19 августа - все!

10:30. боже неужели все! я снова в своей тарелке и делаю только те задачи, что предназначены для меня! пятница прошла быстро, поэтому не отмечалась здесь. с утра подали заявку на следующий набор, потом было обучение почти весь день, вечером собрала ос у ребят по задачам и попыталась добить свои. и все! как же я счастлива! конечно у страха глаза велики, но это все равно было мега стрессово. казалось, что время тянется бесконечно долго, и вместе с этим... все! эти несчастные две недели за кон чи лись!

Почему никто не сказал Джереми, что взрослая жизнь – настоящий ад? Как только справляешься с одной трудностью, тебя настигает следующая. Заботам не было конца. Прошло четыре года с тех пор, как парни окончательно приняли решение быть вместе. Сейчас, вспоминая, Джереми бы подумал, что они пролетели одним днем. Но все же, то были счастливые годы.

В университете они проучились еще два года. Было сложно находиться поодаль – то Джереми, то Доминик в любой свободный день проводили по несколько часов в дороге, чтобы увидеться друг с другом. Поначалу приезжал только Джереми, поскольку в Кливленде было слишком много общих знакомых. В конце концов, их могли увидеть Джейн с Брианной. Не то чтобы это являлось огромной проблемой – девушки спокойно приняли факт расставания, по крайней мере, они сделали вид. Но им все равно было неловко расхаживать одна рука в другой и выставлять свою любовь напоказ перед теми, кому они, собственно, разбили сердце. Поэтому Ник и Джер некоторое время осторожничали. Да и друг другу относились так, будто боялись спугнуть то, что только-только начало восстанавливаться. Постепенно весь мир, да и они сами, привыкли, что парни снова сошлись. Джереми поделился со своими родителями, что Доминик вновь присутствует в его жизни, и что он, на самом деле, никогда не являлся ему другом. Эта информация была скорее для отца Джереми, ведь миссис Николс давно всё знала, и сама была свидетельницей тяжелого расставания юношей. Вопреки ожиданиям Джереми, особо никакой реакции не последовало – его отец никогда не отличался консервативным мышлением. Он просто-напросто был рад, что его сын счастлив, а его матери всего лишь и нужно было, чтобы в голосе Джереми на другом конце линии снова зазвучали радостные нотки.

С Джейн они, как ни странно, тоже помирились. Для Джереми это стало, пожалуй, самым приятным сюрпризом, ведь он долгие месяцы избегал её, чтобы не делать ей больно. Во всяком случае, он так считал. И каково же было его удивление, когда однажды девушка застала его на территории кампуса со словами: «Ты, конечно, урод последний, Джереми, но у нас общее дело. Я без тебя не могу». Я без тебя не могу. Как же, оказывается, важно и нужно было для Джереми услышать эти слова от девушки. Все эти месяцы он себе места не находил и сильно скучал по Джейн. Он наконец осознал, что никогда и не воспринимал её больше, чем подругу. Но их дружба, нужно признать, была один на миллион. Они друг друга прекрасно понимали. Они понимали друг друга с полуслова. Их связывало творчество, и, потеряв её, Джереми потерял что-то и в себе. Помирившись, они долго не возвращались к теме отношений, пока однажды Джейн не разоткровенничалась. «Кажется, я тебя тоже никогда не любила, как парня», произнесла девушка. «Тоже». Она всё про себя знала и звучала довольно искренне, задаваясь вопросом, как же они могли запятнать такую дружбу сексом. Хорошо, что всё обошлось. «Прекрасно», коротко ответил Джереми. Он был благодарен судьбе за то, что всё разрешилось таким путем. Вскоре он познакомил её и с Домиником. Относившись долгое время к Джейн с ревностью (оно и понятно почему), позже Доминик признался, что и на него она произвела впечатление. Возможно, он понял, что девушка и вправду не претендовала на Джереми. В конце концов, ближе к концу обучения, они смогли подружиться.

