Все сейчас казалось правильным. Таким, каким и должно было быть изначально. Арвид прижимался лбом к моему плечу, и тепло его тела просачивалось сквозь куртку, заставляя обтекать холодными слезами ледышку, застрявшую у меня между ребрами в грудной клетке. Я приобнял брата, положив руку поверх его плеча и поглаживая большим пальцем линию роста волос у него на шее под ухом.

_{Прости за то, что я устроил внизу. И за это тоже.}

Тебе не за что извиняться. Я бы куда больше удивился, если бы ты не устроил внизу сцену и отреагировал на мое появление спокойно и... трезво. — Я усмехнулся. Рука, согреваемая теплом кожи наемника и чувствующая пульсацию под ней, нехотя соскользнула вниз и устроилась у меня на бедре — Арвид разорвал наш контакт, выпрямившись и переключив внимание на книгу у него на коленях.

Скажи хоть, что там написано.

Я осторожно, будто боясь, что от моего прикосновения многострадальный том, все еще оставляющий на руках едва заметные следы застарелой копоти, рассыпется в прах, принял его из рук брата и переложил на свои колени, которые пришлось свести вместе. Пальцы коснулись янтарных капелек, выделяющихся на фоне темного переплета. На секунду показалось, что они были теплыми на ощупь, но почти сразу же это ощущение пропало, смешавшись с холодом моей кожи.

Ну, посмотрим, — тихо выдохнул я, будто собираясь с силами. Я не понимал, почему нервничал, — вряд ли Арвид прихватил из библиотеки какой-то очередной демонический гримуар, от прочтения которого откроется еще один Разлом. Собрав волю в кулак, я все-таки открыл переплет.

Старые полустертые вензеля букв на заглавной странице книги, стоило скользнуть по ним взглядом, заставили сердце неприятно сжаться. Я на секунду закусил губу, затем кашлянул и начал негромко читать:

Моей дочери Елене, моей единственной радости, чьи ореховые глаза сверкают на солнце так же, как эти слезы из янтаря. — Выцветшие рукописные завитки, казалось, дышали нежностью и любовью в каждом изгибе. — Тебе всегда нравилось все неизведанное и необычное. Я собрал на страницах этой книги все истории из моих путешествий, которые могли бы тебе понравиться, и описал всех существ, о которых узнал сам, чтобы познакомить тебя с ними. — Далее несколько строк были пропущены, и внизу, уже тоже поблекшими, но гораздо более свежими чернилами было дописано: — Прости меня, моя маленькая и храбрая девочка. Я не успел вручить тебе эту книгу. — Еще ниже было дописано чуть менее аккуратно, с пляшущим то ли от нервов, то ли от поспешности по странице пером: — Пусть тот, в чьи руки попадет мой сборник, найдет в нем свой интерес, будет с ним аккуратен, — я неловко закашлялся, понимая, что вряд ли спалить книгу приравнивалось к аккуратному к ней отношению, — и за мою Елену заочно познакомится на его страницах с невероятными существами и местами из моих путешествий, найдя для себя в каждой истории что-то полезное и поучительное. — Подписи автора на первой странице не было, на переплете разобрать что-то тоже не представлялось возможным.

В комнате после последнего моего слова повисла тишина. Я переваривал прочитанное, продолжая невидящим взглядом буравить желтоватую страницу.

Нам с тобой почему-то везет на вещи с историей, — наконец произнес я, невесело усмехнувшись. Подцепив подушечкой пальца страницу, я ее перелистнул. С красивой, чуть полинявшей цветом иллюстрации на всю страницу на меня смотрел большой белый тигр, стоящий на скале с гордо поднятой головой. За его спиной раскинулся город с высокими шпилями белых башен, на каждой из которых реял флаг. Жаль только, что разглядеть, что на флагах, было нельзя: до того маленькими они были.

Церез, — прочитал я написанный на следующей странице золотистыми буквами и обведенный чернилами заголовок с искусно выведенными завитками. Чуть ниже более мелким шрифтом золотом было написано: — История о невероятной силе, непревзойденном уме и растляющей гордости, которая этот ум сгубила.

Я бегло скользнул взглядом по аккуратному тексту и после этого быстрым движением закрыл книгу, протянув ее обратно Арвиду, хотя меня изнутри сжирал разгорающийся интерес.

