луизу определённо пугает эта темнота. будто тучи вдруг собираются над ней в ясную спокойную ночь, предвещая чью-то погибель. эта мгла навевает страшные воспоминания о том, как днями ранее ей пришлось сражаться за собственную жизнь в её же борделе. той ночью, когда «шакалы» разбушевались и потеряли всякий контроль. она ощущала её, когда огни в помещении становились всё более тусклыми, пока совсем не погрузили «красный вельвет» во тьму. будто её страх влиял на свет в округе. что, конечно, являлось ничем иным, кроме бреда сумасшедшего, результата чрезмерных стрессов на фоне творящегося в городе и конкретно в этой церкви.

— кто у тебя там? — звучит столь громогласно, что бёрнетт инстинктивно замирает, едва дыша, дабы расслышать последующие слова.

она в очередной раз проклинает себя за то, что так и не обзавелась собственным карманным револьвером, а увесистый карабин предпочитает оставлять в «вельвете» на случай новых происшествий.

звук раздавшегося выстрела не даёт ей и шанса на раздумия, усиливаясь с каждым эхом, отражённым о стены здания, и тем самым выводя из состояния бездействия. луиза бросается к двери, едва не поскользнувшись на ровном месте от не слушающихся ног, прежде, чем чувство самосохранения вновь возьмёт над ней верх. вздох облегчения сменяет умолкающий гул, когда у погрузившегося во мрак алтаря получается разглядеть силуэт николаса. а подле него и распластавшегося кэбэнна, который, по всей видимости, вот-вот отдаст господу душу.

— прости, — шепчет жрица любви, не веря, что всё позади, и отчего-то продолжая задыхаться.

сердце готово выпрыгнуть из груди, когда она осторожной поступью приближается к мужчине и медленно обвивает его своими руками, норовя убрать раскалившееся дуло прочь.

— я знаю, он угрожал тебе и мне, — зачем-то добавляет она, стараясь не оглядываться на захлёбывающегося кровью редактора «ла белль дейли ревью».

чувство вины в смерти ещё одного, пускай и падшего так низко, человека, ядом растекается по организму рыжеволосой мадам, в чьих локонах пляшут огни вновь разгорающихся свечей. она невольно осматривается по сторонам, будто ожидая увидеть в помещении кого-то ещё, но никого не находит, а потому тут же утыкается лицом обратно, в рубаху форда, кривясь от каждого предсмертного стона харрисона, будто от плетей, проходящихся по собственному телу.

— надо решить, что с ним делать, — шепчет она так, словно, говори она громче, их наверняка бы кто-то услышал.

и спешно отодвигает руку николаса с почившим в ней револьвером, который вновь заносится над незванным гостем, чтобы на этот раз заставить того молчать раз и навсегда.

— он мог кому-то рассказать, — уточняет луиза, с шумом выдыхая воздух. ей приходится делать над собой невероятное усилие, чтобы сохранить, хотя бы, каплю рассудка. — он самоуверен, но... иначе он бы не пришёл, понимаешь?

Хлопок от выстрела был сродни внезапному громовому наваждению среди белого дня. Харрисон рухнул на колени в ту же секунду, роняя оружие и хватаясь правой рукой за грудь.

Ему всегда было интересно, что чувствует человек перед смертью.

Как оказалось — немногое.

Боли не было. Только лёгкое сожаление. Шок взял своё, тонкая струйка крови побежала вниз по подбородку, капая на тёмный жилет.

— Они... всё равно... узнают правду о тебе, — слово давалось тяжело, но редактор держался из последних сил, чувствуя, как сознание медленным шагом отходит на второй план. Хватаясь за последние отголоски сознательности как за спасительную соломинку, Харрисон подполз к проповеднику, оставляя за собой багровые разводы. — Тебе не... сбежать от меня... — Левой ладонью он схватился за лодыжку Форда, сдавив её немеющими пальцами.

— Газета...

Глаза мужчины закатились назад, обнажая помутневший белок. Как грузный мешок с песком он рухнул о земь и больше не шевелился.

