Очередь двигалась медленно, но Ксюше на это было абсолютно плевать. Глаза её горели так, будто она уже оказалась перед сценой и следила за "Тату", но сейчас она полностью растворилась в Ярике. 

Всё внутри дрожало от трепета и какого-то страха, когда высокая фигура нависала над ней. Кому-то могло показаться, что Ксюша была полноватой, но рядом с Яриком она чувствовала себя фарфоровой куклой - аккуратной, стройной, миниатюрной. Её ладошка буквально тонула в его. Не видно было не торчащих пальцев, ни части запястья. Он мог запросто обхватить обе её руки в попытках согреть. 

Взгляд скользнул по выразительному профилю парня. Наткнулся на уголок губ и щеки вспыхнули, когда Ксюша вспомнила тот случай на детской площадке. Тело невольно поддалось к Ярику ближе. Захотелось встать на носочки и осторожно клюнуть в то место, где когда-то была ссадина. 

- Если они не споют её - мы сами вылезем на сцену и покажем, как надо. 

Голос Ярика прозвучал неожиданно и Ксюша дернулась, смущённо пряча взгляд. Камушек на асфальте - как интересно! 

- Да, - она улыбнулась. - Конечно. 

Очередь сдвинулась ещё на несколько сантиметров. Взгляд снова вернулся к Ярику. Блуждал по его задумчивому лицу, то и дело спотыкаясь о пухлые губы. Фантазии мягко толкнули в прошлое, на балкон. Кожа на шее загорелась, стоило только вспомнить щекотливый поцелуй. Хотелось повторить, распробовать новое ощущение как следует. "Сегодня обязательно. И никаких тормозов!" 

Они выбежали из концертного зала и рванули в противоположную сторону от толпы. Сердце подпрыгивало, совершало кульбит. Лицо горело, а губы тянулись в разные стороны так, что скулы начинали болеть. 

Ксюша помнила всё так хорошо, будто не сама стояла возле сцены, а снимала их с Яриком со стороны. Они прыгали, как газели, подпевали любимые песни. Всё внутри сжималось, когда руки сплетались и тянулись к сцене, туда, где скакали яркие певицы. В мыслях на повторе крутилось: "Самый лучший! Самый-самый-самый!". И в робкий поцелуй в макушку, когда Лазарева сидела у Ярика на плечах, была вложена такая нежность, что её хватило бы на всех собравшихся в зале. 

- Ну что, ты довольна? - поинтересовался он задорным голосом. 

Ксюша улыбнулась ещё шире и нос её собрался в такую забавную гармошку, что после на нём осталась едва заметная морщинка. 

- Очень, - протянула она и неосознанно потрясла ладонь Ярика, которой он её держал. - Это было так круто! Мне очень понравилось быть с тобой рядом, петь и танцевать. 

Ксюша закинула его руку себе на плечи, позволяя обнять и прижать к своей широкой фигуре. Тут же почувствовала себя котёнком под защитой большого кота. 

На асфальт упала первая тяжелая капля. За ней ещё одна и ещё. Дождь медленно набирал силу, выстукивая по крышам подъездов и подоконников. Где-то вдали слабо громыхнуло - приближалась гроза. 

- Кажется, мы сейчас промокнем, - заметил Ярик. 

- Да? А как же поцелуи под дождём? 

Голос прозвучал кокетливо, не намекая, а говоря прямо о подростковых желаниях Ксюши. На мгновение она даже остановилась, будто действительно разрешала сделать это прямо сейчас, но в последний момент передумала. Выскользнула из хватки Ярика проворной змейкой и потянула его за собой в ближайший подъезд. 

Они вбежали по лестнице и застыли между вторым и третьим этажом. Одежда намокла, волосы прилипли к лицу, но им было совершенно не холодно. Будь на улице сейчас колючая вьюга, им всё равно - заряженные эмоциями от концерта и друг другом, они излучали тепло. 

Пальцы Ярика скользнули по щеке Ксюши, осторожно убирая мокрую прядь. Лазарева застыла. Сердце подпрыгнуло и тело поддалось навстречу такому нежному касанию. Сейчас было неважно, что косметика могла потечь. В полумраке подъезда остались только молодые люди и их робкие подростковые фантазии, медленно воплощающиеся в жизнь. 

Ярик наклонился и всё внизу живота приятно стянулось. Зрачки расширились, а в голове отчаянно забилось: "Поцелуй!" 

- Ты замёрзла? 

Тело задрожало, но вовсе не из-за прохлады от мокрой прилипающей одежды. 

- Очень, - выдохнула Ксюша. 

Их губы накрыли друг друга нежно, робко, вопросительно. Дыхание перехватило и Ксюша издала неловкий свист. Это был пятый? Десятый? Какой по счёту поцелуй? Голова всё равно кружилась, а тело мякло, словно они не были парой, словно никогда не пробовали друг друга на вкус. 

