Эфемерные крылышки моей радости как ножом срезало, как только из-за поворота я увидел стоящего у конюшни Арвида, на недовольном лице которого всеми оттенками красного и фиолетового расцветали следы его очередной выходки. В том, что именно он и его поведение были причиной полученных побоев, я не сомневался. Как и в том, что наверняка их оставил на нем трактирщик - не девчонка же так его отделала, в самом-то деле? Я горестно вздохнул, думая, что нужно было все-таки остаться с ним хотя бы до его пробуждения, а уже потом отправиться вместе на рынок.
Что-то я не припомню указания Инквизитора не отходить от тебя ни на шаг. - Осторожно откликнулся я, прикидывая, не всколыхну ли я в наемнике еще одну волну ярости. Судя по его виду, настроен дружелюбно или хотя бы нейтрально он не был, явно ища способ спустить злость. И он не нашел ничего лучше, чем сорвать ее на мне. - Или что, мне теперь нужно с тобой и в отхожие места заходить? С удержанием в руках члена-то сам справишься? - максимально обходительно, без капли сарказма в голосе поинтересовался я, подойдя ближе.
Судя по уже оседланным лошадям, задерживаться мы тут больше не собирались. И я, кажется, догадывался, почему. Только говорить об этом вслух - все равно что танцевать с лучинкой на масляном складе. А драться с выведенным из себя наемником было занятием бесполезным и даже опасным - я планировал вернуться домой с фиксированным числом дырок в теле, которое было у меня на момент рождения, не добавляя к их количеству ни одной больше.
Полагаю, больше мы в Риверфорде задерживаться не будем? Тогда пошли на рынок, пока там еще есть, что покупать. - Я перехватил за повод недовольно дернувшую головой лошадь, и первый вывел ее с конюшенного двора, не спеша взбираться в седло. Все равно, чтобы купить что-то, нужно будет слезать с нее. А тешить местных жителей зрелищем меня, пытающегося взобраться на спину лошадки явно не с берейторской ловкостью, я не хотел. Хватит того, что это будет наблюдать Арвид до тех пор, пока наши пути не разойдутся.
На общение с наемником меня - по крайней мере пока, - не тянуло. Я понимал, что ему нужно дать время, чтобы успокоиться. В конце концов, как ты видел, во всем происходящем виноват он сам. Так зачем его теперь жалеть и оправдывать? - услужливо нашел оправдание внутренний голос, и я был вынужден с ним согласиться, пинком отправляя совесть куда подальше на задворки сознания. Я все равно знал, что она еще вернется, и я опять попробую у себя в голове найти Арвиду оправдания, чтобы лучше к нему относиться или даже считать его своим новым другом.
Теперь уже я прокладывал нам дорогу в толпе, ведя за собой лошадь и оставляя Арвиду с его кобылой место в хвосте процессии. Пусть там и остается, пока не остынет. Может и его разбитая губа и щека за это время перестанут болеть.
Вот только ты забываешь, что наемник не отличается твоей регенерацией, и у него она будет заживать еще долго, - внутренний голос опять оказался прав, чем уже начинал раздражать. Потому что мне опять стало жаль этого несуразного брюнета позади, который, казалось, обладал талантом влипать в неприятности на каждом шагу.
Я остановился рядом с гастрономической частью рынка, отойдя немного в сторону. Я мало представлял себе, что именно здесь можно купить в дорогу, чтобы оно не испортилось за день-два в сумке на крупе у лошади. Побродив взглядом по прилавкам со свежей зеленью и овощами, я обернулся к приблизившемуся Арвиду.
Я понятия не имею, что нужно брать в дорогу, поэтому, будь добр, возьми тяжкую ношу закупок на себя. Я потом отдам тебе деньги, - я этими словами я отошел еще дальше к заборчику, отгораживающему рынок от первого за ним дома, и привалился к нему спиной, скрестив руки на груди, прикрыв глаза и приготовившись ждать. Заборчик всхлипнул старыми досками, но удержался на месте, лишь немного качнувшись назад.
Для кого-то такие посты маленькие и бесполезные, а для кого-то — привычная норма.)
P.S. Похоже, личные сообщения снова барахлят, посему продублирую-ка я свои извинения за задержку и сюда. И на всякий случай предупрежу, что в ближайшем будущем подобное может повториться. Если что — не теряй, я исчезла не навсегда.