Последнее слово осталось за ним.

лейнани

макензи - мак?

аврора

мэддокс

лорелей

харлоу

джейсон хотел дать себе по морде не меньше джульетты. у нее, конечно, было на это больше прав, но это не отменяло того факта, как сильно он себя ненавидел за поступок, совершенный в ее сторону. если он только знал. знал, что поступает как ублюдок. знал, что это совсем не смешно и не интересно. знал, что он влюбится в девушку, которой собирался разбить сердце своими «чувствами». теми, которые переросли в настоящие чувства.

парень намеренно игнорирует не только физическое парирование со стороны холливелл, но и словесное тоже. потому что ему все равно. он продолжит называть ее «джерри», а в мыслях все также будет обращаться как к «мышке». он будет сражаться не против нее, а за нее, пока она его не простит. или же не скажет напрямую навсегда оставить ее в покое. и даже при таком раскладе, кажется, сердце уэйна разрывалось от подобной мысли. словно он просто не сможет больше без нее жить.

джейсон поддается не потому, что джульетта была девушкой. он понимает, что ей нужно выпустить эту энергию. она не была из тех девушек, что копили злость и обиду в себе и выпускали ее на всех вокруг словно ядовитую отраву. по крайней мере, уэйну так казалось. и он хотел, чтобы из-за него она стала подобной. поэтому он терпит. отбивается, чтобы все же не лишиться собственной жизни, но терпит, давая джерри возможность дать себе волю. но в какой-то момент палка все же гнется слишком сильно и лопается на две части.

— блять! — недовольно шипит джейс, ощутив жгучую боль в районе левой голени. меч и щит тут же падают на траву, а следом и уэйн грохается на землю из-за болезненного пощипывания в ноге. полубог осматривает собственную ногу, сидя на земле, и видит, как из раны начинает сочиться кровь. но что самое удивительное – сын диониса не испытывает даже и капли гнева. конечно, в первую очередь, он просто не заслуживал права на подобные чувства в сторону джульетты. но даже если бы она просто случайно его задела без контекста их текущих отношений – он бы ни в коем случае даже не посмотрел в ее сторону. еще в начале лета все было бы совсем иначе.

рана получилась не глубокой, но достаточно продольной, — все нормально. — тут же без эмоций выдает джейс, даже не глядя на джерри. почему-то ему подумалось, что, даже несмотря на всю эту напряженность между ними, она все равно по-человечески почувствует себя нехорошо после произошедшего, из-за чего он и поторопился ее успокоить. кое-как уэйн поднимается с земли с помощью меча в качестве опоры и похрамывая направляется к ближайшей скамейке. вряд ли они смогут продолжить тренировку, но внутри себя джейсон надеялся, что холливелл все же смогла обрести хоть каплю облегчения, пускай даже и через агрессию.

 вначале, когда джейсона и джульетту объявили парой в спарринге, девушке действительно хотелось причинить боль джейсу такую, какую он причинил ей. понимая, что одного удара мечом по любой части тела, будет недостаточно, она все равно с большой злостью и силой делала выпады вперед и вела тренировку словно проходила кастинг какой-то. и как только заветный удар произошел — то ли джейсон поддался, то ли действительно пропустил удар, — заветного облегчения не последовало. холливелл тяжело дышала, смотрела на падение уэйна и старалась почувствовать хоть толику спокойствия и наслаждения, но того не последовало, из-за чего холливелл начала злиться еще сильнее.

она думала, что причинение физической боли джейсону поможет заглушить ее моральную, но джерри ошиблась, из-за чего в ее голове на секунду проскользнула мысль, а, может, нужно не джейсу физическую боль причинить, а… себе?

но джерри была девушкой умной и разумной, эти мысли она тут же выкинула из головы и фыркнула на слова джейсона. она, собственно, и не спрашивала. и даже ковыляние уэйна до скамейки с опорой в виде меча не помогло растопить лед, зародившийся где-то внутри джульетты. она лишь бросила все боевые аксессуары на траву и недовольная пошла за парнем к скамейке, нагнав его в тот момент, когда он присаживался.

