Когда разговор не попадает в список желаемых разговоров, то стоит собеседнику начать говорить что-то еще, касаясь того о чем можно было и промолчать, то внутри зарождается легкое раздражение, ведь ты понимаешь, что общение затягивается. Так что когда Ньюберри начал рассуждать, Себастиан мысленно раз сто попросил его просто заткнуться и перейти к сути, но внешне даже скучающего вида не показал, только ожидания. Практика такая практика. Сколько он уже вел разговоров при которых буквально мог заснуть стоя или верх ногами? Слишком много. Немного глупо, да, но за то выдержка теперь фантастическая. Правда, на когтевранца тратить ее не совсем хочется.

- Тогда вернись в клуб и будет передо тобой симпатичная девочка. Их там парочка и довольно хороши в дуэлях, - бросает Себастиан, пожав плечами, ведь это идеальное решение для этой ситуации. Одна из них правда довольно умела, так что может чему-то научить или составить хорошую партию в дуэли. И симпатичная к тоже. Идеально соответствует желаниям парня, поэтому Себастиан отправляет его в ней, но тот продолжает.

- Если откажусь, возьмешься за шантаж? А, может, я не вижу в тебе хороший потенциал? Обидно, наверное, будет, ведь ты явно привык к званию лучшего студента, не так ли? А я вот что-то сомневаюсь, что ты дуэли потянешь, - можно было бы сказать, что сейчас гриффиндорец говорит серьезно и с целью задеть собеседника, и отчасти, возможно, так оно и было, просто тот этого не осознавал. Себастиан думал, что так отталкивает Ньюберри и делится собственным мнением. Да, на данном этапе тот показывал себя довольно хорошо, но было слишком много моментов, где парень буквально себя подставлял. Если бы ему в пару попался кто-то сообразительный, то дуэль закончился бы через пару ударов. Возможно, к этому приложило руку эго когтевранца, как знать, Себастиан не лезет в голову людей, ему своей достаточно. Но это и не означала, что людей он не понимает. Скорее, наоборот, поэтому на предложение покурить и выбрать более уединенную обстановку он обдумал. – Сойдет, - только произносит парень, не думая говорить о том, что сам курит крайне редко и то когда кто-то предлагает, у самого сигарет не найдется. Ему не хотелось заводить привычки, даже если кто-то как-то сказанул, что ему идет курить. Звучало, конечно, странно, но он редко на такое обращает больше внимание, чем в принципе на что-то. – Если я соглашусь, то проясним несколько моментов. Во-первых, я могу прекратить тренировки в любой момент. Во-вторых, я назначаю их, когда есть время и настроение. И в-третьих, будешь придумывать прозвища или использовать их – тренировка отменяется. 

- не думаю, что они равны тебе. я предпочитаю учиться у лучших. если это только можно. а ты, если зажмуриться, даже ничего, - адам откровенно веселится с нежелания собеседника иметь с ним дело. конечно, на насмешках сложно построить хоть сколько-нибудь нормальное общение. про учебу вообще говорить сложно. но отказаться ради какого-то типа от привычной манеры поведения - нет, спасибо. и все же он оставляет при себе комментарий про то, что задница у маклаггена вполне себе женская и даже напоминает парочку известных адаму и не только ему. не потому, однако, что ему стало внезапно жаль гриффиндорца. не хотелось подставляться. слишком неоднозначный комментарий. тем паче, что вылез он в голове без всякого подтверждения - даже если бы ньюберри собирался пялиться на мужские жопы, что в число его интересов не входило, планы обломались бы о форменные мантии. 