Они прижимались к друг другу сильнее и поцелуй постепенно становился увереннее. Мокрый, громкий, вынуждающий издать робкий стон. Ксюша привстала на носочках и руки обхватили шею Ярика, обнимая. Сейчас она позволила его ладоням застыть на её талии, оглаживать изгибы, совершенно забывая про "толстый" бок. 

- Ты мне нравишься, - прошептала она ему в губы, на мгновение разрывая их поцелуй. 

Язык скользнул к Ярику в рот, сплетаясь с себе подобным. Щеки пылали, а сердце стучало в груди так сильно, что ткань куртки нервно подпрыгивала в том месте. 

- Безумно нравишься. 

Кончик её носа скользнул по шее Ярика. На прохладной коже остался робкий поцелуй. Ксюша вздрогнула и распахнула глаза. Щеки вспыхнули, когда поняла - промахнулась. Взгляд скользнул по лицу парня, а затем веки дрогнули, опустились, и губы опять накрыли чужие. 

Они оказались в подъезде, где царила полумрак и тишина, как будто всё вокруг замерло, оставив их одних наедине с этим неожиданным и опасно красивым моментом. Дождь хлестал по стеклам, скатываясь по ним в беспорядочных струях, но они не замечали ни холода, ни шума. Только она, только её близость, и его тело, которое не умело скрывать свои ответы.

Ярик стоял рядом, ощущая, как его ладони становятся липкими от пота. Сердце билось так сильно, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. С каждой секундой его дыхание становилось всё быстрее, и грудь тяжело поднималась. Он ощущал запах её волос, её кожи - так свежий и манящий. Она была рядом, а его тело не слушалось. Он чувствовал, как по его шее пробегают горячие волны, когда её взгляд встречался с его. Это был настоящий вихрь эмоций, о которых он даже не подозревал.

"Неужели это не просто симпатия?" - думал он, стараясь бороться с бурей эмоций, которая сжала его грудь.

Дрожь сотрясала его, как если бы он стоял на грани чего-то большего, чего-то, что могло изменить всё. Внутри было страшно, но чем больше он осознавал, насколько близка она, тем сильнее начинал его пульс. Ярик сделал шаг вперёд, и его дыхание почти перестало быть слышным, когда его рука нервно протянулась к её щеке. Легкая дрожь прошла по его пальцам, и он почувствовал, как её кожа становится горячей на прикосновение.

- Очень, - прошептала она, и её голос звучал как тихий зов, как позволение. Это было больше, чем просто слова.

Он наклонился, чтобы её поцеловать, но даже это казалось настолько сложным, что его тело сопротивлялось. Он терял контроль, терял ориентиры. Взгляд её глаз был такой чистый, что Ярик не мог отвести от неё взгляда, а когда её губы всё ближе поднимались к его, его сердце практически остановилось. Их дыхание сливалось в одно.

Её запах был едва уловимым, как дождь, лишь что-то мимолетное, но настолько притягательное, что казалось, он не сможет дышать, если не приблизится к ней. Его пальцы, почти дрожащие, снова скользнули по её коже, едва касаясь, но этого было достаточно. Он ощутил её тепло, как электрический заряд, который пронзил его всего.

"Я должен её поцеловать. Не могу больше ждать". Эта мысль прокатилась у него в голове, как молния. Каждый его мускул напряжён, каждое прикосновение к её коже заставляло его нервничать, но в то же время он не мог остановиться. Её лёгкие движения, её дыхание - всё было так близко, что Ярик ощущал это почти физически.

Он осторожно наклонился, не в силах больше скрывать свою пульсирующую потребность. Их губы встретились, сначала робко, как два нежных касания, а затем - без всяких страхов, без оглядки. Это был поцелуй, в котором смешивались всё - и страх, и желание, и отчаянная нежность. Его тело, все его чувства стремились к ней, и он почти не заметил, как оказалась между ними вся его непокорная влюблённость.

Он сжал её плечо, а затем медленно, не веря своему решению, опустил руку на её талию. Мокрые пальцы дрожали, но всё равно обвили её так, как будто это было естественным продолжением их близости.

"Кажется, я люблю её", - промелькнула мысль в его голове так быстро и неожиданно, что он едва успел осознать её. Это чувство было таким сильным, что он почувствовал лёгкое головокружение. Сердце стало биться ещё быстрее. Он потянулся рукой, чтобы сжать её талию крепче, прижать к себе сильнее. В этот момент Ксюша чуть отстранилась, разрывая их поцелуй на минимальное расстояние.

- Ты мне нравишься. Безумно нравишься. 