Я научу тебя читать, когда мы выпутаемся из этой истории с Ульвом. — Сведя брови у переносицы и серьезно глядя на брата, произнес я. — И тогда ты сам мне прочитаешь все, что для своей дочери собрал по крупицам по миру автор этой книги. До этого момента — береги сборник. — Как-то же у наемника получилось за год всего лишь опалить обложку, при этом сохранив почти в идеальном состоянии внутренности книги.

Я перехватил пальцами запястье Арвида, увитое незнакомыми переплетениями символов, и нагнулся к нему, почти утыкаясь носом в кожу. Ни одна из рун не была мне даже визуально знакома. Что-то кольнуло в груди, опалив тело волной холода, и внезапно мне в голову пришла крайне занимательная мысль.

У меня есть одна идея. Только постарайся переварить ее... без агрессии и с холодным разумом, — я понимал, насколько для Арвида это будет тяжелым заданием, но надеялся хотя бы на то, что он не станет сразу же отнекиваться и говорить о том, насколько эта идея неудачна.

Раз ты уже успел заключить сделку для поиска Хельмара... предлагаю нам воспользоваться услугами демонолога, о котором ты говоришь. Только не для того, чтобы убить его, а для того, чтобы красноглазый паршивец расхлебал ту кашу, которую заварил год назад. Я все-таки неосознанно спас его жизнь, так что теперь он мне должен. Тебе он может помочь выпутаться из истории с кровавой магией, — я кивнул подбородком на запястье брата, наконец отпустив его, — а мне... тоже даст пару ответов на вопросы. — Я пока решил не посвящать Арвида в подробности моего возвращения в этот мир и то, что в груди застрял ледяной холод изнанки. Я надеялся на то, что прохлада моих прикосновений тоже останется незамеченной в маятнике эмоциональных качелей, на которые закинуло брата при моем возвращении.

Сцепив пальцы в замок между расставленных коленей и чуть подавшись вперед, я повернул голову к Арвиду, ожидая его решения. Все же теперь очередная кровавая привязка — только его, и решать, как он хочет от нее избавиться — тоже должен он. Но что-то подсказывало мне, что вряд ли Ульв, наигравшись со своим подопытным волчонком, потом так просто отпустит его на все четыре стороны.

Ничьи прикосновения, в том числе ласки самой красивой и раскованной из девиц, не были им и вполовину так любимы и желанны, как объятья одного конкретного мужчины, однако его подсознание не позволяло этой мысли перебраться к числу сформированных и всецело постигнутых: Арвид слишком устал и слишком соскучился, чтобы, взглянув на происходящее со стороны, неизбежно обнаружить в нём что-то неправильное, противоестественное, и уличить самого себя в ненормальности.

Оковы привязки давным-давно спали, по телу от рук Каэтана больше не расплывалось убаюкивающее тепло, тревога не теряла своей силы, и тем не менее его прикосновения были приятны — неясно, чем именно, но, вне сомнения, были. Хотелось закрыть глаза и замереть, раствориться в моменте с надеждой, что он продлится как можно дольше, но, к сожалению, позволить себе такой роскоши наёмник не мог: между ним и его восставшим из мёртвых напарником за месяцы разлуки скопилось слишком много не терпящих отлагательств вопросов.

Серые глаза то и дело перебегали с книжного разворота к профилю чтеца, на котором подолгу задерживались: наполнение книги заботило Арвида гораздо меньше, чем заинтересованность в оном Каэтана. Наёмник никогда не питал особой любви к историям, рассказанным или изложенным на бумаге, — он предпочитал лично участвовать в них, а не становиться их безучастным наблюдателем, и посему к труду таинственного путешественника, решившего поведать о своих странствиях, он остался в большей степени равнодушен, однако был искренне рад, что впечатления напарника оказались диаметрально противоположными: хоть он и поспешил захлопнуть книгу, не заметить его живого интереса, было нельзя. Арвид улыбнулся — вскользь, незаметно, одними только уголками губ.

— Я научу тебя читать, когда мы выпутаемся из этой истории с Ульвом. И тогда ты сам мне прочитаешь всё, что для своей дочери собрал по крупицам по миру автор этой книги.