слова о шантаже задевают. молодой человек не демонстрирует это, но его напрягает сама мысль о том, что кто-то раскроет его миллионы мутных схем. пусть чуть позже - осталось доучиться последний год. выпустится - и плевать уже будет. начнет новую жизнь, в которой с людьми глупыми контактировать не надо. в которой можно рисовать бесконечное количество часов, перебиваться едой из фудшеринга и плохой съемной комнатой, но своей, которую не нужно делить со вздорном мальчишкой, который ему опротивел после случившегося позавчера окончательно. адам на секунду выпадает из рассуждений - и вот это видно хорошо. он вспоминает свой шок и свое омерзение при мысли, что жил рядом с одним из тех, кого терпеть не мог уже долгое время. вряд ли французишка дрочил на него или еще что, но это не отменяло того, что он творил гребаные противоестественные вещи. и на этом все заканчивалось для адама. он посмотрел на себастиана только с малой толикой ярости, которая тлела где-то в районе кадыка. но тут же отвел взгляд, чтобы в следующий момент вернуть насмешливое выражение лица, - какой шантаж, о чем ты? я хотел предложить подтянуть тебя по какому-нибудь предмету. помню, у тебя не получалось прорицание. ты умница, конечно, никто не спорит. но не невозможно во всем быть идеальным, - невинное лицо. адам не стесняется того, что сам плох в спорте, а потому последнюю фразу говорит вполне искренне, - ну, если не видишь потенциал, то точно видишь ошибки. на них уже можно научиться. к тому же, даже если к дуэлям я не способен совершенно, то это, во-первых, приговор всему нашему клубу, где я пока - один из лучших учеников, в том числе и тебе, как его учителю, и нафига ты тогда меня взял - попозориться? во-вторых, оно все никак на баллы факультета не влияет. в-третьих, мои умственные способности не демонстрирует, а в них я уверен. а насчет обиды - переживу, - в воздухе будто висит провокационное "а переживешь ли ты?".

они стоят у "курилки", и адам молча протягивает блок сигарет. свою закуривает и выдыхает. бесится с привычки, но ничего поделать уже не может. бросит, как только мать видеть перестанет - отпадет надобность ее видеть. когда маклагген читает свой монолог, он молча курит. на удивление по-доброму усмехается в клуб дыма. львенка не простил. идиотина.

- идет, маклагген. только девушек так не кадри, умоляю. сразу все желание тусить с тобой пропадает, - адам закатывает глаза и выкидывает скуренную в кратчайшие сроки до самого фильтра сигарету. шлепает гриффиндорца по плечу, прежде чем уйти, - бывай. и на засиживайся тут. джунко хмуробровостью напугаешь.

конец эпизода

Семья для многих является чем-то сложным. Для некоторых на постоянной основе, для кого-то лишь иногда. Отношение Хармона к семье довольно типично для подобных – отстранённость. Он не любит конфликты, поэтому просто зачастую молчал. На отца он бросал косые взгляды и морщился. Иногда все-таки вступая с ним в спор, но зачастую коротких и заканчивающихся хлопков двери, потому что отец не слушает, он просто говорит одно и то же, спорить с ним имеет меньше смысла, чем спор со стеной. Так что в последний год это почти прекратилось. Зачастую спор касался отношений с дедушкой или сестрой. И даже они стали все реже, а тишины все больше. Это перестало смущать. Родственных связей у многих нет, а ему было достаточно сестры, и то, той, от которой он умудрился отстраниться. Не без причины.

День выдался скучным и нудным. На занятиях он почти засыпал, поэтому забежав в библиотеку, прихватил книгу, а из большого зала пару булочек, чтобы перекусить и отправился в одно из своих любимых мест. Он как раз удобно уселся и успел прочитать пару страниц, как послышались чужие шаги. Легкое раздражение ударило по ребрам. Неужели, придется вставать и уходить? Чтобы остаться надо будет показать характер, что ему не хотелось делать. Это крайне раздражало. Только вот пришедший человек удивил его. К тому же она молчала и просто опустила рядом. Тишина напрягала. Ее приход уже был чем-то странным. Кажется, Гвендолин давно смирилась с тем, что брат отдалился, она никогда не спрашивала, просто приняла это, играя по новым правилам отношений брата и сестры. И вот она здесь. Почему-то Себастиан понимал, что это крайне дурной знак. Это не предвещает хороших новостей. Почему? Потому что он знает сестру и умом прекрасно осознает, что она резко не решила наладить с ним контакт и пришла выяснить все, чтобы вернуть как было. Или может слишком жуткое видение? Это одно из немногих, что вызывало в нем чувство вины за то, что он просто отстранился и больше не приходил. Он оставил ее с кошмарами. Чувство вины наносило сильные удары, но он давно смирился с этой болью. Так что же теперь?