кентавр в свою очередь поспешил к полукровкам, чтобы выяснить, что случилось, и не нуждается ли мистер уэйн в медицинской помощи, — асклепий сейчас у себя, — говорит мистер грейсон, на что получает приподнятую вверх в согнутом локте руку, ладонью направленную к нему, — мистер грейсон, я помогу, — спокойно говорит она без единой лишней эмоции что в голосе, что на лице. кентавр тут же возвращается к другим ученикам.

джульетта работает молча, не хочет вести с джейсоном никакого диалога, хотя предполагает, что тот проявит инициативу и все равно с ней заговорит. она присаживается на колени на земле и освобождает место ранения от ткани, задирая штанину джейса вверх по ноге. делает это неаккуратно, не боится его боли и даже стараться сделать это безобидно не пытается, — не надо, — говорит она тут же, как джейс хочет что-то сказать в ее сторону. холливелл приподнимает левую руку над раной, сначала просто держит сверху, а затем плавно начинает крутить кистью и перебирать пальцами, будто пытаясь что-то поймать. спустя пять секунд она буквально обхватывает маленький солнечный лучик, легко тянет его на себя и направляет луч к ране. рана была неглубокой, но продольной, и луч точно копирует рану во всю ее длину, нависает над ней, а затем опускается, словно всасываясь. все это действие сопровождается молчанием джульетты и ее плавными действиями рукой.

как только процесс «залечивания» подошел к концу, холливелл поднимается на ноги и отряхивает колени, — пожалуйста, — лишь отвечает она и разворачивается, направляясь к брошенным инструментам, которые полукровка поднимает с земли и относит обратно на место. их спарринг явно окончен.

получила ли джульетта облегчение? нет. выпустила пар? можно и так сказать, но оказалось, что ей это совсем не нужно.  

 это было мерзко. джульетта поверить не могла, как она так легко вступила ногой в этот опаснейший капкан по имени джейсон уэйн и позволила ему схлопнуться. она же знала, сама себе говорила, что лучше не иметь с ним дело, она говорила это и ему, и себе. думала и понимала, что где-то есть подвох, но такой искусный лгун как уэйн все же смог каким-то образом заполучить ее разум и сердце. заполучить, а потом так спокойно и легко разбить все вдребезги.

джульетта точно знала, что доверять ему нельзя, понимала, но в какой-то момент просто перестала принимать. и зря.

она продирается сквозь толпу подростков пьяных и не очень, не обращает внимания ни на их голоса, ни на смех позади, ни на громкую музыку, которая только недавно давила на барабанные перепонки. перед глазами были только слезы, и шла полукровка скорее по наитию. выход находится быстро, и также быстро холливелл выходит из домика, ни с кем не попрощавшись, и быстрым шагом покидает его территорию, желая покинуть лагерь в принципе. в такой момент девушке просто хотелось… действительно совершить поступок одноименной героини из трагедии мистера шекспира, вот только не ради любви, а из-за любви. в голове только одно — сбежать, спрятаться, уйти от этого мира и, по-честному, где-нибудь задохнуться, чтобы больше не испытывать такого унижения.

на улице спокойная погода, ветер еле колышет верхушки деревьев, на небе чистое сумеречное небо, уже почти перешедшее в ночь. и холливелл обидно теперь из-за этого тоже. природа спокойна, люди в домике гермеса радуются и веселятся, а она, всегда действующая по правилам, всегда все проверяющая перфекционистка получает от вселенной только ссадины и ушибы.

голос джульетта слышит, но ничего не отвечает, не желая больше ничего общего не иметь с этим человеком. она идет еще быстрее, почти срывается на бег, но в этот момент ее хватают за руку и грубо останавливают, джерри чуть ли не падает от такого резкого толчка, но благополучно приземляется в руки этого человека. джерри сразу же отталкивает парня, до ее ушей доносятся какие-то слова, отрывки из его предложений, но никого слушать холливелл не хочет совсем. ей все равно, какую чушь ей хочет сын диониса наплести снова, она уже сняла его лапшу со своих ушей и в большей не нуждается.

