_{Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться}

_{— Махатма Ганди}

_{год спустя...}

Принцесса почти не видела Джафара пашу с того момента, как он стал великим визирем. Он превратился в бесплотное воспоминание. В памяти остались золотистые завитки его кудрей, запах обожжённого песка и восточных пряностей. Лицо его размылось - у него были припухлые губы, большие глаза лазурного цвета. Только черты не складывались воедино, как кусочки мозаики.

Если бы он не приходил к ней во снах, его бы образ совсем растворился. Сон повторялся из раза в раз. Отличался мелкими деталями, но суть его была неизменна.

Они опять были в библиотеке, как в ту ночь. Солнце опустилось за горизонт, окрашивая небо в оттенок индиго. Густая россыпь звёзд сверкала из-за окна, виднелся загнутый коготь одного из полумесяцев.

Тело начало гореть, голова пошла кругом так, что стоять становилось всё сложнее. Одной рукой приходилось хвататься за край стола, и с шумом втягивать в себя воздух. Во рту пересохло, и язык прилип к нёбу. То и дело накатывала тошнота каждый раз, когда внизу живота с новой силой разливалось тепло.

В этот раз она не успела пожаловаться на дурное самочувствие. Шершавые пальцы Джафара коснулись её обнажённой кожи чуть выше локтей. Она вздрагивала всем телом, чувствуя, как сердце готово выскользнуть в глотку.

Пальцы паши ползли выше. Медленно, вызывая мурашки по коже, заставляя соски твердеть. Его прикосновения отнимали её дыхание, и принцесса задыхалась от неизведанного чувства.

Внезапно он вдавливал её лицом в стол. Щека от резкого соприкосновения горела, а виски сдавливало болью. Живот больно упирался в край стола так, что дышать становилось тяжело. Ладонь продолжала давить на правую щёку, пока левая всё сильнее горела.

Она не понимала, что происходит. Где-то между ног становилось мокро, будто бы принцесса обмочилась. Только эта жидкость была более вязкой, с совершенно другим запахом. Совсем другими были и её ощущения - это было приятно, это место требовало к себе внимания, будто просило прикоснуться.

Именно это Джафар и сделал сквозь влажную ткань. Безымянный палец его небрежно обвёл контур её губ, а затем вдруг вторгнулся в рот, скользя по щеке с внутренней стороны.

- Сегодня Вы будете моей шлюхой, Ваше Высочество, - протянул он совершенно спокойно, будто бы безразлично. - Вы будете послушной девочкой?

Это было больно, унизительно, но в то же время она действительно начала ощущать возбуждение. Оно было совсем не похоже на то, что она чувствовала, когда сжимала бёдра. Гораздо более острое и сильное, словно где-то в потаенных уголках души зашевелилось и начало вздыматься темное, подсознательное и невероятно развратное желание подчинения мужчине.

- Я не слышу ответ, - также спокойно звучал Джафар, с силой оттягивая щёку принцессы, будто крюком.

- Да, - скулила она.

Пальцы свободной руки Джафара тянулись к её поясу, чтобы распустить красивый узел...

На этом моменте сон всегда обрывался.

Принцесса просыпалась, тяжело дыша. Грудь её высоко поднималась и резко опадала, между ног в самом деле был разлит странный нектар. В такие утренние часы её терзало не только странное физическое наслаждения и стыд, будто бы она не должна получать от этого удовольствия. Её раздирала странная тоска.

В её жизни никогда такого не будет. Она покинет дворец лишь за тем, чтобы отправиться в замок мужа. И никогда в жизни она не испытает ничего подобного.

***

- Принцесса пропала! - затрубили во дворце с раннего утра. - принцесса пропала!

Её служанка, Раша хатун, принесла розовой воды, чтобы принцесса умылась. К собственному ужасу, она не обнаружила в постели и следа Жасмин. Не было её и в хаммаме, и в общем зале. Все служанки поднялись искать её, но принцессы нигде не было.

Лишь когда это стало доподлинно известно, хранительница гарема отправилась к султану. Новость привела его в столь сильную смесь ужаса и ярости, что он немедленно приказал своему великому визирю бросить всё и отыскать принцессу.

