с майклом завязываются стремительно, и вот они уже уезжают в свадебное путешествие под поздравительные заголовки.
проблемы начинаются почти сразу. майкл слишком сильно ревнует, виктория скандалит, они изменяют друг другу, будто за это дают награды. в момент, когда она получает роль и огромный гонорар, все рушится. ее тело бунтует, дни превращаются в постоянные головные боли и рвотные позывы, и совсем скоро ответ находится. не находится однако счастья. ни у нее, ни у майкла. она кончает с беременностью быстро, но болезненно, и в итоге оказывается в больнице. врачи качают головами, выдавая ей окончательный диагноз. роль мечты утекает из под пальцев. майкл скандалит, трясет за плечи и повторяет какая она тупая. виктория думает об одном – с каким хрустом ломается его шея, когда он катится по лестнице вниз.
в чикаго тихо. ее, конечно же, узнают, но виктория только отмахивается. в чикаго тоже можно построить карьеру. и она строит, а еще ждет, когда судьба вновь обернется к ней лицом. когда рудольф майер делает ей предложение переехать в йорк, виктория выдыхает с облегчением. он говорит ей, что йорк, конечно же, не бродвей, но обещает – сиять она будет так же ярко. виктория соглашается не сразу – юлит словами, пользуется всем временем и вниманием, которыми одаривает ее мужчина, и ластится к нему, как кошечка.
чтобы поехать искать новую жизнь в йорке.
рéми кароль лакан 
— 
remy carol lacan
ведьма семьи витта ll 45 лет [ 17 мая, телец] ll fc.: lyne renée
фамильяр: одноглазый беспородный кот Готье
уровень магии: высокий
сила духа: консилиум редкой направленности - манипуляция через голос
открыла этот дар в 21 год, с тех пор много и усиленно работала с ним, также продолжает работать
ограничения: может эффективно использовать только в спокойном состоянии (во время тревоги или расфокусированности, апатии не сработает); чем увереннее в том, что хочет внушить другому, тем лучше будет эффект; не требуется визуальный контакт, но должны хорошо слышать её голос; чем больше использует силу, тем сильнее страдают голосовые связки и горло (частые ангины, воспаления, сильные боевые заклинания могут привести к временной потере голоса); механическое повреждения горла также не позволят использовать дар.
другие магические навыки: травница; хороша в распознавании ядов, знает много самых разных сочетаний и их свойства; достаточно умела в создании снадобий и проведении ритуалов; последние годы практикуется с более старшими ведьмами и колдунами семьи (у кого схожий интерес) в создании и изучении зелий.
// париж всегда был городом надежд и революций, а также котлом самой активной социальной жизни. мать реми варилась как раз в этом котле, она работала в организации союз женщин - считала это движение делом своей жизни, отдавала всю себя. потому с дочерью почти не проводила времени. она же не сильна связывала себя с ведьминской семьей;
// воспитанием, обучением и становлением в магическом мире занималась как раз бабушка-ведьма и дедушка-колдун. и они же были самыми близкими для реми людьми до момента нападения охотников. к сожалению, столь долгую и тяжелую дорогу в америку старики не выдержали. хоть сердце ведьмы было спокойно от того, что умерли они не в муках и в страхе перед инквизиторами, а тихо и спокойно у берегов нового света;
// девушка сложно переживала отъезд из родного дома - на то, чтобы свыкнуться с новой жизнью ушел не один год. в то время больше общалась именно с представителями витта, но с течением времени постепенно начала вливаться в активную социальную жизнь города. начала с работы в швейной мастерской, после вернулась и к музыке - стала играть на приемах и в театре, когда требовалась помощь. покровительствует открыто "цветным" исполнителям, играет с ними, устраивает концерты для дополнительного заработка;
// никогда не отказывает в помощи членам семьи или в общении представителям других семей, ведь считает, что магия не должна существовать "сама в себе" (для создания нового требуется новый взгляд и новый опыт). однако полностью разделяет недоверие колетт к миру и следует девизу "не доверять полностью никому". является одной из тех, с кем в книжном магазине можно договориться о создании снадобья или равноценном обмене.