От того, чтобы вмазать Каэтану кулаком по лицу, Арвида отделял всего один шаг — ничтожно малое расстояние, если принять во внимание его настрой и характер, — однако он этот шаг не сделал: как бы сильно его ни трясло от злости, как бы ни хотелось дать ей волю и тем самым утихомирить разгоревшийся в груди пожар, в противном случае обещавший спалить его самого, он всё ещё пребывал в достаточно ясном рассудке, чтобы понимать, кто перед ним, и чем в будущем может обернуться поднятая на него рука... Правда, что тревожило больше: инквизиторская кара за нападение на одного из церковных псов или столкновение с этим самым псом, вполне могущим превосходить человека физической силой, в открытом бою, — Арвид сам разобрать не мог. Его ум, определённо, устрашало первое, а самолюбие, шаткое и потому тщательно оберегаемое, трепетало перед вероятностью второго. На сегодня валяний в пыли было достаточно, и рисковать снова на них напороться не возникало ни малейшего желания: времена, когда за день его могли отпинать раз несколько, остались в далёком прошлом, в детстве, и было бы просто замечательно, если бы их отголоски не совали свои полусгнившие клешни к настоящему...
Грубо рванув повод, увлекая за собой недовольно зафыркавшего коня, Арвид, по-прежнему сумрачный и нервный, вышел на дорогу, остановился, бросая через плечо взгляд на трактирные окна, и пообещал себе, что обязательно сюда вернётся. Только разберётся с магичкой, отделается от инквизиторского заказа и вернётся — один, ничем не скованный и с заготовленным для рыжеборода клинком: сталь, в особенности применённая исподтишка, имела удивительное свойство преодолевать неравенство в грубой силе и представляла из себя достойное подспорье в столкновениях с подобными ему кулакастыми здоровяками, в чём наёмник уже не раз убеждался и к чему намеревался прибегнуть снова... К несчастью для рыжеволосого семейства, умение прощать и мириться с поражениями в список его добродетелей (если таковой вообще существовал) не входили.
Рваться вперёд, выбивая себе привычное главенство в шествии, он не стал и, вперив взгляд перед собой, куда-то сквозь затылок Каэтана, беспрекословно поплёлся следом. Ярость, ещё пару минут назад остервенело требующая выхода в мир, теперь стремительно сдавала позиции, превращаясь из опаляющего душу жара в негромкую мысль и обнажая забытую даже им самим усталость, и по приходе на рынок Арвид, в начале короткого путешествия от трактира всем своим видом выражающий желание и готовность срочно съездить кому-нибудь по челюсти, напоминал уже не жаждущего драки задиру, а измотанного — и изрядно побитого во всех смыслах — жизнью бродягу, сгорбленного и неохотно волочащего ноги.
Задумываться над разнообразием рациона на предстоящие дни не хотелось. И не планировалось. И, соответственно, не задумывалось. С окончанием прогулки вдоль торговых рядов висящая на его плече сумка потяжелела лишь самую малость под скромным весом завёрнутых в ткань хлебных лепёшек и одного яблока — второе, вместо того, чтобы затеряться в матерчатых складках среди остальных пожитков, так и осталось в ладони Арвида.
— Двадцать три медяка. Вернёшь позже. Сейчас — уходим, — буркнул он, возвратившись к оставленному в обществе скакунов Каэтану, взгромоздил себя в седло и, не дожидаясь, пока его примеру последуют, размеренным шагом пустил коня с места: в свете преждевременного выселения и выдвижения в путь на день раньше намеченного срока можно было никуда не торопиться.
Лениво приподняв руку с яблоком, он смерил его совершенно безучастным и пустым взглядом, словно не понимая, что перед ним, зачем оно нужно, и искренне понимать не желая, просидел так ещё пару секунд, рассматривая глянцевую красно-жёлтую кожицу, а после небрежно, невольно состроив слабую гримасу отвращения, закинул фрукт в сумку к его собрату.
В животе со вчерашнего дня было пусто, однако голод, в последний раз острым приступом возникнувший с появлением обеда в поле видимости, больше не возвращался. Вместо него при взгляде на пищу образовывалась стойкая уверенность, что кусок, насильно запихнутый в рот и пусть даже тщательно пережёванный, попросту встанет поперёк горла...
Есть не хотелось абсолютно. Сейчас ничего не хотелось — только забыться и как можно быстрее выкинуть из памяти моменты пережитого унижения (слава Создателю, хоть Каэтан не стал его свидетелем). Арвид провёл ладонью по лицу, и, неосторожно пройдясь по посиневшей скуле, мгновенно отозвавшейся на прикосновение болью, покривился. В груди снова всколыхнулся гнев, и пальцы второй руки, некрепко придерживающие повод, сжались до боли в суставах.
