• Анастасия Сергеевна Липецкая, 24 года, младший научный сотрудник
• младшая сестра Анаит, состоят в плохих отношениях, на первый взгляд

• Артём Алексеевич Плотников, 42 года
• милицейский, который часто выезжает на задания с НИИ

_{пояснения к сюжету: Томск, 1984 год. Наши герои работают в ещё молодой организации, которая известна всем как СибНИЦАЯ (Сибирский научно-исследовательский центр по изучению аномальных явлений). НИИ изучает все явления, которым приписывают мистическое или инопланетное происхождение - призраки, полтергейсты, инопланетяне и т.д. НИИ создан на базе Томского политехнического института}

_{пояснения к твоему персонажу: лёгкий характер себялюбивого засранца. бабник, насколько это возможно в те времена. привык к женскому вниманию, очень любит себя, может быть даже немного зазнавшимся. по профессии может быть химиком, физиком, лингвистом, психологом - сюжет не требует знаний в этих сферах}

_{пояснения к ветке: персонажи работают в разных отделах. они встречаются на праздновании дня рождения главы отдела психологии, куда собралась половина сотрудников НИИ. изначально он пытался подкатить к Анаит (моя героиня), как к очередной даме, но получил отказ. мужское самолюбие этого не выдерживает, и он решает покорить "очередную вершину". для пикантности и дополнительного стимула может даже поспорить с кем-то из коллег на неё. в процессе оба не замечают, как начинают влюбляться}

_{Первая встреча состоится в курилки на крыльце здания НИИ, куда герои выбрались уже поддатые во время празднования того самого дня рождения}

_{25 февраля, 1984 г.}

_{алла пугачёва - айсберг}

- ... а ты тако-о-о-о-й холо-о-о-о-дный, как айсберг в океане, и все твои-и-и-и печали под тёмно-о-о-ю водой!..

Ася Максимовна завывала мерзко. Диапазон её голоса находился где-то между лязгом по стеклу и комариным писком. Сил петь у неё уже не осталось. Она выжимала из себя последние соки - развалилась на столе, в одной руке гранёный бокал с шампанским, в другой - собственная голова, уже слишком тяжелая, чтобы её выдержала шея.

Все остальные были уже слишком пьяные. Часть засыпала за столом, часть вывалилась курить на крыльцо. Немногие счастливчики, вроде Александра Елисеевича, сбежали в самом на чале после первого бокала. Остальные были уже слишком пьяные, чтобы ехать домой - кому-то по шапке даст пьяная супруга, а кто-то не хотел прерывать веселье. А кому-то, вроде Ярослава Михайловича, и ехать было некуда.

Анаит была пьяная, но не настолько, чтобы подпевать Асе Максимовне. Она брезгливо рассматривала содержимое общих тарелок - самое вкусное уже смели. Первой съели слабосолёную сёмгу, которую Асе Максимовне передали родственники с Архангельска. Анаит едва не проглотила язык, ощутив на его кончике привкус моря: жирная рыбка, в меру солёная. За рыбой все проглотили домашние оливье и винегрет, которые Ася Максимовна сама и готовила. От пюре и домашних котлет и вовсе ничего не осталось, даже размазанных по стенкам остатков. Всё, чем могла довольствоваться внезапно проголодавшаяся Анаит, - сельдь под шубой, где рыба была слишком маслянистая и костлявая, и сухой медовик, который она терпеть не могла.

Кто-то из коллег уже валялся под столом - на полу была единственная горизонтальная плоскость, на которой можно было с комфортом вытянуться в радиусе нескольких кабинетов. Холодцова из отдела парапсихологии нашла где-то мишуру и надела её вместо шарфика. Если бы не настенный календарь, Анаит бы решила, что они праздновали Новый Год.

Это был день рождения Аси Максимовны. Только лишь из-за этого никто не запрещал ей петь, а ведь коллеги за её спиной шутили, что её пение можно использовать в качестве пыток. Праздник начали отмечать отделом парапсихологии, в котором Чернышева была начальницей. Как это обычно происходило, следом подтянулась толпа, и в итоге на праздник заглянули почти все сотрудники СибНИЦАЯ.

Ася Максимовна замолкла - сил у неё не осталось, в шампанское она добавила водки, чтобы запьянеть быстрее, но переборщила. Теперь она сидела в полусонном состоянии, изо всех сил придерживая голову, чтобы не уснуть лицом в медовике.

