_{Мы создаем сказки и принимаем их.}  

Меня привлекают такие, как он. 

Образ из сна? 

— Он до сих пор тебя возбуждает? — первый вопрос, который задает Тео после того, как Коичи решил все-таки ответить на его бестактный вопрос. А мог бы просто послать, подумал он, внимательным взглядом проследив за действиями желтого неокрепшего цыпленка. Раздражен, но пытается подавить эмоцию, любопытно. Теодор ненавидел, когда его вещи брали без спросу, но никогда не беспокоился по поводу чужих личных границ. Почему бы не нарушить комфорт случайного незнакомца — тире — знакомца, если весь его напыщенный вид кричал об одиночестве? И Теодор, разумеется, не планировал составлять ему компанию, но любопытство подтолкнуло его к интересному и захватывающему эксперименту пометить другого человека забавы ради. И где они теперь? На начальной точке, которая у всех называлась по-разному, но Кавендиш назвал ее “притиркой”: “Я смотрю на тебя, ты смотришь на меня — искра, буря, ты начинаешь отвечать на мои вопросы, детка”. — Или отпустить не можешь? — еще один некорректный вопрос, от которого Тео было трудно удержаться. Никто — по крайней мере, в здравом уме — не станет рисовать бывшего любовника на холсте в школьном художественном кабинетике: мало ли кто-то пройдет мимо и приебется, или начнет задавать вопросы, как сделал Кавендиш. Либо Коичи — идиот, что не исключено, либо ему было все равно на мнение местных любительниц грязных сплетен. Теодору очень понравилось, как Коичи пытался держать хорошую мину при плохой игре. И ему нравилось, как цыпленок прижимал ладонь к его укусу, выглядело достаточно необычно. До этого он кусал только Юна. 

И Коичи слишком быстро согласился с тем, что рисует пошлятину.  

А где же отрицание? И вся остальная херня? 

Разве он не должен сказать, что это не мое дело?  

Непорядок. Так ему быстро станет скучно. 

— И что же тебе не нравится? — послушно перефразирует свой вопрос Кавендиш, проследив за тонкими пальцами Коичи. Страница за страницей. Цыпленок медленно перелистывает перед ним скетчбук, напоминая бедняка, распахивающего душу перед случайным путником, в надежде задержать на одну чертову секунду. И Теодор остановился, и время вокруг замерло. Он мог заглянуть в омут души, присмотреться к заточенным демонам, позвать их по имени. Наклонившись ниже, к рисункам, к ясным образам совершенно незнакомых людей, чьи эмоции неаккуратно выплеснули на белые страницы, как бы недопитое горькое кофе неосторожно облили на белую рубашку. Безобразные коричневые кляксы растеклись по белому полотну, впитались и въелись, проросли, как растения. Эмоции. Коичи назвал их “прекрасной слабостью”, словно говорил о собранных с пляжа сокровищах, Теодор назвал их: — омерзительная слабость. 

Теодор ненавидел слабость.  

Радость? Гнев? Это бессмысленная чушь.  

Лишь удобное прикрытие, хорошая отмазка тех, кто не умел сдерживаться и держать эмоции под контролем. Ему нравилось, когда люди признавали свои слабости, но не нравилось, когда они оправдывали себя ими. Он был тем еще лицемером. И что же рисуешь ты, Кавендиш? Свои слабости. Своих демонов. Призраков во тьме, чьи игрушки разбросаны по всем четырем углам маленькой комнаты. Свет давно погас. Сначала свет в комнате выключил его брат, но мать, закатив глаза, осветила комнату снова. Потом свет вновь угас. И уже никто не пытался нащупать пальцами выключатель. Образы цыпленка — непонятные люди, которых он вряд ли когда-нибудь встретит, образы Теодора — Джозефина в крылатой машине. Похлопав по карманам, Тео неспешно вытащил помятую пачку сигарет и, выудив зубами одну, закурил. — Сохраним это в секрете, идет? — усмехнувшись, он подошел к окну и открыв его, подпер учебниками по изобразительному искусству, чтобы не захлопнулось. 

Еще один грязный секретик. Надеюсь, цыпленок умеет хранить секреты. 