Словно кто-то вырвал у Ярика землю из-под ног. Он замер, его дыхание стало тяжёлым, а по спине прошла дрожь. Это было так близко, так нежно к тому, что испытывал к Ксюше он сам, и всё же не то. Он хотел сказать что-то в ответ, что-то важное, но слова застряли у него в горле. "Я ей нравлюсь", - прокрутил он в голове с толикой разочарования, которая затем всё же растеклась внутри приятным теплом. Однажды он дождётся её взаимности на его любовь. Его собственные чувства будто расплескались, и теперь ему казалось, что он должен держаться подальше от всех этих эмоций.

Он ненадолго взглянул ей в глаза, и его сердце снова сжалось. Внутри всё так и клокотало, но он решил пока не признавать себе вслух своих истинных чувств. Было слишком рано. Они были не готовы к ним. Ему казалось, что этот момент нужно оставить таким, как есть.

- Ты... мне тоже.

Его сердце рванулось в грудь, невыносимо громко, и он почувствовал, как его пульс подскочил, как кровь бурлит в венах. Она смотрела на него с таким взглядом, который заставил его ладони снова покрыться холодным потом. Что теперь? Что будет дальше? Каждое его движение, каждое слово казались слишком тяжёлыми.

Он инстинктивно тянулся к ней, и его пальцы скользнули по её щеке, прижимая её к себе ещё раз, уже сильнее. Он мог чувствовать её дыхание, её влажные губы, и в этом было что-то невероятное - так близко и так желанное. Его тело отвечало на каждый её жест, на каждый взгляд.

Но вдруг, как гром среди ясного неба, дверь подъезда с треском распахнулась. В проёме появилась фигура старой бабушки в халате, с огромным платком на голове, словно она только что выскочила из самого сердца грозы. С громким «а-га!» она смахнула одну из валявшихся рядом газет и, кряхтя, заглянула в их лица.

- Ой, ой, - бабушка фыркнула, видя пару, застигнутую врасплох. - А я тут себе хлебушек принесла, а вы что тут делаете? Любовь, да? Ну, ничего себе! Прямо как в старом кино... дождь, страсть, всё такое...

Она посмотрела на них с полным пониманием, будто у неё уже была своя версия их истории.

- И вообще, знаете, что в нашем подъезде творится? Тут каждый вечер, как в голливудских фильмах - молодёжь на лавочке сидит, кто с кем, кто кому, а я всё вижу! Но вы, ребята, не думайте, что это я вам запрещаю! Напротив, любовь - штука важная! - она сделала театральную паузу, прищурив глаза. - Только вот у нас тут не такой уж и подиум для любовных сцен, я вам скажу! Лестницу ремонтировать надо было пару лет назад, холодно, простыть можно... а вы тут!

Она сделала шаг к ним, понизив голос, как бы для доверительного разговора.

- Важно же, как начинается! Это как первый поцелуй - он должен быть запоминающимся. А вы вот так, в сыром, холодном подъезде… Хоть бы на диванчике дома! Но ладно, - она улыбнулась, - я вам всё прощу, всё прощу, только... если вдруг замуж платье свадебное будет нужно - вы заходите! Я это, с 97, на четвёртом этаже. Всё сделаю красиво! Ну, всё, я пошла. А вы там… не замёрзнете.

После того как бабушка, с её шуточками и хитрыми взглядками, ушла, в подъезде повисла тишина. Она исчезла за дверью, и вот этот момент, когда они остались одни, вдруг стал слишком громким. Вокруг них всё было тихо, только дождь продолжал барабанить по крыше.

Ярик стоял рядом, чувствуя, как напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Он посмотрел на Ксюшу, на её слегка покрасневшие щеки и губы, которые всё ещё были чуть приоткрыты, как после их поцелуя. Тишина становилась всё более неловкой, и вдруг…

Ярик не выдержал и, не сдержавшись, рассмеялся. Смех вырвался из него, как будто всю эту напряжённую паузу наконец-то можно было разрядить. Ярик вдруг взял её за руку.

Они выбежали из подъезда. Ярик протянул руку к ней, и, пока их мокрые шаги резали лужи, он остановился, поймал её взгляд.

- Что ты там говорила? Поцелуи под дождём?

Он снова поцеловал её. Этот поцелуй был другим - более горячим, страстным, как будто в нём было всё, что они не могли выразить словами. Вода стекала с их волос, капли попадали на лица, но они не обращали на это внимания. Всё, что было важным, происходило сейчас - в этом моменте, когда мир казался смазанным, а дождь был всего лишь фоном их чувств.

Пришлось приложить усилия, чтобы отодрать себя от Ксюши. Лишь потому, что теперь он и правда продрог и вымок, когда мокрая одежда прилипла к его телу.

- Пойдём. Надо скорее отвести тебя домой, а то и правда промокнешь.

Ярик снял с себя куртку, натягивая над их головами вместо зонта.