- Вообще не представляю, как ты нашла сил всё это устроить, - внезапно протянула Анаит, облизывая вилку. - ты ж всё сама готовила?

Она как раз выковыряла из салата всю селёдку с костями и могла спокойно есть остатки салата "ничерта под шубой".

Ася Максимовна в ответ улыбнулась пьяно и блаженно. Так светло и искренне не улыбались даже дети, ожидая Деда Мороза у ёлки.

- Ну, так я ж разведёнка. Чё мне ещё делать?

Анаит кивнула и тут же встала из-за стола. На самом деле, она просто сбегала от очередного разговора про брак и развод коллеги. А ещё ей хотелось курить. Она даже не стала заходить в гардеробную за курткой, прям в свитере выскочила на улицу, сжимая пачку сигарет "Ява".

В произвольной курилке на крыльце опустело - ровно в секунду, как она вышла на улицу, вся толпа поползла внутрь греться. Онемевшими от собачьего мороза пальцами Анаит стала пытаться зажечь спичку, чтобы прикурить.

Уильям ненавидел понедельники. Не только потому, что выходные и прежде пролетали, будто одно мгновение. Не только потому, что он утратил вкус к своей работе, которая теперь больше начала напоминать каторгу. Он ненавидел понедельники, потому что в понедельник умерла Клара.

Он стойко вынес смерть матери. Наверно, потому, что ей было чуть больше шестидесяти, когда её не стало. Возраст совсем пустяковый для кого-нибудь другого, но только не для миссис Блейк. В её крови бежала едкая зараза. Хуже, чем рак. Зачастую, когда у человека находят рак, он начинает цепляться за жизнь и пытается впитать в себя каждое мгновение, каждое впечатление. Миссис Блейк утратила не только удовольствие от жизни, но и само стремление жить. У неё была депрессия. Должно быть, потому что мать сама не хотела жить, Уильям воспринял её кончину стойко.

Кларе едва стукнуло восемнадцать. Она, в отличии от матери, ощущала жизнь слишком остро. Все её чувства были столь гиперболизированы, что она вся напоминала оголённый провод. Клара реагировала остро абсолютно на всё. Всё тот же маятник, только качнувшийся в противоположную сторону.

Ей было всего восемнадцать. Впереди была вся жизнь - первая любовь, первый секс где-нибудь на заднем сидении кадиллака парня, поступление в университет, первая съёмная квартира, первый поиск работы. Уильяма мучал один вопрос: насколько нужно было не любить жизнь, чтобы самой её оборвать? Смерть матери Уильям пережил стойко, но смерть его сестры его надколола.

Казалось, кто-то нажал одну кнопку на пульте, и весь мир вдруг стал более серым. Уильям бежал из родного города, лишь бы отогнать от себя этих мутных призраков своего прошлого. Но даже сейчас ему казалось, что воспоминания дышат ему в затылок.

Новый город встретил его моросью - самой противной погодой, по мнению Уильяма Блейка. "Противной, если нужно куда-то идти", - поправлял он сам себя, но без особых нот оптимизма. На новой работе приходилось куда-нибудь ходить частенько. То Уильям блуждал, потерянный между корпусами, то носился из одного кабинета в другой с бумагами, то ещё какая-нибудь возня. Несмотря на то, что до начала нового учебного года ещё было время, работа у преподавателей уже кипела. Нужно было представить новый учебный план, подкрепить его пояснениями и аргументами и, самое главное, - сделать его. На это уходила уйма усилий, и без того уставший Уильям чувствовал, как жизнь смачно его имела.

Он брёл пешком от кампуса до своего временного пристанища, самого респектабельного отеля в городе. Пытался запомнить все улицы, вывески и повороты, чтобы как можно скорее перестать теряться. Книжный, булочная с ароматным запахом на крыльце, бар... Уильям остановился, сквозь стекло оглядывая помещение. Простая, но уютная обстановка. Внутри сухо и тепло, а пальто начинало мокнуть насквозь после долгой прогулки под слабым дождём.

