Антон на ответ Димы никак не отреагировал. Да и не удивительно, чего ещё ожидать? "Мог бы хоть "ясно" буркнуть!" - возмущённо надулся Ильин.

Городецкий вернулся к Гесеру и они опять продолжили говорить про странную Ивонку. Судя по всему, она была ведьмой, что давно улизнула из России.

- Поехали в Дневной Дозор, - приказал вдруг Антон. - Послушаем их оправдания.

Дима от неожиданности дёрнулся: всё это время он разглядывал Москву в окно кабинета начальника. Хорошо устроился!

Здание Дневного Дозора выглядело совсем не так, как Ночного. Если место, где работал Дима, напоминало пережитки прошлого, то это медленно трусило за современностью и пахло свежим ремонтом.

Дверь открылась и навстречу посетителям вышла...

- О, - это был единственный звук, который смог издать Ильин.

Неспешной поступью, словно пантера на охоте, к посетителям приближалась Надя. В дорогом костюме, который определённо ей шёл, но явно уступал платью. "Ноги красивые" - вспомнил Дима.

- Антон Сергеевич, добрый день, - протянула Надя с нотками ехидства.

Диме оставалось только гадать - пробежала между ними кошка или это была такая манера общения.

- Димочка, привет, - ему кокетливо подмигнула.

- Димотька, пливет, - передразнил Ильин. - Звучишь наигранно. В книжке что ли вычитала?

Они шагнули в лифт и тот начал неспешно тянуться наверх, где их ждал Завулон.

Городецкий скользнул в кабинет первым, оставив Диму топтаться на пороге.

- Хочешь пойти с ним или выпить со мной кофе, пока они болтают?

- А это надолго? Если да, то лучше булку какую съесть.

Надя пожала плечами, отпуская дверь. Та захлопнулась у Димы перед носом, будто отрезая один из двух путей.  

— Кто их знает. Может, пару минут, может, пару часов. Лично я хочу кофе.

Развернувшись на пятках, Надя направилась в сторону лифта, чтобы отправиться в кафе. Уже из кабинки она молча поманила Диму за собой.

Они едва успели сесть за столик, как над ними нависла тень. Уже знакомый широкоплечный мужской силуэт. Черные зализанные волосы в короткий хвостик, выбившаяся на лоб тонкая прядь.

— Надя, кто ушел сегодня с моими ключами? - зашипел он на неё. 

Надя молча полезла в сумочку. Щеки её смущённо порозовели, что Дима стал свидетелем их сцены.

— С семи до девяти домой не приходи. Или не выходи из комнаты. Я приду с девушкой. В прошлый раз одна дама решила, что ты моя девушка и подняла визг.

Надя от забавных воспоминаний хрюкнула.

— Зато она смешно визжала, что ты подлец.

— А ещё больной била, - буркнул Руслан, потирая щеку от воспоминаний. - Ключи гони, короче. И не бери больше мою связку. 

— Я просто не нашла свою, - оправдываясь, буркнула Надя. В руках её зазвенели ключи. - на.

Руслан скрылся, и она стала нервно помешивать ложкой сахар, стукаясь о стенки кружки. 

— Это Руслан, мой сосед и напарник. Тебе уже выделили свою квартиру? 

В Тридевятом царстве, в Тридевятом государстве... ай, нет, это другая сказка. Здесь не будет глупых сварливых сводных сестриц и волшебных помощников. Магии вовсе нет в этом мире. Нет царей и сапог-скороходов. Каждое утро герои сказок этого мира встают на работу с графиком 5/2. И остаётся только надеяться, что они эту работу любят. Хотя и в этом случае спустя пару недель начинают скрипеть и мечтать о выходных или отпуске. Здесь никто не гонится за иглой Кощея, пытаясь найти в ней смерть злодея. Кто-то гонится за любовью, другие - за деньгами да побольше. В этом мире работает система.

Да и сказки нынче иные. Никто больше не помогает просто так героям. Царевен штампует целая академия так, что их теперь пруд пруди в волшебном мире. Каждый борется не за место под солнцем, а за тем, чтобы остаться героем сказки, а не выпасть за её пределы.

Но вернёмся в Москву. Жил да был Александр. И была у него сестрица - Машенька. Не знаю, были ли у них родители иль уже померли - да и не важно это. Жила Машенька у братца своего ненаглядного. И была она студенткой лет девятнадцати. Но сказка наша начинается не с судьбы их родителей, не с поступления Маши в Москву.