— Договорились, — он кивнул, возвращая книгу себе. Ещё раз скользнув взглядом по опалённой обложке, он с аккуратным нажимом провёл по ней подушечкой пальца. Растёр оставшийся на коже тусклый серый след и, мысленно пообещав себе в обозримом будущем придать переплёту менее печальный вид — хотя бы счистить с него остатки чёрного налёта, — бережно убрал её обратно в сумку.

Прикосновение чужих пальцев, вместо привычного жара источавших холод, не осталось без внимания. Арвид нахмурился. Задумчиво потёр своё запястье, на которой остался незримый отпечаток леденящего касания, а затем, чтобы удостовериться, положил руку поверх ладони Каэтана — холодной ладони, как у человека, только-только пришедшего с мороза. И как он раньше этого не заметил? Неужто так сильно был увлечён борьбой с прорвавшимися наружу эмоциями? Он уже приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул его — как раз в тот момент, когда Каэтан заговорил о Хельмаре и своём гениальном плане. Сведённые к переносице брови нахмурились ещё сильнее, углубляя залёгшую между ними морщинку, вытравливая из взгляда наёмника задумчивость и придавая его лицу выражение с трудом сдерживаемой злости. Гневно выругавшись себе под нос, он рывком поднялся с кровати и принялся мерить шагами комнату. Идея напарника ему сразу не понравилась, и пускай по мере её изложения перемен в его мнении не намечалось, он позволил ему высказаться, не перебивая.

— После всего, чему эта красноглазая тварь подвергла тебя, ты опять собираешься довериться ей? — начал Арвид, терпеливо дождавшись, пока иссякнет поток речи собеседника. Он искренне старался говорить сдержанно, не повышая голоса, однако в его тоне всё равно прорывались дрожащие нотки агрессии. — Каэтан, — спустя короткую паузу проговорил он чуть спокойнее, выдыхая и подступая ближе. — Я освободил его, помнишь? Счёл ли он эту услугу достаточной, чтобы вернуть мне руку — цену, которую мне пришлось заплатить за наше с ним спасение? Нет. Он запросил власть над твоим телом сверху, едва тебя не прикончил и за несколько часов наворотил такой хуйни, какую потом несколько месяцев разгребали всем королевством. Если ты действительно думаешь, что он поможет и не потребует взамен вдесятеро больше, то ты безнадёжный идиот.

Он покачал головой, отступил и, неопределённо взмахнув рукой, вернулся к нарезанию кругов по тесной комнатушке.

— И какого хера ты холодный, как труп? — и вдруг он замер. Оборвал себя на полушаге, застыл на месте как вкопанный, будто поражённый чудовищным озарением, и медленно повернул к Каэтану голову. Ни в его взгляде, ни в лице теперь не читалось ни следа прежней злости — только испуг и затравленность. Он невольно напрягся, приподнимая плечи и вжимая в них голову. — Ты ведь... живой, правда?

Так его сны обращались кошмарами: внимание цеплялось за выбивающуюся, идущую вразрез с привычной реальностью деталь, и вся остальная картинка тотчас начинала сыпаться, расходиться по швам, как непрочно сшитые между собой лоскуты: сквозь одни образы просачивались другие, видение искажалось, заключая Арвида в цепкие лапы ужаса.

Он ожидал, что нечто подобное произойдёт и сейчас: затопившие комнату сумерки сгустятся, жёлтые глаза вспыхнут красным, родное лицо исказит жестокая усмешка, а рубашку на груди её обладателя прорежет бордовый росчерк. Наёмник невольно стиснул зубы, чувствуя, как набирает силу противная дрожь внутри, как тело окатывает ледяной волной тихой паники. Его дыхание стало быстрым и поверхностным, а стук разогнавшегося сердца эхом загрохотал в ушах.

— Странно, что, видя результаты моего успеха в заключении сделок, ты предпочёл не учиться на моих ошибках, а повторять их.

— Может, я хотел их повторить. Это тебе в голову не проходило? — Арвид вопросительно приподнял брови. Как минимум одна из упомянутых ошибок, имя которой смерть, выглядела очень даже привлекательно. Конечно, куда проще было бы сигануть с высокой-высокой башни или спровоцировать конфликт и броситься брюхом на заточку, но эти возможности он никогда не рассматривал всерьёз: он не для того всю жизнь боролся с судьбой, одержимый стремлением выжить миру назло, чтобы подвести своё существование к столь грубому и безыскусному финалу. Другое дело — приманить смерть косвенно, окольными путями, скрыть подсознательное стремление к ней за авантюризмом, испытанием собственной везучести, а встречу с ней представить досадной случайностью.

