сладких снов~

такс

мы добили первый флуд

давайте переместимся

в

? НОВЫЙ ?

после пережитого стресса мышцы болят так, будто девушка неплохо потренировалась на досуге. поэтому она могла бы и догадаться, что для дениса, который вот только что задыхался от ужаса, заполонившего его сознание, шоколадка станет комом в горле. но ника не додумывается. снова. и вновь пугается, на этот раз, когда мужчина вдруг закашливается, и стучит себя в грудь. сок проливается мимо рта, пока раневская пытается быстро сообразить, куда дела крышку или куда бы ей попросту отставить открытую упаковку. но тот уже возвращает себя в нормальное состояние. и, наконец, сообразившая, что крышка все это время покоится у нее в руки, ника, ставит сок в сторону, наблюдая за тем, как на лице дениса появляется окровавленная улыбка, подобная той, что являлась. визитной карточкой джокера из комиксов. она невольно ведет плечами, показывая пальцем на собственные губы там, где видит след. 

— блин, извини. у тебя тут... кровь.

влажных салфеток у раневской с собой нет, иначе бы она уже давно предложила их хазину, а заодно использовала на себе. вместо этого девушка подхватывает со скамейки немного снега и водит по собственным ладоням, предполагая, что ее знакомый может поступить аналогичным образом, если у него тоже ничего нет с собой. она отмечает, что ее рукам, вероятно, пришел конец, и она будет неделями пытаться сделать так, чтобы обмороженная кожа перестала выглядеть, как та, что покрыта мелкими морщинками у пожилых людей. но делать уже нечего. блондинка натягивает свои перчатки, и едва заметно ведет ногами туда-сюда, гоняя снег из стороны в сторону. качает головой в ответ на слова благодарности и упрямо смотрит на подошедшего на остановку мужчину, поглядывающего то на следы крови на снегу, то на сидящих на скамье, пока тот не отвернется, поняв, что комментариев он тут не дождется. девушка вдруг понимает, что без сплетен о ней в поселке в ближайшее время не обойдется, и чуть хмыкает себе под нос. как же, все-таки, она не любит это сарафанное радио... впрочем, мысль о том, что она хоть как-то, но смогла помочь, заботит куда сильнее.

— я же уже сказала, все нормально. не беспокойся, — вторит она, поворачиваясь к денису, заметив, что тот смотрит в ее сторону. — это правда может случиться с каждым...

раневская молча наблюдает за тем, как тот снова меняется в лице, поджимает губы, и вообще, с трудом говорит о произошедшем, и буквально молит того не продолжать, чтобы не терзать себя. и без того не приятная тема, кажется, является гораздо более серьезной, чем нике могло поначалу показаться. она знает, что отец столкнулся с такой проблемой после смерти его матери, но хочет верить, что у хазина все не так плохо, ведь он много работает, а значит, устает, эмоционально выгорает, а это, как пишут в интернете, тоже может быть причиной панической атаки.

конечно, почитать статьи, так жить вообще вредно — от этого умирают. но ника отлично понимает, как сильно людей могут вымотать обычные жизненные обстоятельства, не говоря уже о работе. и знает, что жизнь далеко не у всех является сладкой и безоблачной. обычно она напоминает поле боя, где каждый день человек получает новые удары. так что она верит в эти слова, и продолжает упрямо настаивать самой себе, что проблема знакомого тоже имеет именно такой характер. до тех пор, пока тот не сообщает, что остался один, лезвием полоснув по не зарастающей ране в груди вероники. 

одиночество. даже одно слово позволяет долгие часы после наслаждаться металлическим привкусом на губах, мешая унять терзающую внутренности тупую, упрямую боль. ника ненавидит это чувство. оно ей слишком знакомо. черт! да оно полностью описывает ее состояние на протяжении стольких лет, так что, кажется, уже и стало ею. наверное, поэтому раневская так отчаянно цепляется за моменты, когда кому-то необходима ее помощь, будь то женя, отец или даже денис. ведь тогда в ней нуждаются, тогда она остается с кем-то, и в этот момент она не одинока...