Она начинается в совершенно неожиданном месте.

Машина постель была пустая и холодная. В этом не было ничего удивительного. Маша, как и любая девица девятнадцати лет, любила свободу. Её не интересовали лекции второго курса филологического. Гораздо интереснее ей было проводить время с друзьями. Желательно, чтобы там были мальчишки и выпивка. Едва ли кто мог её за это обсудить.

Удивительным было, когда Маша не пришла на следующий день. И на следующий тоже. За несколько суток её комната успела покрыться тонким слоем пыли - мелкими частицами её же эпителия. Единственным напоминанием, что она там когда-то была. Тишина в её комнате стала звенящая, мёртвая.

- Ну, подростки, - только развёл руками пузатый полицейский.

Пуговицы на его рубашке едва держались в петлях на тонких ниточках, больше напоминая висельников. Жарко не было, но у него на лбу градинами стекал пот.

- Да вернётся ещё. Вот пройдут ещё сутки - тогда и приходите! - объявил он, собираясь на выход.

Саша остался опять один. Один, наедине с мёртвой звенящей тишиной пустой комнаты. Но ненадолго - работу никто не отменял.

Путь его пролегал через не самый благоприятный район. Разбитые окна давно заброшенных домов, которые почему-то никак не сносили, стены, изрисованные граффити вперемешку с простыми ругательствами и рисунками хуёв. Обычно в это время эта улица представляла собой пустыню, и только это Сашу и спасало.

И тут - женщина. Очаровательная бабуля лет семидесяти. Кожа очень сухая и морщинистая, как искомканная папиросная бумага. Накрашена неумело: румяна - два ярких кругляшка на щеках, разводы на веках от туши-плевалки, а на губах - сердечко от помады. На голове у неё был надет самый настоящий кокошник, но какой-то высоченный. И цвет у него был странный - розовый, как у куклы Барби. Старушка, как и любая другая торгашка, сидела за прилавком, на котором был выложен её товар.

Это были не книги. Не цветы. И не чулочные изделия. Ничего вязанного. Никаких солений. Посреди разбитой вандалами улицы старуха торговала игрушками. Невероятной красоты резными лошадками, фарфоровыми куклами и вязаными мишками и зайцами. Все яркие, красочные, аж глаз цеплялся. Мягкие и нарядные. И, очевидно, ручной работы.

- Сестру потерял? - протянула старуха со смешком, когда Саша проплыл мимо. - так она в Бесовском лесу.

Это случилось в понедельник. Ненавистный почти для всех людей день разделил жизнь Саши на "до" и "после". Интересное начало, не правда ли? Что ж...

Четверг. 19:41.

Ключ провернулся в двери как-то агрессивно и та открылась. Разумеется, не сразу. Ручку пришлось несколько раз понасиловать, чтобы она опустилась, а затем вернулась в привычное положение.

- Машка!

Дверь хлопнула о стену в подъезде. В квартиру медленно заполз запах тушёной капусты и сигарет. Зашуршали пакеты, послышалось ворчание.

- Маша, блять! Возьми сумки!

Тишина.

- Ну дверь хоть закрой!

Тишина. Захотелось заорать: "ЯСЕЙЧАСБРОШУЕБУЧИЕПАКЕТЫИЯЙЦАСПОЛАБУДЕШЬСОСКРЕБАТЬСАМА!" и сделать обещанное, но продукты действительно было жалко.

- У, блять!

Пакеты аккуратно поставил на тумбочку в коридоре. Несколько пачек творога и сыр вывалились на пол, но Саша не кинулся их поднимать. Вместо этого затопал по направлению к двери и так же агрессивно, как открывал, закрыл. Тишина. В квартире было темно и тихо, точно в склепе, но хозяина берлоги это ничуть не удивило: Маша любила иногда так сидеть.

Не разуваясь, Саша побрёл в сторону комнаты, где обитала его сестрица. Борзо открыл дверь, щелкнул выключатель.

- Ты оглохла что ли?

Пусто. Кровать осталась не заправленной с утра. На столе валялись письменные принадлежности, немытые чашки, что-то из косметики. И детективом не надо быть, чтобы понять - один!

- Заебись! - возглас был радостным.

Саша вернулся в коридор. Закинул по разным углам ботинки, зашуршал пакетами. Квартира наполнилась звуками и привычной суетой.

Пятница. 21:45.