По инерции рванувшись вслед за бутылкой, Арвид всё-таки расцепил пальцы, позволил изъять её, а вследствие не стал с боем отвоёвывать у Каэтана право нахлестаться до отключки. Он лишь раздосадованного цыкнул, подобрался, отчего стал похож на застигнутого непогодой нахохленного сыча, и вынужденно вернулся к созерцанию царапин на потёртой столешнице.

— Не знаю, что сейчас творится у тебя в голове, но это твоих проблем не решит. И легче тебе тоже не станет.

— А от чего станет, умник? — фыркнул он и, не позволив собеседнику даже рта открыть, сам же ответил: — Как вариант, я могу пойти и въебать кому-нибудь, — он даже скосил глаза в сторону сидящей неподалёку шумной компании, раздражающе весёлой и беззаботной, однако на воплощение сей коварной задумки его уже не хватило: встреча с напарником, которой он грезил и которая нередко находила воплощение в его снах, в действительности вытянула из него все силы, оставив малую их кроху, достаточную только для того, чтобы доползти до кровати и упасть мордой в подушку. Может, оно и к лучшему: за ночь он вряд ли ухитрится наворотить глупостей. А к утру эмоции обязательно улягутся, он благополучно покинет ненавистный ему город, вернётся к Ульву и вверит ему свою драгоценное полукровное тельце в целости и сохранности.

— Первое, — переступив порог комнаты, Арвид снял с себя куртку и, не оборачиваясь, вслепую передал её Каэтану. Сразу стало неуютно. Под кожу на пару с растёкшимся по спине физическим холодом пробралось ощущение странной, иррациональной уязвимости. — Почти как новенькая. Я... берёг её, — абсолютная правда. Было заметно, что куртка интенсивно носилась и вместе с её временным владельцем пережила не одну передрягу, но, невзирая на это, даже спустя полтора года она выглядела опрятно и презентабельно: кожа и овчина под ней сияли чистотой, заклёпки и пуговицы, как и прежде, в полном составе занимали положенные им места, а многочисленные порезы, пятнающие гладкую материю, были умело заштопаны — к их устранению явно приложил руку мастер, а не Арвид самолично.

— Второе, — с этими словами он, теперь избегающий не только встречаться с Каэтаном взглядами, но и просто смотреть в его сторону, закопался в брошенной у кровати сумке, откуда на свет вскоре явилась книга — увесистая и толстая, с опалёнными страницами и обложкой, до неузнаваемости испорченной пламенем, на которой, однако, переливались два крошечных кусочка янтаря. От неё, ещё одного дорогого и ненавистного свидетельства утраченного счастья и несбыточных планов, он также пытался избавиться, и также потерпел в этом неудачу — он не смог смотреть, как она горит, и вытащил её из костра, куда сам и бросил, едва пылающие языки подобрались к краям страниц. Наёмник выпрямился во весь рост, сжимая находку обеими руками и не отрывая от неё глаз.

— Её... потрепало слегонца, но текст не пострадал. Вроде бы. Мне от него толка никакого, сам понимаешь, так что... — его руки дёрнулись было вперёд, но только дёрнулись, нерешительно и коротко: движение самовольно оборвалось в самом начале. Арвид поджал губы. Он оказался не готов ни отпустить прошлое, ни распрощаться с надеждой на светлое будущее, искорка которой этим вечером слабо пробилась сквозь тьму. Он искренне не хотел выпроваживать Каэтана, но в то же время до одури боялся стать отвергнутым — не сейчас, в будущем, когда тот в полной мере осознает, на какого подонка, проблемного и тупоголового, променял возможность встретиться с настоящей семьёй.