С Домиником у них наступил самый настоящий, как это говорится, медовый месяц. Первое время они практически не отлипали друг от друга. Джереми приезжал каждые выходные, и они проводили несколько дней то в комнате общежития, если сосед Ника отсутствовал, то снимали посуточно квартиру. Они учились, хоть и урывками, жить совместно и делить какой-никакой быт. Вместе что-нибудь готовили, Джереми отвозил Доминика по делам, проводили какое-то время за учебой, особенно в период сессии, гуляли, занимались спортом даже. На третьем курсе команда Джереми по футболу снова встретилась с соперниками в лице команды Доминика в финале, но на этот раз уступили им. Даже касаемо этого вопроса, Джереми понял, что всё себе доказал в прошлом игровом сезоне и уступил бразды правления своему парню, как, собственно, и всегда. На следующее лето парни отправились в свой первый совместный отпуск. Недолго думая, они сошлись на том, что идеальным местом для их первой поездки станет Нью-Йорк. Так и случилось. Именно в том году Джереми смог по-настоящему влюбиться в город. Оказавшись там, он мог так ясно и четко представить их совместную жизнь. Ему как никогда захотелось окончить университет и переехать сюда, словно это было уже завтра. Но предстоял еще целый год обучения впереди, поэтому Джереми на какое-то время утаил свое желание от парня. В ту поездку они много, где были – нашли ту самую квартиру, где жили герои сериала «Друзья», нашли тот самый бар, завсегдатаями которого были Тед, Робин, Барни, Лили и Маршалл из «Как я встретил вашу маму», ездили загород, чтобы побывать в Монтоке, по местам которого бродили Джоэл и Клементина из фильма «Вечное сияние чистого разума». Вернувшись в отель, Джереми показал Доминику этот фильм, и он ему очень понравился.

То были счастливые годы, пусть даже очень трудные. Оканчивали парни университет дистанционно – весь мир в начале две тысячи двадцатого года закрыли на карантин. Ник и Джер резко оказались оторванными друг от друга, поскольку все ещё жили в разных городах. В то время даже выходить из дома было строго-настрого запрещено в целях безопасности, не говоря уж о перемещении в разные города и страны. Было правда нелегко. Отец Джереми тогда заразился болезнью, и она поразила значительную часть его легких. Все тогда обошлось, но восстановление было долгим и тяжелым. Переживать все это, будучи на расстоянии, было мучительно. Джеру так хотелось оказаться дома, но ему также хотелось и оказаться рядом с Домиником, который лишь одними объятьями мог дать понять, что все непременно наладится. И в какой-то момент все действительно начало налаживаться: людей снова стали пускать на улицу, объявили масочный режим, а парни наконец выпустились из университета.

Именно тогда Джереми и предложил переехать в Нью-Йорк. Поначалу они долго спорили, и в этом споре Доминик выступал голосом разума. Их долгие рассуждения можно было свести к следующим фразам: «как? – это слишком дорого и сложно – вдруг нас не примут? – ты представляешь, насколько это огромный город?» Но их спор завершился тем, что следующей осенью они были уже там и находились в поиске квартиры. К парням подтянулись лучший друг Джереми Мэйсон и его девушка, и они приняли решение снимать квартиру вместе – так было куда дешевле. Но это «дешевле» все еще обходилось им дорого. Оба парня поступили на магистратуру, да еще и в один университет, чему они несказанно рады. Джереми решил продать свою машину, чтобы у них на какое-то время была подушка безопасности. Плюс ко всему, зачем им в Нью-Йорке две машины, учитывая, насколько дорого им обходилось парковочное место в комплексе, где они снимали квартиру. Джереми не переставал удивляться, насколько тесно взрослая жизнь соприкасается с вопросом денег – всё, абсолютно всё в Нью-Йорке казалось дорогим. Плохо сделанным, пресным, невкусным, но при этом дорогим. Какое-то время ему хотелось даже сбежать отсюда, но его гордость не позволяла ему признаться Доминику, что в каком-то смысле (во всех, блин!) он был прав. Любовь, дружба, доброта, разговоры – четыре столпа, который удерживали Джереми от пропасти. Он каждый вечер успокаивал себя, что, в конце концов, он смог прожить этот день, а за ним ещё один, ещё и ещё. Он старался справляться с невзгодами, правда старался, и так ценил их с Домиником любовь за бесконечную взаимопомощь и поддержку. Они росли вместе, и ему было так интересно видеть, как Доминику исполняется двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… двадцать пять. Он ведь знал его с тех пор, как ему было семнадцать. Каждый год он будто снова знакомился с этим удивительным человеком, открывал новые грани его характера и влюблялся ещё сильнее.