- Мы не слишком поздно придём? Папа твой ругаться не будет?

- В "Баскин Робинс"! - Мэгги не сказала, а буквально прорычала от удовольствия. 

Шин лишь снисходительно усмехнулся и последовал за человечьим детёнышам туда, где его очень скоро оставят без большей части наличности. "Главное, чтобы Ирма не узнала чем именно мы занимались. Ещё не хватало потом мучить девочку бесконечными диетами и походами к врачу". 

- С орешками и карамелью, - потребовала Мэгги. 

- Хоть с чем, - согласился Шин, выуживая из кармана кошелек. - Только у меня есть условие. 

Он резко затормозил и Мэгги, по инерции, сначала отошла на приличное расстояние, а затем её "примагнитило" обратно. 

- Условие №1, - Шин показал ей указательный палец. - Ты расскажешь мне о том, что тебе категорически нельзя есть. Условие №2, - к указательному добавился ещё и средний палец. - Ты не станешь рассказывать маме, чем именно мы решили перекусить во время полдника. Договорились? 

Повисло молчание. Шин вздохнул. 

- Если согласишься, то я отведу тебя покататься на аттракционах. Хочешь пострелять и выбить подружку своему плюшевому медведю? 

Стоило фразе вылететь из его рта, как мужчина тут же усмехнулся. "Поздравляю. Тебя оставила без денег женщина, которой пять. Ни одна не смогла, но эта...!". Тараканы, отвечающие за финансы, тут же начали бегать по черепной коробке, подсчитывая все убытки, но Шин был совершенно не против. В конце концов, с кем ещё можно окунуться в детство, как не с собственным ребёнком? 

- Хоть с чем, - повисла непродолжительная пауза. - Только у меня есть условие. 

Она встала, словно вкопанная, и прищурила глаза. Мэгги выглядела как настоящая лисичка, готовая заключить сделку. Взрослый дядя сразу понял - она не из тех, кто сдается без борьбы. Похоже, ей пришлось приготовиться к торгу. Наверняка, он как-то заманит её съесть варёное брокколи перед мороженым.

- Условие №1. Ты расскажешь мне о том, что тебе категорически нельзя есть. Условие №2, ты не станешь рассказывать маме, чем именно мы решили перекусить во время полдника. Договорились? 

Если с первым условием господина Ю было понятно, то второе его условие напоминало настоящий секрет. Взрослые, кажется, очень их любили. У мамы их было много: взрослые разговоры по телефону, сложенные в стопку бумаги с печатными буковками, которые нельзя трогать, фотоальбомы под матрацем и даже та коробка с "невкусным" шоколадом, которую мама ела только тогда, когда думала, что Мэгги спит. И вот теперь у неё появится собственная тайна.

- Если согласишься, то я отведу тебя покататься на аттракционах. Хочешь пострелять и выбить подружку своему плюшевому медведю? 

Взрослый дядя будто почувствовал, как она колебалась, и решил повысить ставки, чтобы она согласилась.

- Я буду молчать за два мороженых! У меня аллергии нет! Ну, кроме лошадок и пыльцы... А еду я ем, всё нормально!

Мэгги тут же расплылась в улыбке. Взяла его за руку и поволокла в сторону кафе, не давая времени отказаться.

Она покончила с едой в кафе слишком быстро. Напоминала не пятилетку, а удава, который не ел несколько лет, сожрал всё в радиусе нескольких километров, а теперь готовился к новой спячке.

Из всех каруселей, Мэгги выбрала самую тошнотворную среди тех, на которые её могли пустить. Аккуратные ракушки вальсировали вокруг собственной оси и вокруг друг друга.

- Сюда! - её голос был немного требовательным. - Я хочу сюда!

Они стояли в очереди на карусель, когда Мэгги вдруг осенило. Она наградила Шина очередным подозрительным прищуром.

- А где мама? Почему меня ты забрал?

- Буду. Ты же тоже будешь со мной? - в голосе Артёма появились какие-то странные капризные нотки. 

Руслана обернулась через плечо, на мгновение отвлекаясь от супа. Бровь её вопросительно приподнялась. Она будто без слов говорила мужчине: "Что это с тобой сегодня?", но увы, он не не умел понимать такой своеобразный язык жестов. 

- Буду. Я только с работы пришла, когда соседка вытянула вместе с ней пойти в ДК. Ни поужинать не успела, ни дух перевести. 

Поверхность супа покрылась огромными пузырями. Они шипели, лопали. От чего по жестяным стенкам тары проходила вибрация и она начинала незаметно подпрыгивать, будто хотела поскорее сбежать с плиты. 