когда-то ника мечтала, чтобы в ней нуждалась ее собственная мать. но ее неприглядную персону оказалось слишком просто заменить. а может, дочь просто не была достаточно хороша или интересна, чтобы у той просто не получилось этого сделать или она попросту не захотела этого. теперь же раневская чувствовала это неприятное чувство лишнего человека, несмотря на то, что рядом мог быть кто-то еще. ей было плохо в своем одиночестве, но она не любила навязываться и привязываться, ведь в конечном счете все близкие предавали ее доверие. так было больно, но так было проще. и все же, эти чувства были тем, чего бы она никогда никому не желала. и эти чувства были так далеки от того, что когда-то рассказывал о своей семье денис, что она невольно радовалась и поражалась тому, как бывает у людей. а теперь... теперь она видела рядом лишь сломленного человека, подобного ей самой, и от этого становилось еще более тоскливо.

«все бывает хорошо только в сказках», мысленно вторит она жестоким словам матери и неоднозначно поджимает губы. ей хочется спросить, что же случилось. хочется верить, что хазина настиг лишь непростой развод. а это, как известно, поправимо. но она видит, как тот украдкой вытирает слезы, и просто робеет, не смея снова наступить на больную мозоль. вероника вдруг понимает, что именно ее слова стали триггером к тому, чтобы мужчина впал в панику. и ее лицо, так похожее на светино, только добавляло ужаса сложившейся ситуации.

раневская нервно сглатывает, закашливается и ведет плечами. дура. дура!.. внутри что-то вопит, ника выпрямляет спину, натягиваясь словно струна, готовая вот-вот оборваться, и нервно исследует глазами снег перед собой, пока не утыкается в алое пятно. она вроде бы и понимает, что не знала, просто не могла знать, но все равно чувствует собственную вину за произошедшее.

— мне жаль, — вырывается раньше, чем девушка успевает подумать. она закусывает губу, требуя у самой себя успокоиться и не устраивать концерт на эмоциях. медленно выдыхает, отсчитывая до десяти. и аккуратно касается плеча мужчины, чтобы украдкой произнести:

— теперь ты не один... — когда вдали появляется силуэт скорой помощи.

конец спасибо не зря это лучший эпизод

николас никогда не знал, что у него был столь горячий пыл, но смерть брата показала ему эту особенность. раньше он вполне мог себя контролировать, даже если ему было тяжело сдержать слова, которые рвались из него. когда джастина не стало, его как будто сломало. в нём не было абсолютно никакого терпения, если дело касалось злости, особенно направленной в сторону барбары. в тот день, когда он узнал обстоятельства смерти, он навсегда заклеймил брата своим собственным врагом. и он не намерен был его прощать. первые несколько дней или даже недель ему было даже тошно смотреть на него, а слышать его голос тем более, а затем с годами это всё утихло. месяца и годы тянулись, а у николаса в груди зияла огромная дыра, которая заполнялась одной злостью и ненавистью. смотреть и слушать брата стало проще, а вот разговаривать с ним – нет. более того, пройдет десять лет, и николас всё равно не простит его. это невозможно было простить.

и барбару тоже можно было понять. барбара старался изо всех своих сил, чтобы показать, что он исправился и что он больше не собирался совершать подобных роковых ошибок. но спасая других он не мог уже спасти джастина. ему нужно было думать головой, если он вообще умел это делать. ему нужно было принять факт собственной вины и стойко принимать уколы в свою сторону, а не жаться и обижаться. он не имел право даже на то, чтобы обижаться. только не он. более того, он не имел права вот так нагло в их день рождения (всех троих!) хвастаться своими героическими успехами. нику было тошно от младшего. удивительно, почему остальным не было.

хастингс достигает точки невозврата, когда брат хватает его за руку и разворачивает к себе. первая мысль – свалить отсюда, пока не стало поздно. его взгляд перескакивает на мать, спрятавшуюся в объятьях ричарда, а затем вновь падает на барбару. понять убийцу значило бы оправдать его, а у барбары не было прощения и не было оправданий.

ник уже отводит ногу назад, желая просто развернуться и уйти. он даже поворачивает корпус, думая о том, что ему нужно бежать отсюда и не возвращаться, пока здесь был брат. но вторая мысль, которая пронзила его рассудок, завладела им полностью. резкий поворот корпуса, сильно сжатый кулак, напряженная рука, а затем удар. любой человек, не связанный с группами особого назначения или с военным делом даже если сильно захочет не сможет предугадать и парировать удар. тем более барбара.