Выдохнув сизый дым через нос, он несколько минут просто стоял и смотрел на Коичи. Показать тебе? Психотерапевт посоветовал мне побольше разговаривать с людьми.

Нужно ли мне это? Обнажить душу, превратиться в бедняка? Кавендиш приблизился к цыпленку, когда тот прекратил мельтешить перед глазами, и, вытащив из внутреннего кармана спортивной олимпийки маленький черный скетчбук, который больше походил на блокнот, пролистал его и показал Коичи черный образ, со сломанной шеей. 

— Моя северная звезда, — мой брат — равнодушным тоном поделился Кавендиш, взяв Коичи за руку. Скользнув к пальцам, он сжал их и, положив на рисунок, не отпустил. В ясные дни — когда во мне таблеток под самую завязку — он бесцельно дрейфовал под обжигающими кожу воспоминаниями. И смиренно ждал, пока его подберет какой-нибудь мимо проходящий корабль. Тревожные сны начинались одинаково: его засасывало в адски черную воронку, из которой мог выбраться только счастливчик. В воронке пахло тухлятиной. Вокруг валялись гниющие мертвые люди, образ которых отпечатался на сетчатке глаз. И Кавендиш рисовал их. Он нарисовал каждого из них, не упуская ни одно тело из виду. Его скетчбук видел только Юн и не задавал вопросов. А что можно спросить у человека, орущего от боли по ночам? Его ломало каждый день, и он глушил боль таблетками и сигаретами. Без одного не существовало другого. Все взаимодополнялось.  

— На какую эмоцию похож этот образ? — запустив в воздух маленькие колечки дыма, Тео пристально посмотрел на холст. На обнаженную спину. — Передает настроение счастья? 

И наклонившись ниже, к уху, он прошептал: 

— Открою еще один секрет: тут ни одного цветного рисунка. 

_{my strange addiction — billie eilish}

Раздражение от его любопытства скребет на подкорке сознания воет и неприятным осадком остается на языке. Несказанные слова и даже те самые заветные буковки остаются проглоченными Коичи. Зная себя он определенно должен был идти в разрез тому, что даже сам делал. Даже не понятно по какой причине он и на предыдущие вопросы ответил. Спонтанное решение принятое наверное в момент своего удивления. Да и странно это всё, с первого года обучения ни слуху ни духу, Хаякава знал лишь об имени и видел его в одном кабинете. С чего это порыв заговорить с ним даже в стенах этого небольшого кабинета, раньше всегда молчал.

Хаякава прочищает горло и трет шею, надо же было такому случится. За долгое время решил уделить внимание какому-то придурку, а его удача показала ему задницу и подкинула нового собеседника. Если его таковым вообще можно назвать. И спрашивает по сути дела то, что его не касается, ни боком, ни задом и ни передом. Хаякава непринужденно приподнимает уголки губ, — Теодор ведь, верно? Так вот, даже если я в кабинке туалета на него передёргивая. Это тебя волновать не должно. В принципе как и многих других.

На чужое мнение плевать было всегда. С детства и до нынешних дней. Были многие кто пробовал лезть в его душу, учить и давать советы. Но кто их спрашивал? Коичи точно этого не делал, он сам прекрасно знал что может быть для него лучшим решением. В чужих скупых советах нужны не было. Появлялись и знатоки «эксперты» в рисовании, которые рандомно тыкали в рисунок и перечисляли минусы которые они видели. «Зачем, как будто кого-то должно ебать ваше мнение и то что вы вообще говорите.» Коичи это тоже не волновало, что он никогда не скрывал и выкладывал на прямую. В принципе даже скажи Теодор что-то о холсте, Коичи ответил бы что его не ебет, хоть раз десять если сказать. «Мне не нравятся наглые люди. Ты скоро станешь их частью.»

— Если найдешь там наполовину закрашенные рисунки то поймешь. Хорошая идея, но провальная, смысла столько же, сколько в попытках окружающих поговорить. Т.е никакого, — хочется сказать намного больше. Коичи открывает банки с краской, внимательно разглядывает рисунок и потом только отвлекается на парня. Рисование наверное это единственное, о чем он в принципе может говорить долго с собеседником, если эту тему поддерживают с ним, единичная ситуация когда чье-то мнение по-настоящему можно выслушать. Хаякава лишь по этой причине не шлет новоиспеченного знакомого. Ему интересно что тот скажет, покажет и даже сделает. Отмалчивается. Забавно, доверяет молчание незнакомому человеку, в надежде на что? Наверное ничего.