Лето двадцать второго года ассоциировалось у Джереми с очередным этапом, который ему придется оставить позади. Парни заканчивали магистратуру, и в последнее время каждый был озабочен написанием диссертации. Дома стояла нервная атмосфера: одновременно четырем студентам предстояло написать и защитить академическую работу. Все друг друга откровенно бесили: один не там оставит кружку допитого кофе, другой не уберет из кухонного слива остатки еды, третий опять разбросает обувь посреди коридора. Учебу приходилось совмещать с работой, поэтому парням все реже удавалось проводить время вместе. Джереми еще на первом курсе магистратуру имел удачу устроиться в начинающую IT-компанию, пройдя целых четыре этапа собеседований. За два года компании удалось удержаться наплаву и не обанкротиться, чему Джереми не мог не радоваться, потому что сил и духа проходить этап трудоустройства у него уже не было. И в последний месяц Джереми начал плавиться от поставленных задач: работа, диссертация, жизнь. Недели превратились в секунды, и Джереми не поспевал ни за течением времени, ни за чем. В единственные за несколько недель выходные Джереми все ещё мыслями находился в делах, чем немало смущал Доминика, который постоянно пытался устроить им хоть какое-то свидание. Они ходили на концерт любимой группы. Они ужинали в приличном ресторане, что было, честно признаться, огромной редкостью. Даже сходили на футбольный матч, где играла команда, за которой оба парня давно следили. Но под конец каждого свидания Доминик оставался раздраженным, а Джереми не понимал, что послужило причиной таких эмоций. В любом случае, они справлялись. Пытались жить взрослую жизнь, все дальше отдаляясь от юношеских лет, в которые встретили друг друга. 

сироткин & soda luv — в первый раз

последнее время доминик очень часто анализировал прошедшие с джереми годы перед сном – на то были свои причины, конечно же. слишком многое они успели пережить вместе и столь же многое ожидало их впереди. по крайней мере, ник на это надеялся. можно сказать, даже, наверное, знал. уверенность в джереми росла в джейкобсоне с каждым днем все сильнее, по мере того, какие невзгоды, проблемы и тупики их встречали на совместном пути. сейчас было нелегче. голова шла кругом буквально из-за всего: из-за учебы, из-за работы, постоянной усталости, потери ориентиров и желания лечь пластом и забыться. ник никогда не отличался особым пессимизмом, даже если все было совсем плохо, он старался видеть хоть что-то хорошее. чтобы вызвать на лице джера улыбку и благодаря тому улыбнуться и самому тоже. только в последнее время это давалось дому с особым трудом. поэтому он вспоминал. вспоминал университет, вспоминал их все еще тайные – а затем уже нет – встречи. то, как хрупко и с самого начала они заново выстраивали отношения с би и джейн. девушками, которым они умудрились разбить сердца собственной любовью. как заново будто учились ходить – только теперь они вновь пытались шагать нога в ногу уже по их собственному, общему пути. порой доминика накрывал страх, что это все же не навсегда, что однажды джереми передумает, что их счастье не будет длиться вечно, и в один прекрасный день все это прекратится. но этого не происходило. доминик все равно видел джереми рядом. во время поездок друг к другу на различные свидания. во время возвращения в их город, где все когда-то у них завязалось, когда они были еще детьми. во время планирования их общего будущего. во время совместных поездок. во время решения, когда они наконец договорились переехать в нью-йорк. тогда дому было особенно страшно. бытовая жизнь, полноценная, совместная, на фоне незнакомого города и новых проблем, которые он им готовил, включающих учебу и гребанные деньги. джейкобсон практически успел поверить тогда, что они не справятся. но этого тоже не произошло.