сильные стороны: прирожденный наставник, любит делиться опытом и ремеслом (фамильная черта витта не иначе); эмпатичная; ничуть не мягкий или кроткий нрав; скандалить не любит и не принимает в громких скандалах участия, ссор не боится; не горячая голова - все эмоции переваривает внутри и только потом отдает; уверенная в своих взглядах и принципах, но при том достаточно гибкая; покровитель, но не агрессивный защитник - не будет рвать на себе волосы за кого-то, однако будет действовать аккуратно и тихо;
слабые стороны: закрытая личность, которая не быстро открывается людям и не выкладывает личное; может казаться холодной и отстраненной в силу своего хладнокровия (но не глаза, "говорит" глазами она часто лучше и понятнее, чем устно); не верит в мифическое "всегда", "никогда", уже не верит в сказки и обещания, знает что все быстро меняется и нет ничего постоянного; немного осталась снобом - французское общество и нравы считает более приятными, чем американские, но не говорит уже о том открыто;
дополнительно: специализируется на пошиве женского нижнего белья (бюстгальтеров, корсетов, шаровар, чулок и аксессуаров к ним); талантливая пианистка, которая училась играть с 7 лет, но ненавидит играть классику; в восторге от джаза и настолько активной бодрой музыки; 5 лет назад ходили слухи о её романе с цветной девушкой, одной из певиц, но дальше безосновательных сплетен не пошло и, кажется, забылось; выращивает полезные для снадобий и отваров растений в теплице; держит несколько цветных "слуг", которые больше помогают следить за домой и поддерживать связь с джазовыми исполнителями; её прадед, эммануэль лакан, был "исследователем" и изучал активно магию африканских ковенов, жил с ними некоторое время вместе со своей семьей (дочь эммануэля, бабушка реми, много узнавала о магии именно от племен).
гога, 10.06
модель maxence danet-fauvel
я сам себя казнил;
аккуратный дом, аккуратная комната. всё на своих местах до миллиметра, ни единой пылинки, словно внутрь они не попадают совсем. мужчина сидит в кресле напротив, одним взглядом поднимая в воздух горячий чайник из тончайшего фарфора. ароматный травяной чай наполняет такую же утонченную чашку в руках его гостьи. температура напитка идеальна. достаточно горячая, чтобы согреть, но недостаточно, чтобы обжечь. правильность скрежещет песком на зубах. август не выглядит по-домашнему уютно, даже его плотный расшитый халат не добавляет мягкости. в этом доме абсолютно все подвержено какому-то особому смыслу, но не призывает чувствовать себя комфортно. зеркала слишком большие, не дают шанса на уединение даже с самим собой. кресла твердые и жесткие. тяжелые шторы на окнах пропускают свет частично, однако для февраля этого ничтожно мало. полутьму разбивают ряд свечей возле шерри и камин за самим августом. его чашка из рук медленно опускается на блюдце. аккурат по центру. он смотрит на девушку тяжелым взглядом, но в нем легко читается, что все происходящее он делает не из удовольствия, а надобности.
— спасибо, что уделила мне время, девочка, — его голос сухой и скрипучий как бумага, а учтивость не более чем наигранная формальность, — в этот раз я не буду читать тебе морали о том, что бордель не подходящее место для потомственной нортон, но мнение моё не изменилось. однако, я слышал, что ты обнаружила одно из тел. надеюсь, глупостей не последовало?
его взгляд из-под нахмуренных бровей доверия не внушает, советник обычно не знал такта и мнение свое высказывал открыто. но шерри он выказывал особую заинтересованность, не упуская возможности прочитать нотацию, рассказать историю или поведать секрет. многие списывали это на то, что анна, мать девушки, была некоторое время ученицей августа, а после и сама верховная. чашка возвращается в руки августа, он делает глоток и кивает шерри.
— что смотришь, девочка? пей.