- Делай, что хочешь, командуй городской стражей, но чтобы Жасмин султан была найдена живой!

Старуха в ответ оскалилась. Зубы сверкнули в солнечном свете и Саше оставалось только позавидовать её выручке с продажи деревянных расписных игрушек.

- В Бесовском. Не слыхивал что ли?

Саша не ответил. Продолжал сверлить старуху тяжёлым взглядом, пока она вальяжно не нырнула под стол. Послышалось шуршание и вот перед молодым мужчиной раскрылась карта Московской области. Там, в самой жопе мире, обведенный в круг красовался Бесовской лес.

- Вот тут её найдешь, - объявила старуха.

Саша вырвал карту из-под её носа и поспешил дальше. Ни о какой работе или отделе речь не шла. Теперь дорога была одна - чемодан, вокзал, Бесовской лес.

Высокие, прямые стволы деревьев, покрытые густой корой, раскинулись во всех направлениях, создавая уникальный узор. Их верхушки казались почти недостижимыми, они пронзали небесную ткань, создавая иллюзию бесконечности.

Лес будто дышал вместе с Сашей, его атмосфера полна тишины и спокойствия. Только отдаленный шум ветра, шелест листьев и пение птиц разбивали молчание. Почва была покрыта толстым слоем обвалившейся хвои, которая издавала приятный аромат. Сквозь хвойник пробивались солнечные лучи, создавая игру света и тени, которые делали этот лес ещё более магическим.

Когда Саша дошёл до конца тропы, он увидел открытую полянку, где сосны уступают место траве и цветущим растениям. Только здесь стало понятно, насколько крошечным Саша был по сравнению с древним лесом.

Ничего такого не происходило. Казалось, всё совершенно заурядно. И тут из ниоткуда навстречу ему вышло странное существо. Похожее на человека, с развилистыми рогами, будто у оленя. Он весь был зелёный, поросший мхом.

- День добрый, - бодро протянуло существо. - ты ищешь Машу, да?

На плече у существа громко квакнула лягушка.

- Меня зовут Леший. Знаю я про твою беду. Машу похитила сама Баба Яга. Я знаю, как тебе помочь спасти её: надо принести мне три предмета. Тогда можно будет развеять чары, которые прячут Бабу Ягу от нашего взора. А в помощь тебе пойдёт царевна-лягушка.

На перроне стоял парень лет семнадцати. Выглядел он одновременно и примечательно, и как средний портрет его поколения. На нём были джинсы. Импортные, качественные. Видно, что дорогие. Правда уже явно поношенные. Они стали ему великоваты - согнался подростковый жирок, на животе проступили очертания кубиков. Приходилось носить ремень, чтобы не оголилась полоска волос, ведущая вниз. Ремень тоже старый, но уже не заграничный. Некогда отцовский. Рома носил его на показ, едва ли не с гордостью. Не потому, что в руки ему попала вещь отца. Потому, что когда-то именно этим ремнём его лупили. Кожаный, хлёсткий, с металлической пряжкой. Со свистом он разрезал воздух, и удары приходились на спину, поясницу и задницу. А теперь этот старый ремень расклеивался и принадлежал ему - всё равно, что приручить чудовище.

Рома приехал из Ярославля на электричке час назад. Ездил за лекарствами для бабки - в местной больнице нужных не было. Там вообще не было ничего, кроме простецкого аспирина. Отец должен был забрать его ещё час назад. Не приехал. Значить это могло только одно - напился.

Он сам велел Ромке ехать так поздно. Ему это показалось странным, но он давно привык не задавать лишних вопросов - у отца это была одна из тысячи причин схватиться за ремень. И, после того, как свой он отдал Роме, он купил новый. С пряжкой ещё большего размера, ещё тяжелее.

- Ты же не из-за дома это всё делаешь? - с робостью лепетала мать Ромы на кухне.

- Ты чё, дура? - стукал кулаком отец о стол. - мне в другое время неудобно, вот и всё!

В такие моменты, когда отец напивался, спешить домой не хотелось. В целом не бывало такого, чтобы Рому тянуло домой. Когда же отец пил, он предпочитал приходить домой как можно позднее, чтобы застать отца уже спящим.