постепенно рутина закрыла собой все те дыры, что образовались в груди парня на фоне того, как сильно он переживал после переезда. несмотря на все дерьмо, с которым им пришлось столкнуться так внезапно и без какой-либо подготовки, они справились. конечно, нику хотелось верить, что так будет не всегда, и однажды они доберутся до того пика вершины, к которому стремятся буквально рука об руку. тогда джейкобсон и принял решение жить постепенно, день за днем. и наступило затишье. ник привык к режиму «учеба – работа – дом», и так по кругу, периодически радуя себя хоть какими-нибудь вылазками в город, если оставались силы и хватало денег после того, как они проводили основные платежи и откладывали на что-то. мечту или черный день, возможно, между этими понятиями можно поставить знак «равно». и вот тогда доминик осознал самое главное. неважно как, где и в каких условиях. он окончательно понял, что хочет остаток своей жизни провести с джереми николсом. они прошли и огонь, и воду, и медные трубы – буквально. не то, чтобы ник ранее сомневался в этой идее, но подобный этап в их жизнях лишь укрепил эту мысль. и с тех пор джейкобсон стал думать, как же ему лучше сделать предложение руки и сердца самому дорогому человеку в его жизни.

раз за разом что-то снова шло не так. то у одного из них было слишком много учебы или работы. то их долгожданный совместный выходной выпадал слишком нескоро, из-за чего они оставались дома и плашмя валялись на кровати весь день. то нужно было потратить накопленные на кольцо деньги на починку очередной техники и прочей херни. ник чувствовал, будто с трудом делал один шаг вперед, а затем его с силой толкали на три шага назад. он конечно никогда не испытывал желания сдаться, в конце концов, если так сложатся обстоятельства, дом будет готов сделать джеру предложение, когда они после работы лягут в кровать, будучи одной ногой уже в своих снах. но нику, безусловно, хотелось, чтобы этот момент запомнился. когда кольцо наконец было приобретено (спасибо девушке мэйсона за помощь), доминик стал направлять все силы лишь на то, как лучше организовать один из самых лучших вечеров в их жизнях. но все снова шло не так. то они были слишком уставшие, то не находилось подходящего момента, то джереми будто нарочно игнорировал настрой ника и то, к чему он вел. в конце концов, дом отложил это занятие. кольцо так и осталось лежать в его поясной сумке. он таскал ее везде за собой при каждом случае, когда они выбирались куда-то, но больше пока о нем не вспоминал. возможно, ему просто нужно было понадеяться на силы вселенной и выбор действительно правильного момента.

и вот наступает очередной выходной, такой долгожданный, но только потому, что они снова смогут провести его вместе. к тому же, на дворе праздник – день независимости. ник всегда любил этот праздник, буквально с детства. в этот день они всегда собирались всей семьей за столом, а после ужина запускали небольшой салют во дворе дома, созывая всех соседей составить компанию. со временем эта традиция канула в бездну, и на ее место пришла взрослая жизнь и проблемы, которая она несет за собой. а доминику сильнее всего хотелось, чтобы в их совместной с джером жизни этот день снова приносил за собой лишь радость и счастливые воспоминания. особенно, когда в их собственной семье наконец появятся дети – когда-нибудь, думал ник, это абсолютно точно произойдет.

желания куда-то идти и отмечать с танцами, роскошным ужином и прочим у ника не было, поэтому он предложил джереми скататься до бруклинского моста и посмотреть на салют с набережной у него, затем взять еды навынос, поужинать дома под какой-нибудь фильм и, если они не уснут посреди просмотра, заняться любовью. в текущих реалиях их жизни это звучало как идеальный план. единственное, что омрачало состояние ника, – это то самое кольцо, которое так сильно просилось наружу, но с ним вечно что-то шло не так. дом не знал, будет ли сегодня подходящий момент, поэтому не возлагал надежд и просто ждал. правда, ожидание это не самым лучшим образом сказывалось на настроении парня.