Он взглядом цепляется за чужое лицо, хмурится чему-то своему и поспешно кивает. Хаякава пытается держать дистанцию и делает это не зря, по крайней мере по причине одного единственного действия со стороны Тео. Укусить совершенно чужого человека и быть при этом спокойным. Непонятнее ситуации и не встретишь. Опасаться стоит и Хаякава твердит себе это. Даже в момент когда ему протягивают маленький блокнот. Надеется увидеть что-то по типу карандашных зарисовок, и в какой-то степени не ошибается. Только вот видит абсолютный черный цвет, цепляется за детали и быстро осознает. Самый что нинаесть труп, нарисованный без возможности на наличие черт лица. Брови сводятся к переносице, он кидает короткий взгляд на хозяина блокнота. Хаякава определенно не может сказать что чувствует глядя на это. Собственные рисунки вызывают разные ощущения. Но тут чистая тишина, будто питание отключили.

Парень не реагирует всматриваясь, до самого момента пока не вздрагивает от касания руки. Хочется возмутиться, но слова застревают в горле. Не отпустил даже после этого, а у Коичи внутри всё противно скребет, он не любит такие жесты. Терпеть не может и не хочет. И на то есть веские причины, чтобы даже прямо сейчас откинуть чужую руку. Но мать твою почему ты этого тогда не делаешь? Возьми и убери. Ну же. Не обманывай самого себя. Хаякава напрягается всем телом, блядское чувство.

— Ждешь от меня определенного ответа? Для меня там пустота, только вот чья именно?

Дым неприятен до тошноты и Коичи слегка дергает головой в сторону, противный запах несмотря что всю его сознательную жизнь отец курит и приходится мириться. Только могила исправит. А что в отношении Тео, указывать однокласснику, смехотворное дело. Хаякава тихо кашляет отвернув голову в сторону и это было самой большой ошибкой рядом с ним. Коичи дергается в сторону отдернув руку, надеется что чужая собственность не пострадала. Но куда больше волнуется чтобы себя с потрохами не выдал. Блядство. По другому и не назовешь. Он чуть ли не шипит каждое слово, тяжело дыша и это явно не от злости, — Про социальную дистанцию слышал? Если нет то напоминаю, она есть.

 — Да ладно тебе, не знаю, как давно ты знаком с Элейн, но эта малышка многого уже навидалась и возможно понимает даже больше тебя. Расслабься, Сота, все хорошо.  — Слегка улыбнувшись, Ян кинул взгляд на Соту и стоит признать, Эрман был прав. 

 — АХахаха, Сота ты определись, ты не хочешь быть геем или все же хочешь мне что-то в жопу затолкать. Я если что не против, но только постарайся быть нежным, пожалуйста.  — Все в той же манере ответил Ян, направляясь в сторону класса, где их уже поджидали остальные одноклассники. 

— Как бы мое приглашение Элейн не сорвалось из-за тебя. Уф ненавижу тебя.

_{— И как так вышло что я с тобой все еще дружу..}

Вздохнув и шагая вслед за Эрманом, Сота прищурился взглядываясь в спину парня. Он бы хоть арматуру туда затолкал, но смысл тратить так время.

— Ты не заслужил нежности. Тебя только грубу и на сухую.

Переступая порог аудитории Мори оставяет журнал на учительском столе и поднимается к своему месту обойдя Яна. Сота вновь растягивается туловищем на столе и всё. Его возможности на сегодня всё.

Юн обеспокоенно осматривает человека, который сидит на грязном полу и, глянув на Джина, начинает с трудом подниматься. Выглядит этот парень не очень-то радостно, возможно, он испытал сильный страх, оказавшись в замкнутом пространстве, но Юн решает не уточнять и лишь миролюбиво улыбается блондину.