Уильям толкнул дверь и первым делом протёр очки, на которых остались дождевые капли. Он принёс вместе с собой запах дорогой кожи, сандала и амбры. Тёплый кожаный аромат с тонкой нотой восточных благовоний. Он тут же повесил пальто на вешалке в углу, окончательно избавляясь от мерзкого холодного ощущения сырости к коже.

Он успел сделать только пару шагов, как остановился. Из всего помещения бара в глаза бросалась только она. Молодая, свежая, как студёная вода во время засухи. Блондинистые волосы [его типаж], красивое лицо с тонкими чертами лица - аккуратным, чуть вздёрнутым носиком, губы припухлые, но не слишком полные.

- Эй, Джо, принеси бурбон со склада, это последний, - звонко звучал её голос с твёрдыми командными нотами. - Ваша текила, сэр, и отличного вечера!

Высокий барный стул противно проскрипел, когда Уильям опустился аккурат напротив незнакомки. Она была суетлива за своей работой, что не сразу обратила внимание на незваного гостя. Это дало ему несколько мгновений, чтобы рассмотреть её скрупулёзно. Уильям был внимателен к деталям, взгляд его цеплялся за всё подряд: от того, насколько выглажена её одежда, до того, есть ли у незнакомки тату или шрамы.

Их взгляды пересеклись, и Уилл был готов поклясться, что в это мгновение по его коже пробежался электрический ток. Это было совсем не то ощущение, как от удара бытовой техники. Это было вздрагивание, за которым последовали мурашки, а кожа начала превращаться в раскалённую лаву.

- Что для Вас?

Уилл отвёл взгляд, стараясь казаться не столь навязчивым, чтобы не сойти за маньяка. Очки вдруг запотели, и он снова потянулся протереть их, демонстрируя руку пианиста с выпирающими венами.

- Виски, пожалуйста.

Стоило незнакомке запархать за её работой, Уилл невольно поддался вперёд к ней, чуть наклонившись над барной стойкой.

- Давно здесь работаете?

⠀⠀Крепкие напитки брали в основном либо заядлые пропойцы, либо отчаявшиеся новички. Мужчина, сидящий перед ней, не попадал ни в ту, ни в другую категорию. Скорее, был ярким пятном среди собравшихся, и отнюдь не в плохом смысле. На автомате блондинка принимается за дело, вслушиваясь в мягкий баритон. Вопрос, явно адресованный ей, вызвал изумление и улыбку кончиками губ — вместо привычно грубого подката неотёсанных мужей исключительная деликатность джентльмена.

⠀⠀— Как сами думаете? — лукаво вопрошает Бет, ставя перед незнакомцем его заказ в безупречном исполнении. Она опирается на стойку, не сводя глаз с гостя. Эй, Уокер, это что, флирт? Попридержи лошадей! Но вместе со странной симпатией к этому человеку Бетани ощущала невыразимое желание помочь. Как минимум выслушать, ибо весь его вид словно вопил о том, насколько он одинок и потерян. Или это всё чертова интуиция, смешанная с синдромом спасателя?

⠀⠀— Наш бар называется так неспроста, — девушка решает зайти издалека, стараясь не переступать личные границы. Обычно у выпивающих язык развязывался самостоятельно, и оставалось только слушать и сочувственно кивать головой, но на этот раз Бетани искренне хотела поддержать, пускай и совершенно не знакомого ей человека. В попытке не просверлить в красавчике дыру своим взглядом Бетани берётся протирать бокалы из мойки. — Это место многие считают своей отдушиной, пускай даже на один вечер. Всю боль, ненависть и тоску здесь смывают выпивкой. А те, кто посмелее, изливают душу за барной стойкой и уходят восвояси. Психотерапевтам за это платят. Мы же работаем практически за бесплатно, — шутит Уокер, надеясь, что её слова не покажутся мужчине сопливой тирадой.

⠀⠀Господи, как же он красив...его вьющиеся волосы, обрамляющие потускневшее лицо с выразительными скулами, прикрытыми небрежной растительностью, и эти мерцающие в полумраке глаза за умело подобранной оправой...каждый раз, сталкиваясь с ними, Бет отчаянно старалась не краснеть. Ей уже двадцать три: не девочка, в конце концов, хотя разница в их возрасте, на первый взгляд, приличная. В моменте в голове вспыхнула картина: его губы, прислонившиеся к грани стакана, уже на её шее, а её пальцы — в его шелковистых кудрях...боже правый.