иоанн ненавидит веру. уже сам не помнит за что. за явно вычерченный образ невинной девы, за то, что с ней каждую ночь проводит неприкосновенный отец, за то, что за новой дозой в обмен блажью нему бежит именно она. она, с коленными насмерть руками, с бледным, мертвецки впалым лицом и ломкими светлыми волосами. она вобрала в себя все грехи, которые только можно придумать, сохраняя при этом вид ангела. ебучая вера. даже не часть семьи, а придуманная иосифом божья матерь.
сжатая в кулак ладонь сама летит в клятую стену, оставляя после себя бетонные разломы и ноющую боль в костяшках. боль усмиряется, плавно перетекая в ссадняющую физическую. ее нужно уничтожить, вырезать каждый порок на нежной коже, перекрыть ей доступ к кислороду, увидеть, как в светлых глазах с каждой долей секунды гаснет затуманенная жизнь.
«я убью ее» – набатом бьет в голове одна и та же фраза.
блажь заполняет легкие, вытесняя кислород. иоанн задыхается, выхаркивая наркотическую дрянь буквально на входе в обитель их сектантской святой. что-то тяжелое оседает внутри, активно борясь с агрессивной натурой на подкорках подсознания. на смену яркому гневу приходит стыдливая унылость, слезы сами проступают через плотно сжатые веки, оседая на ресницах. все тело отдает тревогой, которую иоанн не знал с подростковых лет. дрожь, подступающий к горлу ком, множество голосов в голове. он прижимает пальцы к вискам, жмурится, пытаясь унять психонаркотическую атаку.
«вера, выруби этот ебучий рубильник» – реплика, ему кажется, проносится только в его голове, а по фактам разносится по всем покоям местной сирены, заставляя зрелого мужчину согнуться пополам, обороняющегося от потусторонних голосов. он исходит на хриплый крик. нож соскальзывает, оставляя бесщадные шрамы на ладони. младший сид к такому привык, он не чувствует ни малейшего щиплющего в ране чувства.
он проводит одну ровную линию перпендикулярно ее шее, инстинктивно зажимая выплескивающуюся фонтаном кровь на стыке его разреза. это тело никогда не было его сестрой. так, пустышкой. светлой, невинной, травмированной. иосиф нисколько не изменил ее жизнь, просто заменил декорации с прокуренных подъездов на благоухающий храм. внутренний наполнитель остался тот же. слабая и глупая наркоманка, ищущая поддержки и мифического спасения. иоанн сильнее, замест жгута, зажимает разрез на шее, припадая к лбом к ее бездвижной груди и разражаясь беззвучным плачем. обманутая и безнадежная, когда-то давно получившая себе имя рейчел, она в ином мире. ей не придется бороться с панической атакой внутри их самовоздвиженной темницы,
кисть цепляется за узкое чужое горло, мертвой хваткой его сжимая.
злость выедает всего себя без остатка, выжигая на теле уродливые гематомы, складывающие одна за другой