Загремели тарелки. Задвигались ящики. Руслане потребовалось ещё несколько минут, прежде чем дымящиеся щи оказались перед ними за столом. Скрипнул стул и кухня погрузилась в непривычную тишину. "Радио что ли себе сюда купить?" - эта мысль промелькнула в голове впервые, до этого в приборе не было никакой нужды. 

- Наверно, скучаешь по родителям сильно? 

Очередной неожиданный вопрос. Руслана подняла на мужчину взгляд и ложка с щами мазнула по подбородку, оставляя на коже жирный след. Геремеева глухо рыкнула. 

- Немного, - призналась она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. - Мне становится легче, когда я слышу их голоса по телефону. Стараюсь звонить, даже когда остаюсь на дежурство. 

Снова повисло молчание. Оно нарушалось лишь звоном ложек об тарелки и хрустом хлебной корочки. 

- Тебе важен сам факт поддержки или ощущение, что рядом есть кто-то, кому не всё равно? 

И снова странные вопросы. Откуда такой интерес? Неужели так на него влиял алкоголь? "Тогда бы я хотела видеть его чаще пьяным" - подумала вдруг Руслана. На мгновение ей стало приятно, что Артём мог видеть в ней не только партнёра для секса, но и, возможно, хорошего собеседника. 

- Мне важны оба этих момента. Если рядом находится человек, которому не всё равно, разве в этом и не заключается поддержка? да, небольшая, но она же есть. 

Женщина задумалась, а затем вдруг спросила: 

- К чему это всё? 

Ответ стал не менее удивительным, чем недавние вопросы. 

- Хочется, знаешь, дать тебе возможность побыть просто слабой и расслабиться. 

Руслана усмехнулась. 

- У меня нет на это времени, - честно призналась она. 

И не соврала. Слабой она становилась только в компании очередного мужчины, с которым хотела построить отношения или провести несколько часов. Была расслабленной с Таней, когда пили пиво, гуляли по парку или готовили на маленькой кухне и говорили обо всём. 

- По стопке коньячку может? - предложил Артём. 

- Коньяка нет, - отозвалась Руслана. - Настойкой могу угостить, она перед тобой. 

Женщина указала на бутылку глазами и встала из-за стола. Снова стала греметь шкафчиками, пытаясь найти стопки. Водку у неё в квартире не пили, но Таня как-то приносила, вот до сих пор и лежат. 

- Только мне немного. Завтра на работу вставать в шесть.

- Буду. Я только с работы пришла, когда соседка вытянула вместе с ней пойти в ДК. Ни поужинать не успела, ни дух перевести. 

Он быстро заморгал, как будто пытаясь выстроить мысль. Частый взмах ресниц был полон недоумения, словно сам не верил в её слова. Артём едва усмехнулся:

- В таком случае странно, что тебя не унесло. Если б я дома не поел, уже валялся бы где-нибудь в отрубе рядом с ДК. Хорошо, что я тут.

Звук ложек, сталкивающихся с тарелками, наполнил пространство. Странный разговор, начавшийся внезапно, уже не мог остановиться. Они перебрасывались фразами, едва успевая сделать паузу, чтобы проглотить очередной кусок пищи. Разговор начал смещаться в сторону чего-то более личного, почти интимного, но оба не могли остановиться, балансируя на грани вежливости и откровенности.

- Немного. Мне становится легче, когда я слышу их голоса по телефону. Стараюсь звонить, даже когда остаюсь на дежурство. 

Артём молча кивнул, продолжая жевать хлеб. Его движения становились чуть быстрее, он пытался прожевать быстрее, чтобы не заставить Руслану ждать его ответа.

- Я понимаю... сам стараюсь звонить. Иногда так проще представить, что они рядом, - он вздохнул, его вздох был тяжёлым, почти осмысленным.

- У меня нет на это времени, - усмехнулась Руслана его странному позыву.

Он отставил тарелку, чуть подвинув её подальше. Откинулся назад, но не мог оторвать взгляд от её лица. Он смотрел на неё, но молчание растягивалось, и слова будто теряли смысл. Начал забывать значение даже самых простых слов, отчего закипал, не в силах объясниться.

- Так в этом и дело, - наконец проговорил он, смущённо покачав головой. - хочется дать тебе немного... времени. Поддержки. Не знаю. Заботы?

Артём сам хихикнул тому, как нелепо звучал. В голове всё казалось красивым, но с языка слетели совсем другие слова, слишком простые, не передающие его намерений, и он досадно покачал головой.

- Коньяка нет. Настойкой могу угостить, она перед тобой. Только мне немного. Завтра на работу вставать в шесть.

Артём внимательно следил за движениями Русланы, его взгляд скользил по её фигуре, задерживаясь на её руке, когда она открывала очередной шкафчик в поисках стопок. Он заметил, как пальцы её слегка дрожат. Странное чувство - как будто что-то невидимое тянуло его к ней. Он пытался понять, что это, но не мог. Ему даже становилось немного неудобно от этих мыслей, как если бы кто-то подсмотрел, что он не способен сам себя объяснить. Почему это так? Почему каждый её жест кажется ему таким значимым? Почему она становится центром его внимания, хотя он не собирался так вовлекаться?