удар приходится прямо в скулу, дезориентируя. рука взрывается болью, но николас правильно собирает кулак, чтобы не получить смещение или перелом костяшек.

мать вздрагивает в чужих объятьях и переводит взгляд на николаса, а затем на барби. ричард реагирует мгновенно.

– прекратите! – кричит она, пока мужчина отходит от неё, направляясь к нику.

прежде чем отец успевает ухватить хастингса за его рубашку, николас смещается в пространстве вперед, хватает брата за грудки и замахивается ещё раз. ричард ловит его руку и оттаскивает назад.

– николас, блять, прекрати это! – грубо требует он, больно сжимая запястье сына и чуть ли не валя его на пол, продолжая отступать с ним назад.

– он убийца! почему никто этого здесь не понимает?! – срывается на крик ник, болезненно морщась, пока отец не отпускает его запястье. – тебе следовало бы гнить в тюрьме за твой поступок! тебе лишь повезло, что тебя отмазали! лучше бы ты умер, а не он! – слова вылетели сами, ник совсем их не контролировал. мать тихо втянула в себя воздух, прикрыв рот руками, и бесшумно заплакала. ричард среагировал мгновенно. он оттолкнул николаса к стене и заставил его больно врезаться спиной в дверь. хастингс приоткрыл рот, выдавая бесшумный болезненный стон, а затем со злостью взглянул на отца. – ты всего лишь соучастник, – сквозь зубы процедил николас, развернулся, открыл дверь и покинул дом, захлопнув за собой дверь. он не вернется сюда больше никогда.

ник долго не церемонится. он даже не отвечает на сказанные слова барбарой, словно те просто пролетели мимо его ушей. все же ответ послушать барби хотел сильнее, чем получить кулаком по лицу. за столько времени службы в армии и в академии хастингс не раз получал по морде в виде тренировок и обычных разборок, удар отразить мог, но сегодня и именно сейчас парень этого совсем не ожидал, потому кулак попал точно по скуле. голова барбары моментально чуть ли не отлетает по обычной инерции, во рту появляется неприятный привкус крови. барби думает о зубах и быстро языком проходит по верхнему и нижнему ряду, а как в голове заканчивает подсчет, мама уже просит их остановиться. хах, конечно же.

вот только барбара ничего не начинал. он ступил на порог дома с улыбкой, с хорошими вестями и отличным настроением, старался держаться молодцом при виде ника и родителей, ничего не болтать лишнего и никого не выводить из себя. но николасу, видимо, плевать на все это. он и на второй удар тут же заводит руку, замахивается, но отец подоспевает вовремя, перехватывая ту и требует остановиться.

слова ника ранят в очередной раз, проводят ножом по только зажившей ране, вспарывают зашитые свежие шрамы и оставляют все так, как есть. он снова говорит об этом. снова кличет барби убийцей, говорит о джастине и — что-то новенькое — желает смерти единственному на сегодня младшему брату.

мама на эти слова опять вздыхает, а потом опускается на стул, не в силах больше этого терпеть и выслушивать.

барбара держится за щеку и двигает нижней челюстью, сначала смотря на дальнюю стену в основном на свое отражение в зеркале, а потом переводит взгляд на ника.

отец на слова соучастника лишь протирает вспотевший лоб и спешит к своей жене.

ник покидает отчий дом, сюда он больше не вернется, а барбара молча стоит, не зная, куда себя деть. невольно он думает о том, что ник лишь озвучит мысли каждого в этом доме. но думать об этом не хотелось. свежая рана пыталась затянуться, но ее вспарывали снова и снова, и дело рук это собственной семьи, от которой по уставу всегда нужно ждать лишь поддержки, а не бесконечных обвинений.

барбара больше не знает, может ли он считать этот дом своим. себя в этом месте он потерял в день похорон джастина. вместе с клочком землю на гроб полетели семейные узы хастингсов. и как бы барби не старался все исправить, единственное он не смог бы сделать уже никогда — вернуть джастина. слова о том, что «я же остался жив» никому в этом доме не нужны. никому, кроме барбары, который теперь это предложение видит и слышит в кошмарах, как и слова медработников, что «его больше нет» и «можете попрощаться, пока его не увезли».