Кулинар отходит от двери на пару шагов, чтобы выпустить из подсобки одногодку, и закрывает помещение. Спасённый азиат, очевидно, пытается привести себя в чувство и оттого молчит, и Джин не тревожит его расспросами. Он осторожно, ненавязчиво ведёт парня подальше от зловещего места, легонько ухватив блондина за локоть.

Без особых приключений юноши добираются до людного места, и Юн отдаёт ключи от подсобки женщине, что продаёт сахарную вату.

- Будьте осторожны, в следующий раз меня может не быть рядом, - шутливым тоном отзывается полукровка и уводит одноклассника подальше.

К тому времени блондин, видимо, приходит в себя и вновь обретает способность разговаривать.

- Как насчет венских вафель и молочных коктейлей? – вместо того, чтобы сказать что-то вроде «да не за что», «рад был помочь», Юн выбирает другую стратегию и искренне улыбается, испытывая некоторую радость за малознакомого юношу, которого ему удалось спасти от замкнутого пространства. Либо от какого-то другого страха, имеющегося в голове… Коичи? Или как зовут его одноклассника?

С начала года прошло не так много времени, поэтому запомнить всех и сразу Юн был не в состоянии.

- Я – Им, - представившись фамилией, Джин ненадолго смолкает, пытаясь вспомнить фамилию одноклассника. Попытка не увенчается успехом, в связи с чем Юн Джин с виноватой улыбочкой и прикрытыми глазами уточняет: - А ты…?

Когда спасение оказалось близким, Коичи покинул ненавистное ему место а сознание потихоньку пришло в норму. Голова малость кружится хоть он и в состоянии снова связать слова в предложения. Стоит ли отмечать то, сколько проклятий теперь прошлось в голове Хаякавы в адрес этого ненавистного склада в котором он застрял. Наверное не стоит даже пробовать. Впредь он близко не станет соглашаться помогать кому-либо если речь идет о чем-то маленьком и темном, где с легкостью можно застрять. Наверное плслужит уроком для Коичи, который вместо так называемого «веселья» испытал стресс. А ведь как раз этот парень и пытался угомонить одноклассников, когда они донимали его просьбой пойти вместе с ними. Чтож… парень ты пытался и Коичи благодарен.

— Я... Коичи, Хаякава Коичи, еще раз спасибо за оказанную помощь.

Чужой голос вытягивает из негативных мыслей, а егт предложение насчет сладкого звучит слишком заманчиво. Хотел ли он согласиться? Определенно да. Думал ли отказываться? Кажется нет. Но Хаякава молчит, устремляет на парня взгляд, почти что немигающий, жуткий такой. Хотя он всего лишь задумался о том, как так вышло что Юн пошел за ним, что привело его к мысли искать одноклассника с которым он, на минуточку, не знаком особо. Вздохнув он снимает очки, трет пальцами глаза и возвращает на место то, без чего он этот свет не увидит. Открывает рот в попытке спросить, замолкает и так несколько раз, пока в конечном итоге он все же не спрашивает:

— Почему ты вдруг пошел искать меня? Что… точнее как ты вообще понял?

Коичи оседает на ближайшую скамейку и опускает взгляд. В прочем наверное даже будет лучше для него если он покинет это место, договорится со знакомыми и пойдет на площадку. Там он хоть в своей тарелке себя почувствует, не то что тут. А ведь не зря отнекивался, щетинился и уходил от этих разговоров. Ну и где вся хваленая орава которая так активно топила за поход, скинуть бы с колеса обозрения и с чистой совестью уйти. Но что-то его да останавливает от скорого исчезновения из этого места. Просто это чувство благодарно которое ютится вокруг напуганной души. «О боже, молодец Коичи ты тут расчувствовался и проникся к Юну.» Хотя вряд ли он потом снова об этом скажет или даже близко даст какой-то намёк.

— Какая вероятность того, что я смогу улизнуть из этого парка? Как компенсация за психологический ущерб.

И вопрос этот был скорее сказан вслух, нежели вообще был обращен к парню что был рядом с ним. Коичи если честно в принципе долго со своими одноклассниками не беседовал, предпочитал коротко, ясно и по делу съязвить, отогнать от себя и продолжить сосуществовать с ними на одной планете. И вот оно достижение Им Юн Джин первый с кем он так долго говорит. Словно новое открытие, для того кто это не особо любит. Но черт возьми, Хаякава не мог не подумать об этом – Юн похож на щенка, доброго такого, ему бы еще хвоста не хватает который махал бы из стороны в сторону.