Она поставила перед ним стопки. Его взгляд задержался на её губах. Миг. Только миг, но он поймал это. Сердце немного участило свой ритм, но Артём тут же отвёл взгляд, словно не хотел, чтобы она заметила его слабость. Может, это всё просто недосып? Или старые привычки давать себе отчёт в каждой секунде, в каждом жесте? Но руки, они почему-то все равно потянулись к стопке.

Артём резво разлил настойку по стопкам. Хотел наполнить их на половину, но рука дрогнула, и алая жидкость едва не перепрыгнула через край.

Он вдруг встал, будто не в силах оставаться в этом месте, в котором воздух казался слишком густым и странным. Сделал шаг в её сторону, немного нервничая, словно его тело само знало, что дальше будет не так просто. Подошёл к ней, слегка касаясь её плеча - совсем чуть-чуть, но с такой интенсивностью, что он сам ощутил, как его кожа реагирует на это прикосновение.

- Ну, как, готова попробовать? - спросил он, и в его голосе звучал не столько интерес, сколько лёгкая игривость, почти нечаянная.

Он смотрел, как она на мгновение приостановила движение. Он заметил это, но ничего не сказал, только чуть наклонился, скользя взглядом по её шее. Кажется, это единственное место, которое сейчас важно. Даже её дыхание рядом кажется слишком громким, слишком близким.

Артём переставил табурет. Теперь он сидел с Русланой почти что бок о бок, вплотную.

Он наклонился к ней чуть ближе, едва касаясь её плеча, и в этот момент его рука не спешила отступить. Она осталась там, слегка прикоснувшись к её тёплой коже, и его пальцы, не осознавая, замерли. Он почувствовал, как её тело едва ли не сжалось от его прикосновения. Сначала - почти незаметное напряжение, а затем короткое, будто едва сдерживаемое дрожание. Артём почувствовал, как мурашки пробежали по его собственной коже, как будто её нервное напряжение передалось ему.

Он знал, что это прикосновение было случайным. Но почему-то его рука не двинулась дальше, хотя в голове было столько мыслей о том, что нужно сделать. Всё это время он не мог оторвать от неё взгляда. Его глаза скользили по её лицу, и вот они снова встретились - её взгляд, полный недоумения и вопроса, и его - того, что хотелось бы сказать, но не могло найти слов. Нерешительность растягивалась в воздухе, но с каждым новым мгновением она становилась всё менее заметной.

Они проглотили первую стопку. Обожгло пищевод. Согревало изнутри, и вместе с тем прибавило храбрости.

Его рука чуть опустилась, коснувшись её талии, и он заметил, как она едва ли не замерла, словно всё её тело замедлило движение, пытаясь понять, что происходит. Он знал, что не должен был этого делать, но не мог остановиться. Как только его пальцы скользнули по её коже, он почувствовал её лёгкое дрожание, это маленькое движение, которое казалось таким значимым, как будто она дала ему разрешение. Или, может быть, наоборот - запуталась, не зная, как отреагировать.

- Я только немного, - протянул он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Неясно, говорил он о настойке или их прикосновениях.

Он разлил им ещё по одной. Проглотил, изводимый этой странной жаждой.

Артём как будто бы не замечал, что его пальцы уже почти поглаживают её талию.

Руслана, кажется, снова застыла, но он не отступал. Её взгляд на секунду встретился с его, и он вновь не отвёл глаз. Это странное молчание, когда её глаза говорили одно, а его тело отвечало по-своему. Он чувствовал, как её дыхание замедлилось, и его собственное сердце откликнулось на это.

Артём не мог сдержаться. Он наклонился ближе, слегка касаясь её плеча поцелуем, и на мгновение его губы почти коснулись её волос. Его дыхание стало глубже, и он чувствовал, как это напряжение между ними вдруг усилилось, становясь почти невыносимым. Он не пытался отступить, наоборот, его рука скользнула чуть выше, касаясь её спины.

- Ты... ты не против? - спросил он.

Голос дрожал и он понял, что этот вопрос уже не имел смысла. Он просто хотел продолжить, хочет, чтобы она почувствовала, как сильно он тянется к ней.

Артём не мог больше удержаться. Всё вокруг исчезло: время, мысли, страхи. Только она - перед ним, так близко, что почти ощущалась её жара.

Его рука скользнула по её бедру, чувствуя лёгкость её тела, его пальцы тянулись, словно сами по себе, и, наконец, остановились на её талии. Он ощущал, как её дыхание стало рваным, как её тело напряглось под его прикосновениями. Он не мог оторвать от неё взгляда - её губы, её кожа, её глаза.