Вот и сейчас Рома протоптался на станции почти час. Тянул время. Старой упаковки лекарств бабке должно было хватить как минимум до утра [по крайней мере, так отец ему сказал]. Тихонько поддеть окно и влезть в свою комнату, минуя громкую входную дверь и скрипучий коридор, Ромке не составило бы никакого труда. Нужно было только потянуть время...

Он проворонил, когда она прошла мимо. Упустил из виду в полумраке станции, завороженно глядя на минутную стрелку на часах. Но ощутил - внутри что-то перевернулось, лопнуло и дало знак идти в сторону леса. Хотел пойти ровно в десять, а решил пойти без минуты сорока пяти секунд.

Рома кинулся во влажные кусты, будто зверь. Лето только началось, и земля ещё была не прогретой. Ночи выдавались холодные, и Рома прятал окоченевшие ладони в карманы джинсов, оттягивая их ещё сильнее.

В глаза бросился силуэт. В полумраке нельзя было разглядеть, кто идёт впереди, к тому же, что несколько метров между ними создавали пропасть. Рома вычислил её, будто хищник - то, как она шла, виляя бёдрами, как перебирала ногами. Спутать Юлю с кем-то он просто не мог.

На губах проступил оскал. В голове вспыхнула обыкновенная глупость. Юношеская, забавная и немного нелепая. Друзья ведь частенько поддёргивали друг друга, пытаясь зацепить. Рома почему-то особенно любил так поступать именно с Юлей.

Он бесшумно преодолел несколько метров между ними. Пальцы забегали по её телу, щекотливо пересчитывая рёбра. Губы склонились к самому её уху, опаляя его горячим дыханием:

- Бу! - выдохнул он резко. - испугалась?

Электричка плыла по рельсам со скоростью больной улитки. Сегодня это был её последний выезд по маршруту. Осталось пять станций, а дальше депо и заслуженный отдых до следующего дня. Машинист уже, казалось, засыпал и совсем не торопился шагнуть из тёплой кабины в летний прохладный вечер.

Людей в вагоне с каждой станцией становилось всё меньше. А между тем колючий страх внутри Юли разрастался в геометрической прогрессии. И зачем бабушка ляпнула об этом напоследок?

***

- Осталась бы, - причитала Екатерина Валерьевна, стоя у калитки. - Поздно уже, боязно мне.

Юля в ответ лишь чмокнула бабушку в щеку и схватила сумку. Взвалила её на плечо и одернула джинсовую юбку.

- Поедешь? Вот упрямая! Осторожно только! Ни с кем не разговаривай чужим, сразу домой.

- Знаю, - отозвалась Юля.

- Знает она! Ничего не знаешь! Время сейчас не спокойное. В газете писали, что маньяк тут рядом завёлся. Девок в лесу... Ой!

"Тут рядом" находилось где-то в Ростовской области, но откуда Юле было об этом знать? Газет она не читала, а посему, после слов бабушки, трусливо стушевалась.

- Маньяк? - девушка выдавила из себя смешок, но тот получился каким-то нервным. - Да откуда?

- От верблюда! Иди давай, раз собралась. Или передумала?

Юлька спешно мотнула головой и бабушка принялась суетливо её перекрещивать. Морщинистые руки сжали щеки внучки и на лбу был оставлен мягкий поцелуй.

- Всё, беги, пока я не передумала.

И Юля поспешила в сторону местного полустанка.

- Позвони из дома! - крикнула бабушка ей в спину.

***

- Следующая станция "Новая Молога".

Юля поднялась с сидения и двинулась в сторону тамбура под тихий шум колёс. Пока в вагоне суетились люди, думать о маньяке совсем не хотелось, но сейчас, когда пассажиров почти не осталось, а в окнах наметилась знакомая лесополоса, сердце предательски задрожало.

Юля вышла на станции одна. Двери позади неё с шипением закрылись и электрички устремилась дальше по маршруту. Тишина. Платформа оказалась пустой.

Юля спустилась по ступенькам и нерешительно шагнула на тропку, что едва виднелась во тьме.

