лешик, какая передача, какие цвета сочные и яркие, что хочется кусочек откусить от аватара, как от леденца. мне все очень, очень нравится, особенно эффект с птицами — это что-то с чем-то.

спасибо, спасибо, убирать ничего не нужно, менять — разве что мое существование на жизнь с эреном.

Пока Наташа с Муратом и Артёмом мрачно перетряхивают последнюю нитку на Прядильной улице, Руслана остаётся в подвале при городской больнице, сосредоточенной и мрачной, как всегда, когда дело доходит до тел.

Морг, в котором ей довелось работать, был типовым для северных окраин Союза - бетонный, низкий, с вечно промёрзшими стенами и следами плесени в углах. Столы из нержавейки, кое-где уже с тёмными подтеками, над которыми не властны ни чистка, ни санитарные предписания. Лампы под потолком тусклые, с дрожащим светом, от которого глаза начинали ныть уже через полчаса. В воздухе - тяжелая смесь формалина, металла и чего-то вязкого, почти сладкого, того самого, что въедается в волосы и пальто. Радио на подоконнике изредка булькало сводками, но сейчас оно молчало - аккумулятор сдох ещё утром, и никто не озаботился заменить.

Сегодня в лабораторию должны были доставить партию новых реагентов - без них ни химический, ни токсикологический анализ сдвинуться с места не мог, запасы почти подходили к концу. Но машина задерживалась: то ли пробки, то ли опять что-то перепутали на складе, а может, просто забыли. Можно было проверить графики доставки, позвонить в дежурной часть, но изменений это не принесло бы. Благо, пока ещё остатки были.

Тело молодой девушки лежало на столе, обнажённое, с той жуткой безмятежностью, что бывает только у мертвецов. В волосах её спуталась берёзовая стружка и тонкие нити льна, словно кто-то дотошно, с извращённой точностью, создавал из неё деревенскую куклу, обрядовую, не живую. Пальцы правой руки были сведены, скрючены в судорожной хватке, будто в последний момент она тянулась к чему-то важному, но в ладони пусто: только напряжение, застывшее в смерти. На фалангах - крошечные точечки, как от игл: едва заметные, но системные, почти аккуратные, как у тех, кто каждый день держит в пальцах иглу. Левая ладонь была вырезана кругом - правильным, механически точным, и в этот круг вдавлен пучок нитей, спутанных, красных, как скомканные линии не чьей-то жизни - судьбы.

Свет моргнул. Тихий щелчок лампы, потом ещё один - и над Русланой на мгновение легла тень, как полог. Свет вернулся, но начал подрагивать, едва уловимо, будто здание дышало рядом с нею, нехотя впуская электричество обратно в кости проводки.

Электричество могло шалить, да, но в этой атмосфере могло померещиться, что не в этом дело, просто мёртвая слишком многое несла в себе. Она не просто умерла, её подготовили: собрали, как выставочный экспонат. Казалось, что тело подаст знак, куда смотреть, где копать. С чего начать? С круга на ладони? Потревожить щипцами пучок нитей, рассмотреть под стеклом - может, внутри прячется что-то ещё? Или сперва - к микроскопу, к тканям: вдруг нити пропитаны каким-то составом, усыпляющим или разъедающим? Или вовсе отложить всё это и изучить проколы на пальцах - слишком уж аккуратные, почти ритуальные, как если бы сама смерть была вышита иглой? Она не знала. Вариантов было много, а времени - всё меньше.