— на ужин возьмем курицу по-тайски или утку по-пекински? — произносит ник, обнимая джера со спины, пока они стоят у самых перил набережной в ожидании салюта. голос сквозит сарказмом, потому что последнее время они только так и питались – дешевой едой из доставки, попросту не имея возможности позволить себе большее. пытались заниматься самостоятельной готовкой, даже покупали хорошие продукты, чтобы питаться «правильно». но чаще всего вечер после учебы и работы сводился к словам «ты закажешь или я?». на деле настроения у доминика не сказать, что было много. во-первых, он жутко устал (что наверняка испытывал и сам джер), а во-вторых, ему было грустно от отсутствия ощущения праздника внутри, несмотря на все происходящее. мысли крутились лишь вокруг одного – ему слишком сильно хотелось встать на одно колено и протянуть джереми обещание «жить долго и счастливо». ответа джера по итогу он так и не услышал, окончательно погрузившись в собственные мысли.

и, если честно, это лето – самое спокойное за долгие годы. почти полтора месяца принимала у себя гостей. сначала приезжала Лена, потом мама с Артемом, потом моя подруга Аня, с которой мы познакомились пять лет назад в твиттере. мы постоянно что-то делали. очень много гуляли, посещали знаковые места. с Аней мы очень много разговаривали – вообще с ней случился какой-то невероятный мэтч, и мы каждый раз смеемся с того, что, стоило нам оказаться на кухне, мы проводили там часа по четыре за разговорами. да и вообще, так приятно чувствовать себя включенной в жизнь. летом я дала себе время на то, чтобы вдоволь насладиться тем, что люблю: я много читаю, занимаюсь спортом, даже вернулась к писательству! и это не могло не повлиять на наши с Сашей отношения – я стала более открытой, более радостной, расцвела, иным словом. видя это, я не могу не замечать, как ему все больше хочется меня радовать

за последний месяц джейсон уэйн превратился из самого себя в бледное потерянное пятно без какой-либо цели в собственных скитаниях. ему не хотелось верить, что это ощущение было завязано исключительно на джульетте холливелл и на том, что между ними случилось. но факт оставался фактом. как только джейс потерял джульетту, все окружающее его существо потеряло свои краски. если раньше сын диониса был центром буквально всего, то теперь он не видел в этом никакого смысла. ему не хотелось посещать вечеринки, участвовать в очередных пранках над ребятами из лагеря, обсуждать дочерей афродиты со своими друзьями. бывшими друзьями. с той самой ночи уэйн больше не общался ни с ноланом, ни с льюисом. словно взглянул на свое прошлое поведение под совершенно другим углом и наконец-то опомнился. жаль только, что для этого потребовалось разбить одно невинное сердце – если умалчивать, конечно, о собственном сердце джейсона.

с началом учебного года парню хотелось верить, что все встанет на круги своя. возвращаться к своему прошлому «стилю жизни» уэйн не горел желанием, но ему хотелось надеяться, что постепенно все встанет на свои места, он сможет взять себя в руки и попробовать построить что-то новое. а еще он не оставлял мнимых надежд на то, чтобы добиться от джерри хотя бы прощения. он сильно сомневался, что холливелл сможет к нему вернуться (хотя он был готов искренне доказывать серьезность своих намерений), но надежда на прощение все еще теплилась в его душе. и не для того, чтобы ощутить облегчение внутри себя. даже если джульетта его простит, он этого сделать по отношению к самому себе уже никогда не сможет. джейс надеялся, что таким образом сама девушка сможет хоть на немного ощутить облегчение.