— _{Да что ж такое, блядь...} — жалобно, чуть ли не плача проскулил он, бессильно оседая на край постели. Плечи совсем поникли, спина ссутулилась, локти упёрлись в колени. Некоторое время он молчал. Не поднимая головы, сверлил взглядом книгу в руках, набирался решимости, по кусочкам собирал мысли и чувства в попытках облечь их в словесную форму, в нечто ёмкое, но полное и исчерпывающее. — _{Ты мне пиздец как нужен, Каэтан. И очень важен. Я не хочу снова тебя потерять. Но если я не нужен тебе, и ты собираешься остаться из жалости или по привычке, лучше уходи сразу. Пожалуйста}

— А как же ты теперь? У тебя есть... другая?

— Есть плащ, — Арвид кивком указал на изножье кровати, где рядом с комком измятого одеяла валялся комок поменьше, тёмно-серый, пыльный и шерстяной. — Не околею, не бойся: я планирую вернуться к Ульву раньше, чем ударят морозы.

След аккуратного прикосновения на щеке, внимательный взгляд, устремлённый прямо в глаза, проникновенные слова, каждое из которых отзывалось внутри приятным, почти забытым теплом — всё это лишало самообладания, играючи вытягивало наружу чувства и эмоции, которые Арвид с таким трудом глушил в себе весь вечер. И вот они прорвались, словно неукротимый водный поток сквозь разрушенную плотину. Прикрыв глаза, в мгновение ока подёрнувшиеся мутной влажной пеленой, он подался вбок, пододвигаясь впритык к Каэтану, и припал лбом к его плечу. Судорожно вздохнул, зажмурился, прижимаясь теснее, и обхватил его одной рукой — так крепко, словно боялся, что тот в любой миг мог исчезнуть.

Удивительно, но постепенно становилось легче. Мысли, с безумной скоростью мечущиеся в черепной коробке, замедлялись. Шторм внутри стихал — по-настоящему, не подавлялся сознанием, не мерк под кратким натиском более сильных переживаний, а подчистую растворялся, оставляя после себя звенящее затишье и наливая тело тяжестью. Арвид повернул голову, прижимаясь к чужому плечу щекой, и открыл глаза. Его больше не била мелкая дрожь, а дыхание выровнялось, стало медленнее и глубже.

— _{Прости за то, что я устроил внизу,} — хрипловато и тихо пробормотал он, потирая лицо ладонью, смазывая с ресниц и щёк поблёскивающие свидетельства состоявшегося срыва. — _{И за это тоже.}

Он вздохнул. Медленно, с явной неохотой оборвал объятье, поднял голову, проморгался и опустил взгляд на лежащую на коленях книгу. Отодвигаться от Каэтана он, прочем, почему-то не спешил, продолжая сидеть вплотную к нему и подпирать его плечо своим.

— Понятия не имею, о чём она, — выговорил он, задумчиво вертя обгоревший переплёт в руках. — Я прихватил её из инквизиторской библиотеки в тот день, когда ты... исчез. До того, как ты исчез. Думал, когда всё закончится, напомнить тебе о том, что хочу научиться читать, — снова вздох. Арвид шмыгнул носом. — Не знаю, зачем таскал её с собой столько времени, — и наконец протянул многострадальный литературный труд Каэтану. — Скажи хоть, что там хоть написано.

— Что же до Ульва и сделки... Больше рассказывать нечего, на самом деле, — спустя недолгую заминку проговорил он и неуверенно дёрнул плечами, — ну, кроме того, что его личная кровавая магичка скрепила её каким-то заклинанием, — а затем, ухватившись пальцами за край рукава, слегка приподнял его, в доказательство обнажая похожее на татуировку рунное сплетение на запястье. — У Ульва на руке что-то похожее, только знаки другие. Не ебу, что это за чары и как их снять. Знаю только, что загнусь, если сбегу или уклонюсь от исполнения своей части договора. Свою Ульв, считай, уже выполнил: нашёл демонолога со всем необходимым. Дело осталось за малым: я должен вернуться к нему с именем демона. Затем — месть и... всё. Я отдаюсь в полное его владение и позволяю делать с собой что угодно. Хоть на куски резать, — он насилу выдавил из себя смешок, вспоминая момент заключения сделки. Только сейчас до него начало доходить, в насколько глубокую задницу он сам себя затолкал. — Бессрочно.

Утешало одно: факт отсутствия у Ульва других подопытных. Арвид — его единственная возможность утолить исследовательский интерес на практике, и логично было бы предположить, что он сделает всё, дабы уберечь эту возможность от непоправимых увечий и уж тем более от смерти.