Квартира снова была пустой. Ни записки, ни звонков от матери из Рязани с воплями: "Что ты не поделил с сестрой?! Почему она вернулась?! Хочешь, чтобы её отчислили?!". Ничего.

- Заебись!

Открылось пиво. На всю квартиру разнеслись звуки футбола - ЦСКА-Спартак.

Суббота. 17:32.

Маша так и не вернулась. Одновременно привычно, но где-то внутри кололо и шептало: "Необычно".

Закрутился диск на старом домашнем телефоне. Цифры набрались почти сами по себе и из трубки послышался первый гудок. Ответили, правда, только на пятом.

- Привет. Че, как дела? А... Ага, понял. Да. М... Ну-ну. И? Ага-ага. Слушай, а Маша у вас?

Повисла тишина, а затем из трубки начали плеваться ядом.

- Да нет, ничего не случилось. Да бля... Я сказала "да блин"! Да блин! Не случилось ничего, поспорили мы с ней! Ваще пора мне! Да, точно! Всё, пока.

Суббота. 18:56.

- Ну, подростки, - развели руками в отделе. - Да вернётся ещё. Вот пройдут ещё сутки - тогда и приходите!

"Заебись!" - уже не очень радостно, даже сквозь зубы.

Воскресенье. 13:33.

Отдел не работал. Дежурный лишь развёл руками и сказал, что без начальства ничем помочь не может.

- Приходите завтра!

И дверь перед носом закрылась. "Заебись, блять!" - вообще не радостно, с оттенком: "Я расшибу вам голову кирпичом".

Понедельник. 7:30. _{да-да, тот самый}

На работу выскочил, как ужаленный в задницу. Нет, не опаздывал, просто хотел снова заскочить в отдел и напомнить всем о Маше своей бордовой рожей. "У, сука, хуй я сегодня от вас уйду, пока заявление не подам!" - да, именно с такими мыслями Саша брёл по ущербному району Москвы.

- Сестру потерял?

Саша застыл. Медленно повернул голову и взглядом наткнулся на примезкую старуху. На вид лет сто: ублюдский макияж, розовый кокошник. Ну прямо кукла, только древняя версия. Знаете, одна из этих, которых наклоняешь, а она басом орёт: "Мама!".

- Вы мне?

Бабка на вопрос не ответила, лишь продолжила со смешком:

- Так она в Бесовском лесу.

Ладони влетели в стол, на котором стояли игрушки, и разноцветные лошадки подпрыгнули от неожиданности.

- Че, блять? В каком ещё лесу?!

На перроне стоял парень лет семнадцати. Выглядел он одновременно и примечательно, и как средний портрет его поколения. На нём были джинсы. Импортные, качественные. Видно, что дорогие. Правда уже явно поношенные. Они стали ему великоваты - согнался подростковый жирок, на животе проступили очертания кубиков. Приходилось носить ремень, чтобы не оголилась полоска волос, ведущая вниз. Ремень тоже старый, но уже не заграничный. Некогда отцовский. Рома носил его на показ, едва ли не с гордостью. Не потому, что в руки ему попала вещь отца. Потому, что когда-то именно этим ремнём его лупили. Кожаный, хлёсткий, с металлической пряжкой. Со свистом он разрезал воздух, и удары приходились на спину, поясницу и задницу. А теперь этот старый ремень расклеивался и принадлежал ему - всё равно, что приручить чудовище.

Рома приехал из Ярославля на электричке час назад. Ездил за лекарствами для бабки - в местной больнице нужных не было. Там вообще не было ничего, кроме простецкого аспирина. Отец должен был забрать его ещё час назад. Не приехал. Значить это могло только одно - напился.

Он сам велел Ромке ехать так поздно. Ему это показалось странным, но он давно привык не задавать лишних вопросов - у отца это была одна из тысячи причин схватиться за ремень. И, после того, как свой он отдал Роме, он купил новый. С пряжкой ещё большего размера, ещё тяжелее.

- Ты же не из-за дома это всё делаешь? - с робостью лепетала мать Ромы на кухне.

- Ты чё, дура? - стукал кулаком отец о стол. - мне в другое время неудобно, вот и всё!

В такие моменты, когда отец напивался, спешить домой не хотелось. В целом не бывало такого, чтобы Рому тянуло домой. Когда же отец пил, он предпочитал приходить домой как можно позднее, чтобы застать отца уже спящим.