уэйн всегда любил тренировки на свежем воздухе. во-первых, просто потому, что на природе ему всегда было лучше. он словно находился в своей стихии, отчего ощущал больше сил и уверенности. а во-вторых, он просто хорошо сражался. не мог назвать себя лучшим в лагере, но одним из – точно. ему нравилось прибегать не только к божественным силам, но и знать, что, в случае чего, он сможет постоять за себя и с помощью своих бойцовских навыков. как минимум кулаками он махать умел. правда, сегодня, видимо, этого сделать не удастся.

джульетта стоит словно ангел посреди смертных – никогда джейс не устанет проводить это сравнение. его взгляд не может от нее оторваться. глаза пробегаются по ее лицу, по красивым розовым губам, по развевающимся на легком ветру волосам, по открытым плечам и тонким пальцам рук. почему же раньше он никогда не замечал ее божественной красоты?

взгляд джейсона дергается на преподавателя, когда тот называет его фамилию вкупе с фамилией джерри. парень и хотел бы ощутить радость от того, что их поставили в пару, но, во-первых, это все равно ощущалось слишком странно и, во-вторых, джульетта прямым текстом озвучила свое нежелание делить с джейсоном даже возможность подраться. но кентавр не дает им обоим и малейшего выбора. в глубине души полубог испытывает практически неощутимую толику счастья. джерри не хотела идти с ним на контакт по собственному желанию – что было понятно, – поэтому уэйн обрадовался, что появится шанс с ней поговорить (?) хотя бы в вынужденных для нее условиях.

когда все начинают постепенно расходиться, джейсон бросает виноватый взгляд в сторону таффи, которая стреляет своими глазками в сторону джерри со злостным намеком «сделай хоть что-нибудь» (за этот месяц парень успел все мозги сестре прокомпостировать именем «джульетта» и словами «хочу ее вернуть»), после чего делает тяжкий вздох и все же заставляет себя сдвинуться с места. юноша подходит к оружейному столу. взгляд цепляется за лук – хорошо, что даже если бы им и нужно было выбрать это оружие, стрелять нужно было бы не друг в друга. джейс тянется к одному из свободных мечей и после протягивает его джульетте, только та, конечно же, его не принимает со стороны парня – берет другой меч и направляется в сторону, чтобы занять удобную позицию поодаль от остальных тренирующихся.

уэйн снова выдает глубокий вздох, понимая, что их сейчас ожидает. но это лучше, чем ничего. сын диониса подхватывает небольшой щит и вместе с этим арсеналом направляется за джульеттой. ребята отходят немного в сторону, чтобы занять побольше свободного пространства. как только позиции были заняты обоими «соперниками», джейс не успевает толком что-либо сообразить, как видит, как в него направляется яростная нападка со стороны холливелл. благо полубог успевает поднять щит и прикрыть себя им, чтобы лезвие не успело пройтись по его лицу.

— твою мать, джерри! — не сдерживается уэйн, одаривая девушку удивленным взглядом. он конечно ожидал, что джульетта будет злиться, но не настолько же, чтобы реально его прикончить. но холливелл этого, видимо, мало. дочь аполлона тут же продолжает свое наступление, из-за чего джейсу не остается ничего, кроме как поддаться. он нарочно не поднимает меч, лишь делает вид, что пытается защититься. на деле старается просто удержать собственный щит, чтобы ненароком не остаться без глаза. в конце концов, джульетта нуждалась в этом. она не могла по-настоящему его прикончить – хотя наверняка безмерно этого хотела, – так пусть тогда даст себе волю хотя бы в таком выражении.

помахаться кулаками — дело хорошее, но джульетта думала, что сын диониса даже этого не достоин. джерри не хочет ни видеть его, ни слышать, ни уж тем более участвовать в совместном спарринге. проще простого — игнорирование. но, к сожалению, сейчас избежать совместного проведения времени с джейсоном невозможно.

меч джерри берет сама, ей чужие подачки и помощь не нужны, тем более от уэйна. холливелл проходит на желаемое место для тренировки и встает в позу.