«Боже… о чем ты только думаешь придурок…»

Амайа прекрасно слышала, как парень прыснул в кулак. Вот же зараза! Он конечно уже начинал подбешивать, но реагировать на такое будет уже себе хуже. Она ощущала как заводится и сама же выводит себя на негативные эмоции. А это ли ей было необходимо, когда она ушла в клуб порисовать? Нет конечно. Девушка просто хотела прийти и сделать зарисовки своей идеи. Но теперь видимо они идут в тартарары, ибо момент упущен и настроения на это совсем не было. Еще и странный звук не давал покоя, внушая странную тревогу. И как оказалось не зря.

Даже на язвительные слова Коичи было уже все равно, когда происходит порыв. Вода бьет с такой силой, что кабинет быстро начинает заполняться водой, портя имущество. На эмоциях девушке даже показалось, что происходит какой-то армагеддон! А почему и нет? Не хватало бы только ангелам спуститься и объявить о конце света. И тогда девушка точно поверит, что все произошло из-за их судьбоносного срача! Вот так сказать выговорились! И труба тоже решила вставить свои пять копеек. Причем ее доводы оказались куда более убедительными потому, что грубые выражения Хаякавы абсолютно никак не задевали.

- Идиотина?! Сам шевели ластами! А то сейчас в жабу превратишься! - крикнула в ответ Одзава, сама как можно быстрее пряча свои вещи и зарисовки, куда подальше от воды. Девушка быстро засуетилась, оттаскивая все самое ценное подальше от воды. Составляя что-то на подоконники и столы. Вода уже прилично намочила одежду и очки, усложняя передвижения по классной комнате. Мокрая одежда сковывала движения , противно прилипала к телу. А очки постоянно хотелось протирать, а лучше вообще снять! Амайа даже раз попробовала протереть стекла и глаза, но ничего путнего этого не дало и девушка просто продолжила суетиться, перемещая предметы.

- Да как же! Ты же прекрасно знаешь, что кабинеты так для галочки осматривают! - ворчит девушка, продолжая скакать из стороны в сторону и спасать труды участников клуба. Здесь было так много работ, так много сил вложенных в зарисовки. Что буквально душа сжималась от возможных потерь.

- Ну вот надо же было такому случиться... - тихо бубнила девушка про себя, почти все переместив уже как можно дальше от трубы. Страшно было подумать, что будет если их припишут как виновников? А ведь вполне могут. Что стоит школе свалить свою оплошность, на вину учеников? Хотя что они должны были сделать, чтобы так поломать сантехнику? Когда же Коичи уже наконец вырубил вод, Одзава с облегчением вздохнула и плюхнулась на ближайший стул. Она была уже вся мокрой, так что внешний вид ее особо не волновал, а в руках были еще кое-какие художественные принадлежности.

- Кабинет пусть лесом идет вместе с руководством! Сколько надо было не проверять толком трубы, чтобы так прорвало?! - возмутилась девушка, смотря на подошедшего и точно такого же пострадавшего знакомого. Он был промокшим настолько, что вода еще капала с него. Это можно было заметить, даже и с мокрыми очками. Амайа даже не сразу возмутилась, когда с нее в наглую сняли очки. Она даже была готова поблагодарить за то, что теперь может лучше видеть, но услышав смех нахмурилась. Девушка догадывалась, чего тот залился смехом.

-- Что? Превратилась в панду или можно идти подрабатывать в фильм ужасов призраком? - недовольно фыркнула она, прекрасно представляя как может сейчас выглядеть. Хотя чего тут жаловаться и ворчать? Коичи сам был не лучше, напоминая мокрого и беззащитного цыпленка.

Так что следуя примеру парня, она тоже громко рассмеялась. День этот просто поражал. Буквально вот только они срались, а теперь после "Ноевого потопа" - смеялись.

- И вообще не ржи тут! Ты сам сейчас на водяного похож! - сквозь смех поговорила Одзава и уложила вещи, что держала в руках, на соседний стул. Надо было решать, что делать дальше. Сидеть тут и дальше было глупо и надо бы сообщить обо всем.