я сам себя казнил;
Он дарит ей этот блядский взгляд. Правда гонит по магистрали нейронных связей — это все одна большая театральная постановка и она всего лишь реквизит, инструмент к закрытию потребности. Чувство дежавю долбит демонами поддых. Шерри хлопает глазами, пытаясь сдержать разлив зрачков-омутов, было бы невероятно глупо позволить себе захлебнуться в этом щемящем ощущении. Нортон обезоружена, прикрученная к полу. Прочно. Основательно. Иначе с этим мужчиной и не бывает. Ей не сбежать по пунктиру терпкой гордости и не зарыть этот момент своими длинными ресницами, словно выгребную яму. Кислород ускользает сквозь решето легких — она насквозь пробита тяжелым взглядом. Ироничность свистит над ее головой, словно выпущенная обойма. Дыхание медленное, поверхностное. И будучи приглашенной им на очередное чаепитие ей следовало бы готовить щит и меч, каждый раз ожидая удара в спину его превосходством. За его плечами тысяча выигранных битв и эта не станет исключением. Она улыбается, оголяя ряд ровных зубов. Вязкой жижей сквозь их щели сочиться черная терпкость. Она готова в очередной раз проиграть, но лишь для того, чтобы впитать в себя еще больше от него.
— Благодарю за приглашение, — и она искренняя в каждом слоге этого высказывания. Бледное лицо становится почти призрачным. Смотреть в его глаза — добровольный шаг в бездну и блондинка с большой радостью делает этот первый шаг раз за разом. Правда была в том, что Нортон не боялась его. Она восхищалась его породой, выправкой. Это восхищение зашкаливает в своей маниакальности. Она хотела быть как он, лучше, чем он. Хотела уметь выворачивать людей наизнанку лишь одним взглядом, лишь одним словом ломать необратимостью ребра своих собеседников. Нортон боялась силы исходящей от него. И каждая их встреча тыкала ее носом в пропасть между ними, вынуждая после расчесывать до крови руки от досады. — Разве я могу позволить себе глупость в подобной ситуации и разочаровать Вас?
Она улыбается ему беря в руку чашку чая, отражая его позу, словно зеркало, но явно не спеша делать первый глоток. Мягкой улыбке вторит цепкий, глубокий взгляд светловолосой. Она смотрит не на него, а в него, словно знает все его тайны, словно слышала, то, что не должна. Глубокий вдох и ее улыбка становится лишь слаще, а ноздри напрягаются, улавливая странные нотки чая. Шерри смотрит на мужчину, относя чашку от лица. Сегодня чай не такой, как прежде, когда мужчина заваривал его на их встречи. Эти травы Нортон помнит и может с кристальной уверенностью перечислить каждую из них, ведь она имела с ними дело не один, не два раза. Девушка наклоняет голову набок, продолжая смотреть в глаза мужчины. Подло. Нортон ожидала от него прямолинейности, открытой грубости, но не подобного. Все это ебанный цирк, и она золотой рыбкой бьется о толстые стенки аквариума. Пробить бы себе черепную коробку лишь бы не ощущать это. В ее выступающих ключицах клубком скручивается просроченное уважение к мужчине. Нортон смотрит в его глаза, и улыбка срывается на оскал, рассекая скуловые кости. Это чистый акт самоубийства куда ни поверни. Ладони горят, горит и ее маленькое сердце в разкуреженной грудной клетке. Предатель, чертов ублюдок. Плеснуть бы этот чай в его каменное лицо и уйти. Комната утопает в тишине, а взгляд Шерри становится лишь тяжелей и тяжелей.
— И все это ради общего блага, да, Август? — голос ее стальной, не по годам глубокий разрезает затянувшуюся тишину. Его поступок она не может воспринимать иначе, как предательство, посягательство на свободу, звонкую пощечину. Неужели он считает ее настолько глупой, пустой девицей неспособной различить травы в напитке? Нортон чуть сильней сжимает ручку чашки. Он подрывает те крохи доверия, что были у Нортон к нему. Светловолосая подносит чашку к губам, выпивая ровно половину, а после ставя на блюдце. Откинувшись на спинку твердого кресла, она неотрывно смотрит в его глаза, мысленно отсчитывая секунды до начала действия. — Надеюсь этого будет достаточно?
Не проблема! Введите адрес почты, чтобы получить ключ восстановления пароля.
Код активации выслан на указанный вами электронный адрес, проверьте вашу почту.
Код активации выслан на указанный вами электронный адрес, проверьте вашу почту.