она смотрит на сверкающее оружие в своих руках, смотрит, как солнечные блики переливаются на серебряной поверхности и создают солнечных зайчиков на зеленистой траве. на секунду на лице появляется улыбка, день такой приятный и ясный должен был быть, но как только холливелл поднимает взгляд на партнера по тренировке, улыбка тут же пропадает с лица, а солнце на какое-то время закрывает медленно надвигающееся облако. сиять рядом с джейсоном уэйном она теперь не может. и вряд ли когда-нибудь это случится вновь.

в первую атаку джерри вкладывает всю свою мощь, она надвигается на джейса с мечом и не жалеет его совсем. в принципе, жалеть здесь нечего и некого. только джейсон умело прикрывается железным щитом при каждом ударе джерри. возглас полукровки холливелл пропускает мимо ушей. это даже злит ее еще сильнее, какое право джейсон имеет называть ее имя, да еще и то, которым ее называют друзья?

предательство не прощается. предательство человека, которому ты решился довериться, не прощается дважды. джерри пыталась собрать себя и свое сердце по кусочкам все это время, что провела дома у бабушки, но почему-то, когда она вновь увидела джейсона и почувствовала его парфюм, вся конструкция начала пошатываться как при землетрясении. джерри этого не заслужила, совсем. она не заслужила тот двухчасовой душ со слезами и жесткой мочалкой, которой она терла себя, сдирая поверхностный слой кожи, желая избавиться ото всех прикосновений к ней джейсона. она не заслужила видеть грусть и печаль бабушки, которая волновалась за свою дражайшую единственную внучку, но так сильно пыталась ей помочь. джерри не заслужила спать в душной комнате, боясь открыть окно и ненароком увидеть в нем белые розы.

не заслужила.

— меня зовут джульетта, вообще-то, — парирует девушка, делая еще один резкий выпад мечом, стараясь попасть парню в левую ногу, но тот все равно умело или удачно прикрывается щитом. — но ты можешь вообще ко мне никак не обращаться, — сквозь тяжелое дыхание проговаривает холливелл и вновь нападает снова и снова. она вспоминает уроки асклепия, точнее теоретическую часть, и делает сначала выпад вправую сторону, но не в полную силу, и когда щит джейсона опускается вниз, холливел делает резкий поворот меча в другую сторону, цепляя тем самым парня по ноге.

джейсон хотел дать себе по морде не меньше джульетты. у нее, конечно, было на это больше прав, но это не отменяло того факта, как сильно он себя ненавидел за поступок, совершенный в ее сторону. если он только знал. знал, что поступает как ублюдок. знал, что это совсем не смешно и не интересно. знал, что он влюбится в девушку, которой собирался разбить сердце своими «чувствами». теми, которые переросли в настоящие чувства.

парень намеренно игнорирует не только физическое парирование со стороны холливелл, но и словесное тоже. потому что ему все равно. он продолжит называть ее «джерри», а в мыслях все также будет обращаться как к «мышке». он будет сражаться не против нее, а за нее, пока она его не простит. или же не скажет напрямую навсегда оставить ее в покое. и даже при таком раскладе, кажется, сердце уэйна разрывалось от подобной мысли. словно он просто не сможет больше без нее жить.

джейсон поддается не потому, что джульетта была девушкой. он понимает, что ей нужно выпустить эту энергию. она не была из тех девушек, что копили злость и обиду в себе и выпускали ее на всех вокруг словно ядовитую отраву. по крайней мере, уэйну так казалось. и он хотел, чтобы из-за него она стала подобной. поэтому он терпит. отбивается, чтобы все же не лишиться собственной жизни, но терпит, давая джерри возможность дать себе волю. но в какой-то момент палка все же гнется слишком сильно и лопается на две части.

— блять! — недовольно шипит джейс, ощутив жгучую боль в районе левой голени. меч и щит тут же падают на траву, а следом и уэйн грохается на землю из-за болезненного пощипывания в ноге. полубог осматривает собственную ногу, сидя на земле, и видит, как из раны начинает сочиться кровь. но что самое удивительное – сын диониса не испытывает даже и капли гнева. конечно, в первую очередь, он просто не заслуживал права на подобные чувства в сторону джульетты. но даже если бы она просто случайно его задела без контекста их текущих отношений – он бы ни в коем случае даже не посмотрел в ее сторону. еще в начале лета все было бы совсем иначе.