прощаться с отчим домом барбара не стал. он вышел за дверь вслед за ником не в целях его догнать. а в целях покинуть место, где он больше не будет нужен никогда. прежние отношения не вернутся никогда, а натянутые и тянуть нечего. барби режет их ножом уверенно и навсегда.

он не вернется сюда больше никогда. 

шок и страх – товарищи, которые преследовали каждого по пятам. только никто не обращал на них внимания, превращая их в белый шум. шок и страх – опасность, которую каждый сам для себя должен был устранить и задушить в самом зародыше. нику сделать это не удалось. он думал, что получилось, но стоило его пуле пронзить мальчишечью голову – он оцепенел. ему не хотелось подводить товарища, но он не мог пошевелиться. хотел, но оказался прибит к месту.

энрике в этот момент подходит к трупу ближе и сообщает, что ребенок был вооружен. и смерть его заслуженная. но только николасу совсем это не помогает. взгляд его прикован к мальчишке, вокруг головы которого растекалась лужа его собственной крови. сделано всё вроде правильно, но оцепенение не проходило.

товарищу пришлось позвать николаса, чтобы он хотя бы пришел в чувство. хастингс быстро моргает, смотрит на эрика, а затем неспешно двигается за ним следом, переводя взгляд на мальчишку на полу. всё его внимание сконцентрировано на трупе, поэтому ему лишь повезло, что энрике вместе с собой укрыл и его за углом, когда дверь открылась. хастингс не сразу сообразил, что происходит, а когда в наушнике услышал голос товарища – понял. это осознание длится всего секунду, а затем – выстрелы. николас даже вздрагивает, когда слышит каждый из них, хотя он никогда не вздрагивал от этого шума. он даже не всегда реагировал на взрывы. его психика в данный период была столь чувствительна, что грозила принести проблемы.

и события, происходящие следом, не помогли нику. всё только усугубилось. благо взрывной волной их не задело, но стены и пол под ногами поплыли, поэтому пришлось отступить немного дальше. энрике докладывает в эфир о происходящем, но николас его даже не слушает, несмотря на то, что они стоят в метре друг от друга, прикрывая головы от обломков, которые могли бы обвалиться.

всё слишком сумбурно. и опасно. и страшно.

товарищ поднимается уже на ноги и готовится выдвигаться куда-то – а куда черт его знает. но николас понимает, что не сможет пройти за ним следом. не сейчас. только чуть-чуть попозже. хастингсу удается в итоге схватить энрике за запястье руки и не дать подняться, оставляя его в полусогнутом состоянии, а затем он поднимает на него взгляд. по взгляду можно было понять, что грань, которую он перешагнул, стала ключевой на данном этапе его развития. чуть позже, когда он повидает ещё много всего страшного, он поймет, что сегодняшняя слабость недопустимая роскошь на войне, но сейчас, не в состоянии даже нормально вдохнуть пыльный воздух, он даже не может встать.

– подожди, – выдает он, – просто… – он запинается и резко выдыхает весь воздух из легких, – секунду, – хрипит николас, а затем его рука соскальзывает с чужого запястья и упирается в стену перед ним. голова опускается, глаза закрываются. он втягивает воздух хрипло, еле-еле, словно в горле что-то застряло и перекрыло дыхательные пути. вот оно. шок. шок и страх – то, что николасу не удалось убить в себе. страх не за свою жизнь. страх за то, что они делают, куда они пришли, кого убили. скольких они перестреляли. секундами ранее нервы сдали даже у командира, а обычный рядовой солдат, минуту назад пристреливший ребенка (хоть и вооруженного) и подавно не был подготовлен к такой агрессивной среде. ник думал, что подготовлен, но тело говорило иначе. 