Вот и сейчас Рома протоптался на станции почти час. Тянул время. Старой упаковки лекарств бабке должно было хватить как минимум до утра [по крайней мере, так отец ему сказал]. Тихонько поддеть окно и влезть в свою комнату, минуя громкую входную дверь и скрипучий коридор, Ромке не составило бы никакого труда. Нужно было только потянуть время...

Он проворонил, когда она прошла мимо. Упустил из виду в полумраке станции, завороженно глядя на минутную стрелку на часах. Но ощутил - внутри что-то перевернулось, лопнуло и дало знак идти в сторону леса. Хотел пойти ровно в десять, а решил пойти без минуты сорока пяти секунд.

Рома кинулся во влажные кусты, будто зверь. Лето только началось, и земля ещё была не прогретой. Ночи выдавались холодные, и Рома прятал окоченевшие ладони в карманы джинсов, оттягивая их ещё сильнее.

В глаза бросился силуэт. В полумраке нельзя было разглядеть, кто идёт впереди, к тому же, что несколько метров между ними создавали пропасть. Рома вычислил её, будто хищник - то, как она шла, виляя бёдрами, как перебирала ногами. Спутать Юлю с кем-то он просто не мог.

На губах проступил оскал. В голове вспыхнула обыкновенная глупость. Юношеская, забавная и немного нелепая. Друзья ведь частенько поддёргивали друг друга, пытаясь зацепить. Рома почему-то особенно любил так поступать именно с Юлей.

Он бесшумно преодолел несколько метров между ними. Пальцы забегали по её телу, щекотливо пересчитывая рёбра. Губы склонились к самому её уху, опаляя его горячим дыханием:

- Бу! - выдохнул он резко. - испугалась?

Электричка плыла по рельсам со скоростью больной улитки. Сегодня это был её последний выезд по маршруту. Осталось пять станций, а дальше депо и заслуженный отдых до следующего дня. Машинист уже, казалось, засыпал и совсем не торопился шагнуть из тёплой кабины в летний прохладный вечер.

Людей в вагоне с каждой станцией становилось всё меньше. А между тем колючий страх внутри Юли разрастался в геометрической прогрессии. И зачем бабушка ляпнула об этом напоследок?

***

- Осталась бы, - причитала Екатерина Валерьевна, стоя у калитки. - Поздно уже, боязно мне.

Юля в ответ лишь чмокнула бабушку в щеку и схватила сумку. Взвалила её на плечо и одернула джинсовую юбку.

- Поедешь? Вот упрямая! Осторожно только! Ни с кем не разговаривай чужим, сразу домой.

- Знаю, - отозвалась Юля.

- Знает она! Ничего не знаешь! Время сейчас не спокойное. В газете писали, что маньяк тут рядом завёлся. Девок в лесу... Ой!

"Тут рядом" находилось где-то в Ростовской области, но откуда Юле было об этом знать? Газет она не читала, а посему, после слов бабушки, трусливо стушевалась.

- Маньяк? - девушка выдавила из себя смешок, но тот получился каким-то нервным. - Да откуда?

- От верблюда! Иди давай, раз собралась. Или передумала?

Юлька спешно мотнула головой и бабушка принялась суетливо её перекрещивать. Морщинистые руки сжали щеки внучки и на лбу был оставлен мягкий поцелуй.

- Всё, беги, пока я не передумала.

И Юля поспешила в сторону местного полустанка.

- Позвони из дома! - крикнула бабушка ей в спину.

***

- Следующая станция "Новая Молога".

Юля поднялась с сидения и двинулась в сторону тамбура под тихий шум колёс. Пока в вагоне суетились люди, думать о маньяке совсем не хотелось, но сейчас, когда пассажиров почти не осталось, а в окнах наметилась знакомая лесополоса, сердце предательски задрожало.

Юля вышла на станции одна. Двери позади неё с шипением закрылись и электрички устремилась дальше по маршруту. Тишина. Платформа оказалась пустой.

Юля спустилась по ступенькам и нерешительно шагнула на тропку, что едва виднелась во тьме.

Лес встретил запахом сырости и перегноя. Знакомое и приветливое при дневном свете место вдруг показалось чужим, даже враждебным. "Маньяк сокрылся среди нас!" - будто шептали деревья, едва заметно покачиваясь на ветру. "Ну, бабушка!"

Юля стиснула зубы, а затем решительно зашагала по тропке. Обратно пути всё равно не было, а пройти здесь надо всего-ничего.