рана получилась не глубокой, но достаточно продольной, — все нормально. — тут же без эмоций выдает джейс, даже не глядя на джерри. почему-то ему подумалось, что, даже несмотря на всю эту напряженность между ними, она все равно по-человечески почувствует себя нехорошо после произошедшего, из-за чего он и поторопился ее успокоить. кое-как уэйн поднимается с земли с помощью меча в качестве опоры и похрамывая направляется к ближайшей скамейке. вряд ли они смогут продолжить тренировку, но внутри себя джейсон надеялся, что холливелл все же смогла обрести хоть каплю облегчения, пускай даже и через агрессию.

 вначале, когда джейсона и джульетту объявили парой в спарринге, девушке действительно хотелось причинить боль джейсу такую, какую он причинил ей. понимая, что одного удара мечом по любой части тела, будет недостаточно, она все равно с большой злостью и силой делала выпады вперед и вела тренировку словно проходила кастинг какой-то. и как только заветный удар произошел — то ли джейсон поддался, то ли действительно пропустил удар, — заветного облегчения не последовало. холливелл тяжело дышала, смотрела на падение уэйна и старалась почувствовать хоть толику спокойствия и наслаждения, но того не последовало, из-за чего холливелл начала злиться еще сильнее.

она думала, что причинение физической боли джейсону поможет заглушить ее моральную, но джерри ошиблась, из-за чего в ее голове на секунду проскользнула мысль, а, может, нужно не джейсу физическую боль причинить, а… себе?

но джерри была девушкой умной и разумной, эти мысли она тут же выкинула из головы и фыркнула на слова джейсона. она, собственно, и не спрашивала. и даже ковыляние уэйна до скамейки с опорой в виде меча не помогло растопить лед, зародившийся где-то внутри джульетты. она лишь бросила все боевые аксессуары на траву и недовольная пошла за парнем к скамейке, нагнав его в тот момент, когда он присаживался.

кентавр в свою очередь поспешил к полукровкам, чтобы выяснить, что случилось, и не нуждается ли мистер уэйн в медицинской помощи, — асклепий сейчас у себя, — говорит мистер грейсон, на что получает приподнятую вверх в согнутом локте руку, ладонью направленную к нему, — мистер грейсон, я помогу, — спокойно говорит она без единой лишней эмоции что в голосе, что на лице. кентавр тут же возвращается к другим ученикам.

джульетта работает молча, не хочет вести с джейсоном никакого диалога, хотя предполагает, что тот проявит инициативу и все равно с ней заговорит. она присаживается на колени на земле и освобождает место ранения от ткани, задирая штанину джейса вверх по ноге. делает это неаккуратно, не боится его боли и даже стараться сделать это безобидно не пытается, — не надо, — говорит она тут же, как джейс хочет что-то сказать в ее сторону. холливелл приподнимает левую руку над раной, сначала просто держит сверху, а затем плавно начинает крутить кистью и перебирать пальцами, будто пытаясь что-то поймать. спустя пять секунд она буквально обхватывает маленький солнечный лучик, легко тянет его на себя и направляет луч к ране. рана была неглубокой, но продольной, и луч точно копирует рану во всю ее длину, нависает над ней, а затем опускается, словно всасываясь. все это действие сопровождается молчанием джульетты и ее плавными действиями рукой.

как только процесс «залечивания» подошел к концу, холливелл поднимается на ноги и отряхивает колени, — пожалуйста, — лишь отвечает она и разворачивается, направляясь к брошенным инструментам, которые полукровка поднимает с земли и относит обратно на место. их спарринг явно окончен.

получила ли джульетта облегчение? нет. выпустила пар? можно и так сказать, но оказалось, что ей это совсем не нужно.  

меня откровенно используют

а я и рада

дура