- Предлагаю пойти нечисти в роде нас за формой физкультурной, а потом доложить уже учителям. Хотя можем и в таком виде заявиться в учительскую, вызовем как можно больше жалости у них. - продолжала улыбаться девушка, представляя как комично смотрелась бы их парочка.

Смех от увиденной картины не прекращается и от сравнения которое привела Амайа становится еще веселее. Вот что-что, а с предложениями она точно угадала. Определенно сгодится на оба варианта, даже больше если хорошо так подумать. Стоит быть откровенным, Коичи не помнит когда так от души смеялся, обычно привыкший нейтрально реагировать, сейчас он определенно чувствовал себя прекрасно наблюдая за девушкой. Хаякава не особо вел себя эмоционально в обществе других людей, отмалчивался или же очень сдержанно улыбался. Смеяться он мог максимум в компании двух людей, недоразумения и младшего брата. Со вторым правду говоря дела обстояли очень остро, шутить над отцом и спасаться было рискованным делом, но они продолжали свои шутки. А тут глядишь и поссориться успели, и покрыть друг-друга своим остроумием, а на золотой конец малину испортила прорванная труба. Вишенкой стал внешний вид Одзавы. Красота.

— Предупреждаю, если мне позвонят из зоопарка с предложением большой суммы за найденную панду, я тебя сдам. Без сомнений, — юноша снимает очки и убирает очередную влагу, осторожно протирая стекла и возвращая их на место, возвращая себе ясность зрения на прекрасный обзор. Впрочем переодеться им реально следовало, вряд ли добираться домой в таком виде будет разумным решением. Вряд ли Юн впустит меня в таком виде в дом, вытолкнет пинком.

Хаякава согласно кивает на слова Одзавы и приговаривает что-то на типе, что надо еще вспомнить не забрал ли он форму домой на стирку. Тогда придется пешком добираться от одной точки до другой. А таким желанием он точно не горит, если брать во внимание что он максимум был способен добраться до дома и лечь спать, чтобы восполнить растраченную на всё это энергию. Начнем с самого интересного, Коичи готов поклясться что это чертов кабинет художки проклят. Все стычки с Одзавой начинались тут, даже тот же самый первый диалог с Кавендишем начался тут. И видит Бог тогда у него тоже чуйка кричала бежать, не послушался её. Хотя зачем в принципе врать, то знакомство для Хаякавы осталось в плюсе и в приоритете, жалеть не о чем. И плевать что ему вгрызлись в шею и напугали так, что чуть вперед не рухнул. Хаякава невольно по привычке трет шею, чувствуя как кожа слегка отдает жжением от силы нажима. Перед глазами та самодовольная ухмылка заставляет юношу поджать губы, в миг поменявшись в лице. В этот раз чуйка тоже кричала молчать, он не сдержал язык за зубами. А остановила его злосчастная труба, довольно странным методом — предлагая отплевываться от воды.

— Ладно, сейчас все организуем.

Хаякава вытаскивает скетчбук из рюкзака, осторожно отрывает листок и чирикает на нём, что кабинет временно недееспособен и лучше вообще не входить. А затем специально и с гадкой ухмылочкой щелкает пальцами прямо в макушку девушки кивая на дверь, мол иди вперед. А сам роется среди спасенной канцелярии выискивая скотч. Будет куда лучше если он влепит на дверь бумажку и чужая обувь будет спасена от мокрых приключений в целом. Хаякава очень даже быстро справляется с данной задачей и переводит свой взгляд на девушку, — Ну а теперь мы с тобой с чистой совестью можем идти.

Коичи улыбается Амайе удобнее перехватывает свой рюкзак и спокойным шагом идет вперед, раз они решили переодеться то лучше сделать это как можно скорее, мокрая одежда очень неприятно липнет к телу, а на саму Одзаву он даже и не смотрит. Некая доля приличия пощечиной заставила смотреть прямо и хорошее такое напоминание его нынешнего положения проживая, предельно трезво заставили думать Хаякаву. Когда у тебя под боком живут два особых человека, ни о ком другом думать не то что времени, даже мысли не возникает. Хочу домой. И скорее, к еде и теплу.