Было бы намного легче, если бы командование предупреждало о всех аспектах того или иного задания. Но, с другой стороны, солдатам никогда не обещали легкую жизнь. Порой ты просто должен выполнить приказ, даже если он идет в вразрез с твоими принципами. Сейчас Эрику было не также тяжело, как Нику, но определенно, картина мертвого мальчика наверняка надолго засядет в его голове. А может и навсегда. Порой Моралес чувствовал себя паршиво из-за того, что ему приходится стрелять, отнимать чью-то жизнь. И тут даже не спасали речи, что это во имя мира и защиты граждан. Просто он знал, что руки его в крови, и утешал себя тем, что руки тех, кого он убивал в крови не меньше. Но как объяснить самому себе жертву этого мальчика? Уже не говоря о том, чтобы объяснить Хастингсу, что его выстрел был неизбежен. Разумом Моралес понимал, что это нужно было сделать, но сердцем… сердце его обливалось кровью из-за случившегося. Вот только сейчас было не время для самобичевания. Такой ступор мог стоить жизни, и не одной. И как более опытный военный, который уже несколько лет практически безвылазно провел на фронте, участвуя в различных операциях, Эрик взял дело в свои руки. Николасу нужно было время, чтобы прийти в себя, и им повезло, что это время у них было. Однако, вместо спокойствия эта передышка принесла только больше потрясений, которые точно не пошли на пользу Нику. “Черт” 一 обстановка была на грани. Моралесу и самому нужно было время все переосмыслить, но в нынешнем положении дел время было именно тем ресурсом, запаса которого у них не было. Коридор обвалился, командир мертв, точного задания никто не знает. А в своих догадках касательно происходящего тут Энрике очень сомневался. Ситуация грозила стать непоправимой, ведь без командира они просто группа обезьян с автоматами. Практически ничем не лучше этих террористов, что засели в деревне. 

Эрику просто пришлось откинуть все эмоции, просто задавить их в себе, оставив только холодный расчет. Это было невероятно сложно, так как тела убитых в этом коридоре все еще стояли перед глазами. Будучи по званию старше остальных, Моралес просто обязан взять уже в свои руки эту операцию и вывести отряд в целости и невредимости, и желательно выполнив хотя бы ту часть приказа, что известна им всем. Он уже собирался двигаться дальше, когда Ник вдруг схватил его за руку, останавливая. Николас просит подождать. Но правда в том, что они не могут ждать. Будь на то воля Моралеса, он был бы только рад поговорить о случившимся или помолчать, да хоть психологическую поддержку оказать, дать сколько угодно времени Хастингсу, чтоб тот пришел в себя. Но это был не тот случай, операция не заканчивается, если тебе нужна передышка. Это как в больнице, хирург не может сделать перерыв просто потому что неожиданно пошла кровь, а он к этому не готов. Но подобным ситуациям невозможно научиться по теории, им учатся на практике. Именно поэтому не каждый человек может стать хорошим хирургом, как и не каждый может стать хорошим солдатом.

一 Сержант Хастингс 一 Энрике выпрямился, в такой ситуации нужно было действовать быстро, и в армии быстрее всего действовал приказ. Он по себе знал, насколько отрезвляющим может быть приказ в подобной ситуации. 一 Отставить отдых.  Встать. 一 Моралес крайне редко говорил в таком жестком и приказном тоне, он вообще не любил его. Но тут ситуация требовала. Им всем нужно было поскорее убираться отсюда. 一 А теперь вперед.

Возможно, потом Эрику стоит наведаться к Николасу и поговорить с ним, но это потом, если они выберутся живыми. Теперь уже Моралес шел впереди, доверив Николасу прикрывать спину. Скорее всего в здании было уже не так много врагов, но еще нужно было как-то отступать, дойти до транспорта и уехать. К тому же надо помочь раненому в самом начале Васкесу, если он до сих пор жив. И для этого Ник нужен был в чувствах. Они достаточно быстро продвигались по коридорам, натыкаясь на незначительное сопротивление. И вскоре встретились с еще двумя товарищами. Они были уже очень близко к цели, а значит и к концу этого ада. Вскоре они вышли к закрытой укрепленной двери, возле которой стояло двое вооруженных людей. Именно за ней, по их данным, находилась их цель. Моралес молча, жестами показал план их действия. Сначала они убирают этих двоих, затем Ник простреливает замок, и они заходят. Не понятно сколько было людей внутри, но врядли много. В любом случае в этой ситуации было уместно сначала стрелять, так как уже всем было понятно, что никаких заложников тут не было. Вновь раздались звуки стрельбы, меткие выстрелы убрали охранников. Оказавшись внутри, они тоже сработали четко и слаженно. 一 Цель уничтожена, повторяю, цель уничтожена. Уходим к месту сбора. Стивенс, Вудс, прикрываете 一 у снайперов была самая лучшая позиция, чтобы дать возможность уйти остальной группе, а затем присоединиться к ним.