Всего лишь два слова и мир Себастиана резко обрушивается, ломаясь и поднимая волну пыли. Он рухнул не с небес, а просто с земли, прямо в пустошь под ней. «Дедушка умер»… Два слова которые в один момент снесли все чувства в сердце юноши, а в другой открыли двери для волны других. Гнев, ненависть, боль, сомнение, отвращение. Он хотел не верить Гвендолин, посмеяться и сказать, что это дерьмовая шутка. Ненавидел отца, который запретил общаться с дедушкой и даже навестить его. Хармон так ждал окончания школы, чтобы свалить из дома. Дедушка был готов принять его, он знал это. И вот… он слишком медлил. Держался за дом, ставя это нелепое условие со школой. Он гневался на самого себя. Вихрь чувств внутри, а на лице лишь пустота. И как же он хотел бы ей не верить… но верит, потому что это Гвен. Ладонь опускает книгу на землю и тянется к сестре, беря ее ладонь в свою и сжимая. Как давно он не касался сестры? С того самого дня… Это ужаснуло лишь то, что ладонь слишком холодная. То ли братский инстинкт, то ли то, что он ненавидел, пробудило желание взять ее ладони в свои и просто согреть, а может и сразу отдать свой кардиган. Но он ничего из этого не делает.

- Я ненавижу его, - тихо шепчет Себастиан, удивляясь собственному голосу. Этот холодный тон пропитан ненавистью. Жуткое сочетание, но это то, что скрывает боль. Он ненавидит отца. Сейчас он хочет ненавидеть его, а не себя. Будь у него друзья, то может они бы вправили ему мозги, сказав, что хватит тянуть, просто уйти. Но нет, он для всех начертил черту и держал за ней. Глупый Себастиан. Теперь огребай. 

Ощущение, словно у тебя выбили почву из-под ног и ты летишь в пустоту. Медленно погружаешься в тёмную, мерзкую и вязкую пустоту. Она окутывает тебя, сжимает до боли в костях и не оставляет ни шанса на то, чтобы вздохнуть. Вот чем плоха любовь. Любовь к родным, близким, друзьям. Когда они уходят, то с большей вероятностью забирают с собой частичку тебя. Светлую и яркую. Они оставляют тебя наедине с болью, которую ты должен принять и пережить. Только вот что делать, если ты совсем к этому не готов? Что, если ты не знаешь КАК? Гвендолин боялась пошевелиться, боялась сделать вдох. Они так давно не были рядом, и ей казалось, что после этого Себастиан отвернется от неё навсегда. Ведь это она тот самый гонец с плохой новостью. Её вынудили сообщить о смерти их любимого человека. Никто не подумал, чем это обернётся для Лины и как она будет чувствовать себя при этом. Ужасно.

Она сидела неподвижно, но вздрогнула, когда ощутила прикосновения брата. В этот момент вселенная будто бы сорвала все предохранитель, выпустив наружу всю боль, обиду и страхи. Перед глазами пелена, а по щекам катятся слезы. Гвен из последних сил старается подавить это внутри себя, ведь к чему Хармону видеть её такой. Но этого недостаточно. Всхлип срывается с губ. Она запрокидывает голову и до боли кусает губы, до крови. Ей хочется, чтобы он её обнял, чтобы спрятал от этого мира и подарил ей покой, хотя бы на время. Но они всё также далеки, и она не смеет просить об этом.

- Твоя ненависть ничего не исправит. Нечего больше исправлять. Нечего, - её слова едва ли можно разобрать. Гвендолин сама на себя не похожа. Будто бы из неё выкачали все силы, и даже голос утратил прежнюю мелодичность и звонкость. - Почему все уходят? Что я делаю не так? - этот вопрос не предназначался Себастиану, но, безусловно, его касался. Крик отчаяния. Ведь он тоже ушёл. Бросил её. И сейчас, наверняка, уйдет. Обратится к тому, кто ему ближе, чем она. Почему он так поступил? В чем была её вина? Где она оступилась? Девушка наконец-то решилась взглянуть брату в глаза, и очень скоро об этом пожалела. Тоска по родному человеку убивала её. И, хотя она идеально вписалась в образ той, кому "всё равно", на деле всё о стояло иначе. - Я так по тебе скучаю... - он должен был прочитать это в её глазах. Должен был увидеть. Он должен был понять, как сильно её мир зависил от него. Здесь и сейчас. 

Чувство вины душит. Сводит руки на шеи гриффиндорца и давит все сильнее и сильнее. Перекрывает дыхательные пути, заставляя жадно втягивать воздух, надеясь, что кислород найдет лазейку до легких. Но нет. Впрочем, Себастиан готов задохнуться. Он согласен на боль и страдания, ведь заслужил. Он проявил слабость, не спрашивался со сложностями и поступил настолько эгоистично с собственной сестрой, которая была ему ближе всех. До сих пор роднее всего. Может и вдали, но он любит и готов прийти в любой момент, если бы она позвала. Но как видно ничего не происходило и она не звала его. Все те же правила игры. Вместе, но дистанция.