Секунда. Ещё одна. И всё, что он мог теперь - это прижать её к себе, не думая о последствиях. Он почувствовал, как её тело откликнулось на его прикосновения, как её плечи напряглись, а потом расслабились. Он склонился к ней, медленно, почти неторопливо, но так, что его сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди.

И когда их губы встретились, мир растворился. Это был не просто поцелуй - это было слияние, горячее, требовательное, словно оба ждали этого момента, как последние капли дождя в пустыне. Его губы жадно прикоснулись к её губам, будто пытаясь вытянуть из неё все скрытые эмоции, всю страсть, которую она так тщательно прятала.

Его руки не оставались на месте. Они начали ощупывать её тело, легко, но уверенно. Он чувствовал её талию, её бок, её бедра, и каждый сантиметр её кожи возбуждал его всё больше и больше.

Он не мог насытиться её вкусом, её ароматом, её близостью. Каждое прикосновение, каждый взгляд, каждая ласка углубляли их желание, пока они не потеряли всякое чувство времени.

Его ладони скользнули по её груди, и он почувствовал её тёплое, нежное дыхание. Он слегка задохнулся из-за поцелуев, и это звуковое сопровождение только усилило его страсть. Его губы теперь двигались вниз, по её шее, оставляя горячие поцелуи на её коже, чувствуя, как её тело чуть вздрагивает от каждого его прикосновения.

Он отстранился только тогда, когда почувствовал, что не может дышать, не может думать. Он облизал губы. Заглянул туманным взглядом в её глаза и протянул:

- Ты хочешь?..

Мэйлинь напряглась. Йи почувствовал это по тому, как сильно она сжала его ладонь. Удивительная хватка для такой хрупкой девушки. 

- Про императрицу, - выдохнула она наконец, перейдя на шёпот. - Она ругала меня, говорила... ужасные вещи. А ещё у неё были острые окровавленные зубы и длинный язык, которым она душила меня за шею. 

Принц едва сдержался, чтобы не запрокинуть голову и не разойтись в громком смехе. Пришлось выдавить из себя несколько скромных "кхм". Если честно, он и сам представлял императрицу именно так. Иногда ему казалось, что она была демоном, способным превращаться в огромную змею. Взгляд её обладал гипнозом, а речи были пропитаны сладким ядом, что дурманил, заставлял слушаться. 

Мэйлинь вдруг вцепилась себе в шею свободной рукой. Начала трясти головой в разные стороны, словно хотела оторвать её. Язык вывалился и безвольно повис на нижней губе. 

- Да уж, - выдохнул Йи, всё ещё справляясь с приступом смеха. - Очень похоже. 

Повисло молчание, а затем Мэйлинь снова его удивила. 

- Ты видел когда-нибудь четвёртого принца? Какой он? 

Йи открыл рот. Из него так и стремилось вырваться: "Каждый день им любуюсь в поверхности, способной отражать. Такой красивый, тебе бы понравился!". 

- Возможность стать его женой - большая честь, но есть кое-что, что пугает меня. 

Принц глянул на свою спутницу. 

- Да? И что же тебя пугает? 

- Я боюсь, что у отца моих детей может быть прескверное чувство юмора, и мне самой придётся учить их шутить. Или, что хуже, что мы с принцем не найдём, о чём беседовать или чем заниматься вместе долгими вечерами. 

Йи вдруг расплылся в добродушной улыбке. "Ах ты плут! А я ведь почти поверил твоим речам, что я им совершенно не интересен!" - подумал он, мысленно обращаясь к своему евнуху. "А что если..."

- Я видел принца всего один раз, - очередная ложь стала легче предыдущей. - Он низкого роста. Самый низкий из всех своих братьев. У него оттопырены уши и огромный нос. Ходит он вот так... 

Йи отпустил руку девушки и начал наворачивать вокруг неё причудливые зигзаги. Он то подпрыгивал, то начинал прихрамывать, а то и вовсе представлял себя ослом, навьюченным тюками, и принимался переваливаться с бока на бок. 

- Шутить он совершенно не умеет. Такой скучный, что слушать жужжание мух гораздо интереснее, чем его. А собеседник он разносторонний. Много читает, да. Говорить любит больше, чем слушать. 

Йи издал хрюк, все же не успев сдержать смешок. 

- О, совсем забыл! В детстве, он упал в какую-то вонючую лужу и его пришлось обрить наголо. Иначе эта вонь ну никак не выводилась. С тех пор таким и ходит, новая шевелюра не отросла. 

Они наконец вышли из тени, оказываясь в саду в дали от любопытных глаз. Запах здесь раскрывался чудесный, но сказочных пионов нигде не было видно. Зато Йи теперь мог получше разглядеть Мэйлинь. "Испугалась или нет?". 