Лес встретил запахом сырости и перегноя. Знакомое и приветливое при дневном свете место вдруг показалось чужим, даже враждебным. "Маньяк сокрылся среди нас!" - будто шептали деревья, едва заметно покачиваясь на ветру. "Ну, бабушка!"

Юля стиснула зубы, а затем решительно зашагала по тропке. Обратно пути всё равно не было, а пройти здесь надо всего-ничего.

Она зашла достаточно далеко, когда позади треснула ветка. В такой тишине этот звук показался оглушительным и Юлька мгновенно застыла. Оглянулась через плечо. Пусто. Только кусты колыхнулись. "Птица" - подумала девушка, но сердце снова запрыгало в груди.

Шаг. Ещё один. Ещё. Она была готова перейти на бег, когда чужие пальцы вдруг пробежали по рёбрам. Чьё-то дыхание опалило ушную раковину и возглас застрял в глотке.

- Бу! - прозвучало очень знакомо. - Испугалась?

Юля круто развернулась на пятках и в плечо Ромы прилетел удар ладони.

- Ты дебил? - воскликнула девушка. - Придурок!

Последнее прозвучало с каким-то облегчённым _{[влюблённым]} придыханием.

- Блять, - Юля усмехнулась, мысленно ругая себя за минутную слабость и детский страх. - Ну, и откуда ты вылез? - она нервно дёрнула джинсовую юбку, пытаясь не дать ей возможность продемонстрировать трусы.

- Да.

Внутренний компас Ярика всегда чётко определял ложь. От неё у него по коже бегали неприятные острые мурашки и узлом сводило живот. Ему хватало набраться смелости и задать один-единственный вопрос, чтобы наверняка узнать, как обстояли дела.

Сейчас внутренняя стрелка сошла с ума. Она то указывала на "ложь", то на "правду", то просто крутилась на триста шестьдесят. Ярик сильнее сжал стакан в руке. Такое с ним было впервые. Появилось странное желание забиться под диван и не вылезать оттуда.

Он облизнул губы, а затем мягко закусил нижнюю, усаживаясь рядом с Милей.

- Ну, чего? - спросил он, выдавливая из себя дружелюбную усмешку. Пытался выглядеть непринужденным. - в каком режиме мы пьём сегодня? Слегка поддатые или наебенившиеся?

Ярик опять завис. В третий, кажется, за сегодня раз. Миля видела его таким впервые и внутреннее удивление сменялось волнением с нотками раздражения. "И какая муха тебя покусала?! Всё же нормально было!".

Ярик подвинулся ближе. Его губы тронула какая-то натянутая, вымученная усмешка. То ли устал, то ли не хотел разговаривать, то ли хотел, но не знал о чем.

- Ну, чего? - поинтересовался он.

- Чего?

-  В каком режиме мы пьём сегодня? Слегка поддатые или наебенившиеся?

Миля задумчиво повела плечиком и вздернула нос. Хотелось второго варианта, но отец сегодня выходной. А заканчивать этот вечер под девизом: "Жопа-ремень" Соколова явно не мечтала.

- Слегка поддатые, - озвучила она наконец и кивнула. - Ярик, че с тобой сегодня? Выглядишь так, будто у тебя свеча в заднице: не вздохнуть, не дернуться.

Окна были распахнуты настежь, и порой в квартире завывал тоненький ветерок. Пискляво, будто комарик над ухом. Время клонилось к обеду, солнце медленно и лениво подползало к зениту, своим жаром выжигая траву. Алиса всё ещё лежала в постели, ворочаясь и комкая простыни. Ничего, кроме полупрозрачной белой маечки и трусов в цвет на ней не было. Время от времени она поправляла трусы, которые врезались в задницу, а затем лениво перекатывалась на другой бок.

Мать собирала последние вещи. Молния на сумке уже едва ли сходилась, но она продолжала докладывать про запас. Всё же на полгода на вахту она уехала впервые. Делала это со следами на глазах и недобрым предчувствием, которое не имело под собой никакого основания. Пока что.