Он ощущается слабую дрожь в ее теле. Все еще помнит ее эмоции и их проявление. Понимает, что она еле сдерживается, что маска хладнокровия разбивается в дребезги и эмоции выходят из-под контроля. Он прекрасно это понимает. Забавно, но в такие моменты они меняются местами и тем, кто лучше контролирует свои эмоции оказывается Себастиан. Может, из-за того, что его практика занимает куда больше времени? Хотя… важно ли это? Сейчас брат чуть сильнее сжимает руку сестры, ослабляя хватку на ее слова. Слова бьют сильно. Ему удается разобрать их смысл и очевидная правда вызывает новый приступ ярости, только уже на самого себя. И правда, он опоздал с таким решениями. Идиот. Но сейчас ненавидеть себя хотелось не так сильно, как стать для сестры опорой. Разница в их положении в том, что Себастиан сам отдалился, а Гнев буквально потеряла его, а теперь и дедушку. Она любила его не меньше, чем брат и от этого потеря не слабее. Сейчас он обязан поддержать ее и быть рядом. Теперь никакая причина не является достаточной, чтобы встать и уйти. Поэтому он смотрит на нее, выдерживает этот взгляд. Видеть ее такой тяжело. Кажется, появись сейчас лезвия, которые будут оставлять на его теле один порез за другом, то это было бы не так больно, как видеть ее слезы и как она старается сдерживать их из последний сил.

И он срывается. Забивает на дистанцию. Дает поблажку. Всем нужна поблажка и повод есть. Он пересаживается чуть ближе, отпуская ее руку, но только для того, чтоб приобнять за плечи и прижать к себе, утыкаясь носом в ее макушку, закрывая глаза и позволяя вдохнуть родной запах. Чуть погодя он обнимает ее и второй рукой, заключая в объятия и давая понять, что она не одна. - Я с тобой. И никогда не покину. Отдалился – да, но не оставил. И буду рядом, - шепчет он, оставляя еле заметный поцелуй в макушку. Может немного неудобная поза, но это даже не последнее, что сейчас волновало. Он хотел быть рядом с ней, чтобы она чувствовала его и поняла, что не одна. Свое горе он переживет позже. Как-нибудь справится. Найдет способ снять груз. 

Себастиан был её домом. Не здание, полное дорогих и ярких вещиц, памятных фото и столового серебра. И даже не родители со своими представлениями о мире, нормами и устоями. Только один единственный человек. Оттого было вдвойне обидно осознавать, что ты так близок, но ты никак не сможешь попасть внутрь. Твоя крепость для тебя закрыта. Всё, что тебе остаётся - ждать. И ты продолжаешь ждать. Продолжаешь верить, что однажды дверь снова откроется. Тогда тебя заберут и больше никогда не оставят на той стороне. Тебя не бросят угасать и мёрзнуть где-то там, среди потерянных и одиноких душ. Гвендолин так часто видела это во снах, чувствовала прикосновения Хармона, слышала любимый смех. Однако в конце все радостные моменты обращались в кошмар, объятия обжигали и приносили лишь неописуемую боль, а родной голос проклинал и напоминал о ничтожности её жизни. Благо в этот раз всё было иначе. Себастиан правда был здесь, он был рядом. Жаль, что в ситуации Маклаггенов всё случилось лишь благодаря смерти их близкого человека. Но может так должно было произойти?

В объятиях брата Лина снова чувствует себя ребёнком. Таким беспомощным, испуганным, потерянным. Словно хрупкая ваза, она разбита в дребезги и не представляет, как себя собрать. Она хочет спрятаться и позволить себе то, что всегда было под запретом. Быть слабой. Только сейчас. Здесь. С ним. Эмоции более не поддаются контролю, и тогда волшебница утыкается носиком в грудь юноши и позволяет всей боли выйти наружу. Она плачет, рыдает, сжимая пальчиками ткань его кардигана, будто бы не верит его словам. А вдруг он всё-таки уйдёт. Она слышит его, но не слушает. Лишь продолжает бормотать сквозь слезы "пожалуйста, не бросай меня снова". Её буквально колотит в истерике, но постепенно всё сходит на нет. Она продолжает дрожать, также шмыгает носом и держится за него, словно Себастиан её последний шанс на спасение. - Мне без тебя плохо, - она произносит это тихо, и жмурится в ожидании реакции. Ей страшно услышать его ответ, но ещё больше пугает тишина. И только его сердцебиение подсказывает ей, как много для него значат её слова.