не проходит и двух секунд с того момента, как сын диониса просит джульетту подождать и послушать его объяснения. холливелл замахивается и ударяет парня ладонью по щеке. насколько сильно — непонятно. возможно, он вообще боли не почувствовал. такие люди вообще ее чувствуют? сил в джульетте холливелл совсем не осталось.

девушка разворачивается и вместе с тем, как сделать шаг вперед, она исчезает, не позволяя больше этому человеку смотреть на себя.

пятнадцатое августа две тысячи четырнадцатого года становится тем днем, когда сердце джульетты холливелл окаменело и похолодело окончательно. утром следующего числа джульетта будет стоять на пороге своего дома, а как только она почувствует запах свежеиспеченного бабушкиного пирога, она даст волю своим слезам и упадет в руки женщины, которая ее растила с самого младенчества. обратно в лагерь джульетта вернется только в сентябре в компании асклепия. старший брат расскажет чуть больше о запретных способностях детей аполлона, а потом джульетта решит их изучить.  

лучше бы она накричала. лучше бы обозвала его конченным уродом, высказала бы все, что о нем думает, дала бы волю своим эмоциям, чтобы не запирать их внутри. джейсон разрывается от этого молчания, а когда джерри поднимает на него руку – испытывает лишь толику благодарности и облегчения. он это заслужил. заслужил только это, и ничего кроме. и уэйн понимает это. понимает бессмысленность своих действий, понимает, что его текущие попытки ни к чему не приведут и вряд ли этому дню светит счастливый конец. но он не может просто опустить руки, не может просто взять и уйти.

— мышка, пожалуйста… — полубог практически переходит на шепот, но вкладывает в него все возможные мольбы о прощении. но что он может сейчас сказать? ведь пари было действительно правдой. кто же знал, что джульетта, словно волшебница, превратит джейсона из монстра в человека, и он влюбится в нее, точь-в-точь как чудовище влюбилось в красавицу? сможет ли она поверить ему сейчас? слишком сомнительно.

джейс наивно протягивает руку в сторону девушки, и тут она просто… испаряется. исчезает у него на глазах, и в голове остается отпечаток ее образа с тем же разбитым взглядом, который наверняка являлся следствием ее разбитого сердца. и причиной тому стал беспощадный удар со стороны уэйна.

парень стоит еще какое-то время и смотрит в пустоту, не зная, здесь ли еще была джерри или уже давным-давно убежала дальше. он мог бы попытаться вновь прибегнуть к своим способностям, но какой в этом смысл? джейс искренне готов бежать за ней хоть на край света, но вместе с тем полубог понимает – этого не хочет джульетта. а причинять ей еще больше боли ему совершенно не хотелось. поэтому уэйн просто стоит и смотрит. и чувствует, как к горлу подступает предательский ком. как же давно он не позволял себе плакать.

— прости меня. — на этот раз в полный голос произносит джейсон. говорит искренне, с надрывом в голосе. затем нервно сглатывает и смахивает ребром правой ладони выступившие на глаза слезы. еще стоит так несколько мгновений, в тупой надежде на то, что этих двух слов холливелл будет достаточно для того, чтобы действительно его простить. и тогда она снова появится перед ним.

но она не возвращается.

еще сегодня днем эта девушка улыбалась ему, смеялась с ним, целовала его губы. а теперь перед его глазами навсегда запечатлелось ее разочарование и боль.

что же ты, блять, наделал?

джейс поджимает губы и нервно кивает несколько раз, в жесте понимания решения джерри избавить себя от его общества. сжав руки в кулаки, уэйн разворачивается и возвращается обратно вглубь лагеря. идет словно робот, на автомате, понятия не имея, какая точка будет конечной.

и те белые цветы, что прокладывали джейсону дорогу к джульетте, один за одним начинают постепенно увядать, превращаясь в серую пыль.