- Не нервничай ты, - шипела Алиса, когда наконец выползла в коридор. - ничего у нас в Новой Мологе не случалось долгими годами. Все свои, все друг друга знают.

Это была та мысль, которой её мать себя утешала. Действительно, здесь ничего не происходило. Ни плохого, ни хорошего. Особо ничего не развивалось, будто бы кто-то наложил на посёлок проклятье безвременья.

Зато платили очень прилично. Пара таких командировок - и можно было навсегда покинуть Новую Мологу. Переехать в город - Ярославль или даже Москву, если повезёт. Нужно было выждать лишь полгода почти без связи. В следующие разы будет уже проще.

- Давай на дорожку присядем, - скомандовала мать и плюхнулась на дорожную сумку.

Алиса встала в коридоре напротив. Смотрела в одну точку в шкафу. Ей хотелось, чтобы мать смоталась скорее. Она её любила, но ей было семнадцать. Ей хотелось полностью ощутить себя хозяйкой в квартире. Звать друзей, оставлять подружек с ночёвкой. Может быть, пару раз прогулять уроки осенью, претворившись больной. И, конечно, чтобы мать получила много денег, и они смогли навсегда свалить из Новой Мологи, где на них косо смотрели.

Мать заливалась слезами. Алиса приобняла её, но сделала это как-то неловко, не зная, как вести себя в этой ситуации. Мать вдруг смачно чмокнула её в щёку, оставляя след от оранжевой помады на коже.

- Всё, я пошла.

Дверь захлопнулась, и воцарилась тишина. Только в эту секунду на грудине появилось странное скребущее чувство, а в руках появилась нужда покрепче стиснуть мать на прощание. Но было уже поздно.

Алиса нырнула обратно в постель. Стащила с полки одну из книжек - не свою, мамину. Какой-то детектив со жгучей вульгарной любовной линией.

Не прошло и десяти минут, как кто-то позвонил в дверь. Алиса ехидно усмехнулась - мама что-то забыло. Самое время было "передать привет от вороны". Так они частенько говорили друг другу, когда одна из них что-то забывала.

Не глядя в глазок, Алиса распахнула дверь. Сразу опешила. На пороге стояла не мать, а Егор.

- Здарово. Разговор есть. Пустишь?

- Ну заходи, - буркнула Алиса, оставляя дверь распахнутой.

Сама резво шмыгнула в комнату, натягивая шорты, больше похоже на огромные мужские семейники.

- Мать свалила на вахту, - похвасталась Алиса из комнаты. - будешь чаю или чего покрепче сразу?

- Ну заходи, - ответила миловидная хозяйка квартиры.

Егор сдавленно выдохнул. Так, его не прогнали полотенцем, не воскликнули: "Быков, ты дурак!" и не захлопнули перед рожей дверь. Достижение, однако.

Расслабленное состояние продлилось недолго. Взгляд зацепился за кое-что и глаза Быкова выпучились, как у задыхающейся собаки. К щекам мгновенно прилип румянец. Мозг отключился.

Егор и до этого видел полуобнаженных девушек. Блондинки, брюнетки, русые. Розовые трусы, в горох, с бантиком, в полоску. Прекрасно знал, что находилось под тонкой тканью, которая становилась практически прозрачной от смазки. Но никогда ничего из перечисленного не срывало ему башню так, как вид на эти, белые, которые почти сожрала задница.

Дверь закрылась. И хищник, что заглянул в гости к кролику, неожиданно поменялся с ним местами. Егор сглотнул. Мысли в очередной раз спутались и теперь он даже не мог вспомнить собственного имени.

- Мать свалила на вахту, - похвасталась Алиса из комнаты, куда уже успела заскочить.

- А...

У этого звука было продолжение: "...я знаю", но Егор быстро прикусил язык. "Ещё не хватало, чтобы она узнала о том, как ты час у подъезда топтался".

- Будешь чаю или чего покрепче сразу?

- А воды нет? Я взмок весь, пока цепь натягивал на велосипед.

Никакой цепь с "Орлёнка" не слетала. Покрылся потом, пока сидел на лавке и мучил от нервов несчастную кошку.

- Гулять сегодня пойдёшь?