— Ну и наведаемся к директору.

То что выбора у него в любом случае нет, Коичи понял очень даже легко, потому что перед глазами картинка поплыла стремительно быстро. Юноша не горел желанием быть в сопровождении, но отказываться сейчас было одной из самых глупых затей. Хаякава не сдержал смешка, когда услышал слова Ишикавы, конечно хуже не станет, однако Коичи впервые за долгое время остается вынужденным пробыть в компании Киёши дольше чем делал это обычно. А под обычно подразумеваются все попытки отвязаться от компании парня. Наверное любой бы сказал, что Коичи просто нос воротит и выебывается, только вот сам юноша так не считал и не видел ничего плохого в том, чтобы не обзаводиться очередным товарищем на территории школы. Здесь практически не за что его осуждать, подумаешь нагрубил парню, он же не девушка чтобы обижаться. Хотя даже те же самые девушки порой могут дать достойный отпор, Хаякава видел и знает. Ладно Коичи, всего лишь медицинский пункт, оттуда и домой пойдешь. Мечты мечтами, а вот из реальности улетать пока никто разрешения не давал. Хаякава шел вблизи с Киёши в гордом молчании, продолжая придерживать полотенце у брови, видел он все так же хреново, в купе с головокружением. В его планы не входило падать прямо по дороге до нужного места, а на случай неожиданной потери равновесия он смог бы ухватиться за Ишикаву. Но в противовес своим же мыслям, парень выдал следующее:

— Не обязательно доводить меня до самого кабинета. Дальше могу сам дойти, а ты обратно на урок — ну да, сможет и определенно где-то остановится. Или еще хуже надумает уйти домой. Коичи конечно не был таким уж и идиотом, но иногда какой-то гребаный звоночек в голове подталкивал на глупые решения, не смотря на всю плачевность ситуации. И к пребольшому опасению, этот раз мог и не стать исключением. Хаякава на секунду задумывается, даже если сейчас он опять хотел отогнать парня, то Ишикава точно этого не сделает. Считай просто зря попытался и вообще обратился в никуда, Киёши слова «нет» не знает, особенно со своей добротой, — Уверен там интереснее чем в моей компании.

Хаякава убирает пропитанное кровью полотенце от своего лица и морщится, пульсирующая и ноющая боль отдает в левой части лица. Он уверен что мать уже осведомили об этом, ибо она была по большей части единственной, кто посещал школу по вопросам связанных с Коичи. Успевает представить ее волнение и недовольство по отношению того, что преподаватель не следит за учащимися, а после с невообразимым количеством волнения ругает его самого за невнимательность. Подлый закон, в котором по итогу прилетает и Хаякаве, хотя он всего навсего жертва обстоятельства. На данный момент вдвойне. После уже приходит понимание, что без шрама не обойдется, это конечно волнует в последнюю очередь, не особо хотелось терпеть смену повязок и обработку этой незначительной ранки, будто там целое пробитие. А вот насчет возможного сотрясения стоило бы поволноваться, так как за этим следовала больница, обследование и возможный отдых дома, в компании брата, шумного и наглого брата, а еще отца. И только по этим нескольким причинам, он готов был без пропусков посещать школу и даже находиться в компнии Киёши, ведь этот парень с нравоучениями к нему в душу не лез, кстати за это Хаякава был ему очень благодарен. Только вслух этого не говорит, предпочитая сохранять безмолвную благодарность. Ну а что, то что Коичи так думает уже огромный прогресс, хотя бы в мыслях ядом не плюется.

— Вот скажи мне, Киёши какую цель ты вообще преследуешь. Точнее, зачем тебе дружба со мной? Я уверен твои одноклассники и не только, очень красноречиво поведали все что знают, — вопрос который мучал его так давно и который Коичи в кои-то веки озвучил перед виновником его возникновения. Можно было в конец промолчать об этом, но никто не отменял любопытства Коичи, а раз подвернулся случай то и спросить не грех. Хаякава не питает надежд услышать целую поэму, но правду знать хочет, ведь у каждого человека бывают причины на то или иное решение. По мнению Коичи, Ишикава исключением из этого списка не был, а значит свои мотивы на дружбу с ним у парня тоже были, вот только насколько же серьезными они должны быть, раз Киёши без тормозов пытается добиться своего.

