Несмотря на схожесть с убойным пьяницей, Джим не злоупотребляет уже больше года и практически не бомжует. Так, иногда, по настроению. Временами тормозит и подлагивает. Джим Гилмор – не из тех, кого необходимо выставить придурком, потому что он и сам в этом справляется (но не особо усердно, от случая к случаю). Вследствие довольно традиционного воспитания и жахнувших в трубу добрых восемь лет Гилмор всё ещё пытается догнать прогресс своими взглядами, поэтому предпочитает поменьше удивляться (вслух) и почаще молчать (тоже вслух). Всегда готов к подвоху, но на самом деле вообще ни к чему не готов. Словом, параноик – однако не в критичном состоянии. Искренне уверен, что умудрился сохранить эмоциональное равновесие, и очень этому рад. Практически не потерял доверия к людям, в обратную же сторону – лоялен на все сто. Огорчишь – получишь в морду, как видите, ничего радикального. Самокритика в норме, но иногда нужно ткнуть, когда облажался и не понял этого. В регулярном шоке от жизни. Надеется, что это когда-нибудь пройдёт, и просто реагирует «угу, понял», даже если совсем не угу и не очень-то и понял. И даже если мозг полыхает с вопросом «чевоблять». Строго не судите (вставить шутку по вкусу), Джим просто пытается быть социально…приемлемым. Не болтливый, но это уже не наживное, а природное. Красноречие растерялось там же, где и те восемь лет жизни. Впрочем, пообщаться всегда рад, просто не каждую тему способен поддержать, некоторых, например, политических банально остерегается. А ещё остерегается сойти за шизофреника и про своё серьёзное отношение к сверхъестественному умалчивает, если не уверен в сходных взглядах собеседника. Собственно, из тех же соображений в статьях подписывается редакцией «Сверхъестественное сегодня» (и потому что не хочет лишний раз светить именем). Ненавидит лотерейные билеты. И киви. Киви тоже ненавидит, потому что от этой зелёной поганки во рту всё царапает. Выглядит, как человек, у которого каждый день на релаксе – всё благодаря любимому изречению Джима. Цитируя приводим: «Ээээ..?» Из всех форм кретинизма абсолютно точно отсутствует топографический. Джим всегда знает, где находится, откуда шёл и куда нужно идти. Если жизнь подкидывает лимоны – нахуй лимоны, несите апельсины. Это новый девиз, надеемся, что поможет. Определённо тот человек, которого не придётся уговаривать что-то выяснять, всегда согласен сопроводить в самых сомнительных мероприятиях. Отчаянно не отчаивается и вообще зрит почти что оптимистично, ну, по крайней мере, снова начал. Добрый дядька и крайне отзывчивый, помогать не то, чтобы любит, скорее делает это из принципа «кто если не я».
Джим родом из маленького городка, настолько, что всегда терялся в этих чёртовых гипермаркетах («я просто позвоню и спрошу, где это находится, нет, я обязательно найду сам херов сахар песок...и зелёный тюбик с какой-то там свежестью, но какой? Альпийской? Но он синий. Лимонной? Вроде зелёное? Нет, это неправильно как-то, лимоны же жёлтые, ну что за блять», — ругается он мысленно и вытаскивает бумажку, — «лаймовой, лаймовая свежесть, стоп, я ж её и держу... Так всё это время ты был не лимоном?!»), когда съехался со своей женой. В то счастливое время Гилмор был начинающим журналистом и батрачил закадровыми текстами. Амбициозные планы он не особо строил и держался достойным среднячком, но всегда был готов поймать за хвост рыбку покрупнее. Джиму, впрочем, та полоса казалась вполне себе удачной: и семья, и работа, и где-то вдалеке маячащие перспективы. Для человека, которому светило будущее грузчика, он плодотворно постарался занять место в системе американской мечты, и до поры до времени жизнь подозрительно текла как по маслу. Когда нарисовалась первая командировка, страна находилась в плотном кольце политической пропаганды администрации Буша, и буквально каждый новостной дистрибьютер бросал свои силы на многообразные расследования террористических преступлений в регионах исламского востока – не столько из соображений совести, сколько из соображений лёгкой наживы. Журналистика – это преобразование дамской сумочки в свиное ухо. И наоборот. Многого от Джима не требовалось, ему надлежало пройтись с оператором рядом с горячими точками, а потом завернуть в этот материал душещипательную историю про ужасы Аль-Каиды – стоит отметить, что доставка репортёров в зоны террористического риска обошлась в четверть годового дохода посредственное региональной службы новостей, но по плану предполагалось, что зафиксированные эпизоды будут проданы компании покрупнее, точнее, ещё не зафиксированные эпизоды были уже проданы за дешёвый аванс, и как только дело было бы в шляпе, договор должен был закрыться, а прописанные в нём суммы улететь в карман директории студии. Что-то пошло не так, когда горячая точка действительно превратилась в горячую, и Джим со своим материалом влетел прямым попаданием в процедуру разоблачения диверсионной агитации. Говоря простым языком, свиное ухо вышло просто отменным: свернулось в клубочек говна и, изображая футбольным мяч, забило гол в свои же ворота. Вместо того, чтобы углядеть антиисламскую пропаганду, военное представительство штатов углядело заготовку для подрыва репутации страны. Всё б ничего, студии, находящейся на подсосе своему федеральному закупщику, было выгодно обелить мотивы, по крайней мере, прояснить