ура, настало время маленьких бесполезных постов
Эфемерные крылышки моей радости как ножом срезало, как только из-за поворота я увидел стоящего у конюшни Арвида, на недовольном лице которого всеми оттенками красного и фиолетового расцветали следы его очередной выходки. В том, что именно он и его поведение были причиной полученных побоев, я не сомневался. Как и в том, что наверняка их оставил на нем трактирщик - не девчонка же так его отделала, в самом-то деле? Я горестно вздохнул, думая, что нужно было все-таки остаться с ним хотя бы до его пробуждения, а уже потом отправиться вместе на рынок.
Что-то я не припомню указания Инквизитора не отходить от тебя ни на шаг. - Осторожно откликнулся я, прикидывая, не всколыхну ли я в наемнике еще одну волну ярости. Судя по его виду, настроен дружелюбно или хотя бы нейтрально он не был, явно ища способ спустить злость. И он не нашел ничего лучше, чем сорвать ее на мне. - Или что, мне теперь нужно с тобой и в отхожие места заходить? С удержанием в руках члена-то сам справишься? - максимально обходительно, без капли сарказма в голосе поинтересовался я, подойдя ближе.
Судя по уже оседланным лошадям, задерживаться мы тут больше не собирались. И я, кажется, догадывался, почему. Только говорить об этом вслух - все равно что танцевать с лучинкой на масляном складе. А драться с выведенным из себя наемником было занятием бесполезным и даже опасным - я планировал вернуться домой с фиксированным числом дырок в теле, которое было у меня на момент рождения, не добавляя к их количеству ни одной больше.
Полагаю, больше мы в Риверфорде задерживаться не будем? Тогда пошли на рынок, пока там еще есть, что покупать. - Я перехватил за повод недовольно дернувшую головой лошадь, и первый вывел ее с конюшенного двора, не спеша взбираться в седло. Все равно, чтобы купить что-то, нужно будет слезать с нее. А тешить местных жителей зрелищем меня, пытающегося взобраться на спину лошадки явно не с берейторской ловкостью, я не хотел. Хватит того, что это будет наблюдать Арвид до тех пор, пока наши пути не разойдутся.
На общение с наемником меня - по крайней мере пока, - не тянуло. Я понимал, что ему нужно дать время, чтобы успокоиться. В конце концов, как ты видел, во всем происходящем виноват он сам. Так зачем его теперь жалеть и оправдывать? - услужливо нашел оправдание внутренний голос, и я был вынужден с ним согласиться, пинком отправляя совесть куда подальше на задворки сознания. Я все равно знал, что она еще вернется, и я опять попробую у себя в голове найти Арвиду оправдания, чтобы лучше к нему относиться или даже считать его своим новым другом.
Теперь уже я прокладывал нам дорогу в толпе, ведя за собой лошадь и оставляя Арвиду с его кобылой место в хвосте процессии. Пусть там и остается, пока не остынет. Может и его разбитая губа и щека за это время перестанут болеть.
Вот только ты забываешь, что наемник не отличается твоей регенерацией, и у него она будет заживать еще долго, - внутренний голос опять оказался прав, чем уже начинал раздражать. Потому что мне опять стало жаль этого несуразного брюнета позади, который, казалось, обладал талантом влипать в неприятности на каждом шагу.
Я остановился рядом с гастрономической частью рынка, отойдя немного в сторону. Я мало представлял себе, что именно здесь можно купить в дорогу, чтобы оно не испортилось за день-два в сумке на крупе у лошади. Побродив взглядом по прилавкам со свежей зеленью и овощами, я обернулся к приблизившемуся Арвиду.
Я понятия не имею, что нужно брать в дорогу, поэтому, будь добр, возьми тяжкую ношу закупок на себя. Я потом отдам тебе деньги, - я этими словами я отошел еще дальше к заборчику, отгораживающему рынок от первого за ним дома, и привалился к нему спиной, скрестив руки на груди, прикрыв глаза и приготовившись ждать. Заборчик всхлипнул старыми досками, но удержался на месте, лишь немного качнувшись назад.
Для кого-то такие посты маленькие и бесполезные, а для кого-то — привычная норма.)
P.S. Похоже, личные сообщения снова барахлят, посему продублирую-ка я свои извинения за задержку и сюда. И на всякий случай предупрежу, что в ближайшем будущем подобное может повториться. Если что — не теряй, я исчезла не навсегда.