До медпункта они шли в достаточно напряженном, на вкус Киёши, молчании. Но завязать неловкий диалог, чтобы как-то эту мрачную атмосферу разбавить, Ишикава не стремился. По большей части потому что он понятия не имел, о чем бы с Коичи можно было поговорить. Он ведь совершенно его не знал, ни увлечений ничего. Не о погоде же им разговаривать, в самом деле? Да и поддержание светской беседы должно быть последнее, о чем тебе хочется думать, когда из головы кровь хлещет. Поэтому все, что делал Ишикава, это лишь молчаливо шел рядом, изредка поглядывая на Хаякаву, боясь пропустить момент, вдруг тот пошатнется, а Ишикава не успеет его подстраховать. Встреча с полом настрой Коичи относительно него дружелюбнее точно не сделает.

— Чтобы ты где-то по дороге обо что-нибудь стукнулся, а ответственным меня сделали? Нет, спасибо, — отклонил предложение Коичи Ишикава. Он не любил бросать дела не сделанными на полпути. — Ты на ногах еле стоишь, — как бы между прочим заметил он, но опереться на свое плечо не предлагал. Гордость была видимо основополагающей чертой характера Коичи, как успел заметить Ишикава. А предлагать гордым людям плечо поддержки в момент слабости, с которой они вроде как и сами справлялись, дело неблагодарное, это Ишикава выучил на собственном многочисленном горьком опыте. — К тому же, не думаю, что там так уж интереснее. В волейбол я и сам с собой поиграть могу, — зачем-то добавил Ишикава.

После этого между ними вновь повисло молчание. На этот раз как будто бы куда менее напряженное, но Киёши всем своим естеством мог чувствовать, с какой скоростью вращаются шестеренки в голове у Коичи. Впрочем, его мыслительный процесс Ишикава решил не прерывать, лишь продолжая вышагивать рядом.

— Если бы каждый раз, когда мне задают вопрос про то, какие цели я преследую, мне платили по тысяче йен, я бы учился в Розе, — отшутился Киёши, услышав вопрос Коичи. В самом деле. Люди как будто совсем перестали верить в то, что бескорыстие еще существует. Самое время начать называть помощь другим своим кинком или фетишем, в это скорее всего будут верить охотнее, чем в то, что это просто его души искренние порывы. — Я не посягаю на твое личное пространство и не собираюсь лезть к тебе в душу, если ты меня в нее не звал, — задумчиво начал Ишикава, уже видя дверь их конечной цели, медпункта, впереди. — Дружба с тобой мне незачем. Если ты имеешь ввиду какую-то выгоду. Не пойми меня неправильно, но если бы мне было что-то нужно, не проще ли сразу искать себе друзей в "другой школе"? — Киёши не столько напрямую отвечал на вопрос Хаякавы, сколько рассуждал вслух. В конце концов он уже столько раз говорил, что его намерения чисты, что в этом роде деятельности просто преисполнился.

— Мои одноклассники рассказали мне лишь о твоем замкнутом характере и стремлении как можно больнее ужалить язвительным замечанием любого, кто рискнет к тебе подойти, — улыбнувшись, произнес Киёши, открывая перед Коичи дверь медпункта. — Но это и так понятно, можно было и не спрашивать, — пожал он плечами. — Я думаю, что ты не такой плохой, каким искренне хочешь казаться. И думаю, что быть одиноким, когда тебя даже никто не достает, это довольно грустно, — закончил он. Ответил ли он на вопрос Коичи? Возможно, отчасти. Но он толком и не знал, что Коичи хотел от него услышать. Зачем ему дружба с ним? Ради интереса, может Коичи чем-то напоминал Ишикаве себя в средней школе, может, еще по какой-то причине, черт его разберешь. Киёши такими вопросами обычно не задавался, но для таких людей, как Коичи, они, видимо, имели значение.

— А медсестры, кажется, нет... — протянул Ишикава, оглядывая кабинет. — Что делать будем? — спросил он, оборачиваясь на Коичи.