Она зашла достаточно далеко, когда позади треснула ветка. В такой тишине этот звук показался оглушительным и Юлька мгновенно застыла. Оглянулась через плечо. Пусто. Только кусты колыхнулись. "Птица" - подумала девушка, но сердце снова запрыгало в груди.

Шаг. Ещё один. Ещё. Она была готова перейти на бег, когда чужие пальцы вдруг пробежали по рёбрам. Чьё-то дыхание опалило ушную раковину и возглас застрял в глотке.

- Бу! - прозвучало очень знакомо. - Испугалась?

Юля круто развернулась на пятках и в плечо Ромы прилетел удар ладони.

- Ты дебил? - воскликнула девушка. - Придурок!

Последнее прозвучало с каким-то облегчённым _{[влюблённым]} придыханием.

- Блять, - Юля усмехнулась, мысленно ругая себя за минутную слабость и детский страх. - Ну, и откуда ты вылез? - она нервно дёрнула джинсовую юбку, пытаясь не дать ей возможность продемонстрировать трусы.

Ярик не понимал, делал ли Миле хорошо. Стоны были то возбужденными, то какими-то разочарованными. Возбуждение, первое в жизни столь яркое, застилало ему глаза и уши. Он слышал только то, как стремительно стучало его собственное сердце, отдавая шумом в уши.

Его пальцы касались набухших половых губ сквозь мокрую ластовицу. Все познания Ярика о _сексе свободились исключительно к порнографии и собственным позывам перевозбуждённой плоти. Именно из фильмов для взрослых Ярик узнал - чем активнее, тем лучше. Он то пытался подстроиться под движения Мили [но хватало ненадолго; он не понимал, чего она от него хотела, и начинал делать по-своему], то вдруг пыхтел, выкладываясь по полной - пытаясь натереть Милю так, будто у неё была не вульва, а волшебная лампа, из которой должен был вылететь джин и исполнить любое его желание.

Ярику было не обязательно, чтобы Миля его касалась. Член и так истекал смазкой, будто густым нектаром. Мокрое пятно на трусах становилось всё больше, и оставалось только радоваться тому, что они были тёмного цвета. Его возбуждение хотя бы не так бросалось в глаза, хотя и стояк напоминал о себе буквально каждую секунду. То и дело упирался Миле в бедро, когда Ярик невольно потирался о него пахом.

- Я передумала.

Она говорила правду, но какое-то нехорошее предчувствие заворочилось внутри. Сердце буквально провалилось в пятки, словно Миля вынесла ему суровый приговор. "Поторпился! Она, как девочка, должна созреть! Это важный шаг!", - звучал в его голове один голос. "Нет, ты просто сделал что-то не так, и всё испортил", - зловеще ехидно шептал второй голос. Ярик мог спросить, и узнать правду наверняка, но ему было слишком страшно. Он не хотел знать.

- Подашь колготки?

Он молча подал ей колготки и принялся застёгивать рубашку. Пытался сделать вид, что не опозорился, но не получалось.

- Ладно, я пойду. Завтра увидимся.

Он кинулся за ней в коридор. "Всё точно хорошо?", - болталось у него на кончике языка, но Ярик так и не осмелился озвучить эту мысль.

- До завтра. Пойдёшь на репетицию? - спросил он у порога.

_{_________________________}

_{конец эпизода}

- Чтобы красиво было.

Руслан глупо моргнул. Он терпеть не мог вот такие абстрактные команды. "Красиво". А что есть красиво? На ёлку теперь уставился, как на врага народа, прикидывая, как его можно победить.

Он привык вешал шарики хаотично. Чувствовал себя в такие моменты будто художник, делающий мазки по картине. Оставлял лёгкое прикосновение [вешал шарик], делал пару шагов назад, чтобы полюбоваться. Действие повторялось несколько раз, пока весь шедевр не был завершён. Правда в такие секунды оказывалось, что никакой Руслан сделал не шедевр, а какую-то бурду. Шарики висели хаотично - то их было слишком много, то были целые лысые проплешнины. Приходилось переделывать.

- Я тебе даю, а ты вешаешь, давай?

- Хорошо, - согласился Руслан. - но ты мне будешь давать критику. Буду переделывать. Я так-то херовый висельщик шариков.

Будто опытный хирург, Руслан протянул Регине ладонь, чтобы она вложила туда первый шарик.

_{_____________________}

_{конец эпизода}