От того, чтобы вмазать Каэтану кулаком по лицу, Арвида отделял всего один шаг — ничтожно малое расстояние, если принять во внимание его настрой и характер, — однако он этот шаг не сделал: как бы сильно его ни трясло от злости, как бы ни хотелось дать ей волю и тем самым утихомирить разгоревшийся в груди пожар, в противном случае обещавший спалить его самого, он всё ещё пребывал в достаточно ясном рассудке, чтобы понимать, кто перед ним, и чем в будущем может обернуться поднятая на него рука... Правда, что тревожило больше: инквизиторская кара за нападение на одного из церковных псов или столкновение с этим самым псом, вполне могущим превосходить человека физической силой, в открытом бою, — Арвид сам разобрать не мог. Его ум, определённо, устрашало первое, а самолюбие, шаткое и потому тщательно оберегаемое, трепетало перед вероятностью второго. На сегодня валяний в пыли было достаточно, и рисковать снова на них напороться не возникало ни малейшего желания: времена, когда за день его могли отпинать раз несколько, остались в далёком прошлом, в детстве, и было бы просто замечательно, если бы их отголоски не совали свои полусгнившие клешни к настоящему...
Грубо рванув повод, увлекая за собой недовольно зафыркавшего коня, Арвид, по-прежнему сумрачный и нервный, вышел на дорогу, остановился, бросая через плечо взгляд на трактирные окна, и пообещал себе, что обязательно сюда вернётся. Только разберётся с магичкой, отделается от инквизиторского заказа и вернётся — один, ничем не скованный и с заготовленным для рыжеборода клинком: сталь, в особенности применённая исподтишка, имела удивительное свойство преодолевать неравенство в грубой силе и представляла из себя достойное подспорье в столкновениях с подобными ему кулакастыми здоровяками, в чём наёмник уже не раз убеждался и к чему намеревался прибегнуть снова... К несчастью для рыжеволосого семейства, умение прощать и мириться с поражениями в список его добродетелей (если таковой вообще существовал) не входили.
Рваться вперёд, выбивая себе привычное главенство в шествии, он не стал и, вперив взгляд перед собой, куда-то сквозь затылок Каэтана, беспрекословно поплёлся следом. Ярость, ещё пару минут назад остервенело требующая выхода в мир, теперь стремительно сдавала позиции, превращаясь из опаляющего душу жара в негромкую мысль и обнажая забытую даже им самим усталость, и по приходе на рынок Арвид, в начале короткого путешествия от трактира всем своим видом выражающий желание и готовность срочно съездить кому-нибудь по челюсти, напоминал уже не жаждущего драки задиру, а измотанного — и изрядно побитого во всех смыслах — жизнью бродягу, сгорбленного и неохотно волочащего ноги.
Задумываться над разнообразием рациона на предстоящие дни не хотелось. И не планировалось. И, соответственно, не задумывалось. С окончанием прогулки вдоль торговых рядов висящая на его плече сумка потяжелела лишь самую малость под скромным весом завёрнутых в ткань хлебных лепёшек и одного яблока — второе, вместо того, чтобы затеряться в матерчатых складках среди остальных пожитков, так и осталось в ладони Арвида.
— Двадцать три медяка. Вернёшь позже. Сейчас — уходим, — буркнул он, возвратившись к оставленному в обществе скакунов Каэтану, взгромоздил себя в седло и, не дожидаясь, пока его примеру последуют, размеренным шагом пустил коня с места: в свете преждевременного выселения и выдвижения в путь на день раньше намеченного срока можно было никуда не торопиться.
Лениво приподняв руку с яблоком, он смерил его совершенно безучастным и пустым взглядом, словно не понимая, что перед ним, зачем оно нужно, и искренне понимать не желая, просидел так ещё пару секунд, рассматривая глянцевую красно-жёлтую кожицу, а после небрежно, невольно состроив слабую гримасу отвращения, закинул фрукт в сумку к его собрату.
В животе со вчерашнего дня было пусто, однако голод, в последний раз острым приступом возникнувший с появлением обеда в поле видимости, больше не возвращался. Вместо него при взгляде на пищу образовывалась стойкая уверенность, что кусок, насильно запихнутый в рот и пусть даже тщательно пережёванный, попросту встанет поперёк горла...
Есть не хотелось абсолютно. Сейчас ничего не хотелось — только забыться и как можно быстрее выкинуть из памяти моменты пережитого унижения (слава Создателю, хоть Каэтан не стал его свидетелем). Арвид провёл ладонью по лицу, и, неосторожно пройдясь по посиневшей скуле, мгновенно отозвавшейся на прикосновение болью, покривился. В груди снова всколыхнулся гнев, и пальцы второй руки, некрепко придерживающие повод, сжались до боли в суставах.