- Так, где мы будем здесь искать твои пионы? 

Сердце застыло в груди, тревожно ожидая ответа. Мэйлинь молчала, стараясь не выдать волнения. Она надеялась, что словесный портрет четвёртого принца, нарисованный "стражником", не разобьёт её мечты о семейном счастье в Пурпурном Запретном дворце. Она уже представляла, как может быть здесь всё: уют, тёплая гармония. Но эта чашка надежд была такая хрупкая, и "стражник" мог её легко разбить.

- Я видел принца всего один раз.

В груди у Мэйлинь вздрогнуло - как будто раненная птица вдруг встрепенулась, готовая вырваться из груди.

- Он низкого роста. Самый низкий из всех своих братьев. У него оттопырены уши и огромный нос. Ходит он вот так... 

"Стражник" разомкнул руки и, скрюченный, начал двигаться, покачиваясь, как змейка. Его походка была неловкой, иногда с хромотой. Мэйлинь не могла сдержать сдавленный смешок, её ладонь прикрыла губы. Зрелище должно было напугать её, но она сдавленно хихикнула в ладошку. её.

- Шутить он совершенно не умеет. Такой скучный, что слушать жужжание мух гораздо интереснее, чем его. А собеседник он разносторонний. Много читает, да. Говорить любит больше, чем слушать. 

Услышав, что принц скучен, она успела чуть приуныть. Гораздо больше, чем когда "страж" описывал его внешние уродства. Скучный? Но она так быстро забыла об этом, как только услышала о его начитанности. Взгляд у Мэйлинь стал замыленный, задумчивый, словно она пыталась всё это переварить.

- О, совсем забыл! В детстве, он упал в какую-то вонючую лужу и его пришлось обрить наголо. Иначе эта вонь ну никак не выводилась. С тех пор таким и ходит, новая шевелюра не отросла. Так, где мы будем здесь искать твои пионы? 

Она молчала ещё некоторое время, а затем вдруг отмахнулась. Двинулась хаотично, туда, куда вели её ноги на поиски пионов. Мэйлинь осторожно присела на корточки, капаясь в очередных кустарниках, пытаясь понять, те ли это цветы или нет.

- Моей красоты хватит на наших детей, - произнесла она с полусмехом, пытаясь скрыть свою растерянность. В её словах было что-то большее, чем просто шутка, но она не позволяла себе думать об этом всерьёз.

Очередной кустарник вновь оказался не теми цветами, что она так отчаянно искала.

- Раз ты говоришь, что принц начитан, то он не может быть скучен. Я не слишком образована, так что он сможет рассказать мне много нового, а обучить детей юмору, так и быть, я возьму на себя.

Сердце снова забилось, когда она заметила в лунном свете куст пионов. Тихо подойдя, словно боясь потревожить их, Мэйлинь присела рядом. Это были они. Пальцы коснулись нежных лепестков, и аромат густо наполнил её дыхание. Она могла бы сорвать цветок, но побоялась. Вдруг за это тоже полагается смертная казнь?

- Такие красивые... - протянула она шёпотом, не обращаясь к кому-то конкретному.

Несколько минут она любовалась цветами. Пальцы аккуратно коснулись нежных лепестков, изучая их наощупь.

- Надеюсь, теперь мне будет легче уснуть. Отведёшь меня обратно к павильону наложниц, пожалуйста? - её голос стал тихим, почти невесомым.

ТИН

• попала во дворец в возрасте двенадцати зим, ещё во времена правления императора Шиминя
• изначально её готовили в качестве наложницы пятого ранга, однако затем император Шиминь отрёкся от престола в пользу своего сына, ныне здравствующего императора Пу И
• смена власти очень сильно переиграла судьбу Тин. При новом императоре появились и новые конкубинки, которым требовались личные преданные служанки. Так Тин попала к ныне покойной талантливой наложнице
• она прослужила своей госпоже много зим. Участвовала в её интригах, в том числе помогала выносить третьего принца Линга, добывая ей противоядия тайком
• единственная из слуг, кто знает, что талантливая наложница повесилась после очередного выкидыша. После её смерти всех ближайших слуг, в том числе и Тин, пытали, чтобы убедиться, что наложница не была убита
• после смерти талантливой наложницы, все её слуги были понижены и сосланы в Дальний дворец. Однако каким-то образом Тин добилась того, что её в качестве ближайшей служанки и наставницы назначили к Мэйлинь

ФАНЬ

• простолюдин, который однажды спас третьего принца Линга от разбойников
• за своё спасение принц Линг назначил Фаня своим личным слугой вроде оруженосца, в результате чего Фань стремительно возвысился и стал вхож в императорский дворец
• как личный охранник, всюду следует за своим господином