получившееся недоразумение. Если бы Джима на пару с оператором вначале не перехватила оппозиция. Забавная ситуация: обе стороны трактовали в силу каждой из позиций, и каждая нашла на съемке компромат. Хотя на деле ничего невероятного там не было. Не помогло избежать срока за политическое преступление и сохранение полного нейтралитета «я просто делал свою работу, ничего не знаю, отпустите». Джиму благополучно впаяли срок – так, на всякий случай, а обработанная такой чудесной новостью жена запустила бракоразводный процесс с заочным предписанием на запрет каких-либо контактов. Теперь Джим Гилмор – разведёнка на зоне, а бывшая жена переквалифицировалась в мать-одиночку. Это были вынужденные меры: на руках будущее дочери, а потенциальные обвинения в соучастии снижали бы гарантию этого будущего в каком-либо из благополучных ключей. По крайней мере, Джиму хотелось верить, что это был всего лишь вопрос рациональности, и успокаивал себя этим. Его умнички прорвутся, и всё у них будет хорошо. А он…а он будет рассчитывать на успех с апелляцией и пересмотром личного дела. Предприимчивые и не особо адвокаты сменяли друг друга, как времена года, но Джим не терял надежду выкарабкаться и раз за разом сотрудничал с любым следствием, однако каждый раз происходил затык на показаниях студийного руководства. Его попросту не было, как и самой студии. Почти все – либо просто сняты с должностей, либо сами находились под долгосрочным следствием. Кому-то даже свезло слинять в Европу как политическому беженцу. Лишь к ноябрю 2011 года с Джима были сняты обвинения. В декабре этого же года завершился и сам военный конфликт. Итак, Джиму тридцать восемь, ни семьи, ни карьеры, ни гроша за душой, в наличии только вызывающая сомнения судимость. Ага, поди докажи, что почти восемь лет проторчал ни за что ни про что, поди докажи, что не тронулся умом (не то, чтобы и впрямь тронулся, скорее стал подвержен конспирологическим теориям). Жизнь придётся начинать с нуля и желательно в какой-нибудь сравнительной глуши, где ни у кого не вызовут вопросы липовые документы. А что ещё оставалось делать? Он так боролся за свою свободу не для того, чтобы прозябать на дне мусорного бака. От увлечений политическими заговорами, как оказалось, рукой подать до паранормальщины. Мозг на отлично переварил прожитое и предложил немного свихнуться. От такого щедрого предложения Джим не стал отказываться. Нет, не подумайте, никаких буйных психозов, просто однажды Джим вон пошёл охотиться на южноамериканского бигфута и поймал альпаку. То был весьма странный день, и то была альпака прямо с характером. Сначала она оказывалась есть, потом отказывалась не есть, отказывалась мыться, а потом отказывалась вылезать из ванной. Но зато это была очень обнимательная альпака, и Джим возвращал её на ферму скрепя сердце. Примерно в этом промежутке он понял, что если не найдёт достойное себе применение, то крыша конкретно поедет, и обзавёлся значком в виде альпаки в знак благодарности за стоп-сигнал своему начинающемуся алкоголизму.
Обзавёлся навыком огнестрела и хранит мини-складик пушек в отключенном морозильнике. Полезный в быту и соберёт целый шкаф из говна и палок. Но плохо ладит с особо сложной электроникой, все эти высокие технологии для него – это какие-то шайтан-машины. Нереально хорошо разбирается на местности, если это не торговый центр. Если торговый центр, то машем на прощание: запутался, потерялся и нуждается в спасении. Увлекается нонфикшн литературой категории «г». Любит уродские боевички и видео с щеночками.
1 и 3
Две банановые хуба бубы и можете звать как угодно.
Мы приходим из темноты и в ней же пропадает наша душа после смерти. В Тени сокрыты великие чудеса, но и леденящую кровь ужасы. Секреты, которые она хранит, человеческому вниманию недоступны, да и не предназначены для него. Блэквуд открывает перед вами свои двери, путники, сможете ли вы найти в себе нужную смелость, чтобы противостоять тёмным силам, окутывающим этот город. И самое важное, достаточно ли вы бесстрашны, чтобы выяснить откуда берутся сны?
Если вы отчаянный перец, то можно помочь мне и поискать опечатки, потому что я всё ещё сплю. А ещё можно позадавать вопросы и пробежаться глазами на предмет всякого важного, что не упомянули в расовом описании.
> помощник шерифа; (в прошлом телохранитель принца восточного королевства в мире сид)
— что с крыльями?
— работа нервная.
ее настоящее имя — данное двести тринадцать лет назад теми, о ком не осталось никаких воспоминаний — не ложится на заплетающийся от водки и сока язык, и женщина просит человека напротив придумать новое. он по-пьяному щурится и говорит: «ладно, будешь мойра». она соглашается, мойра — неплохое имя, не хуже и не лучше других, точно такое же, как и любое другое людское имя. женщина крутит на деревянной поверхности барной стойки револьвер и ждет на кого укажет дуло. указывает на нее, и она стреляет.
пустая ячейка — вместо пули глухой щелчок. мойра пожимает плечами: «видимо, не сегодня», — и опрокидывает в себя еще шот. лопатки чешутся, мойра хочет взять охотничьей нож и разрезать их вдоль с каждой из сторон, но сложенные кости крыльев продолжают терзать нутро. эта боль станет привычной, как и кислый привкус дешевого алкоголя во рту. мужчина, давший ей имя, берет револьвер и крутит барабан — его мозг останется на задней стенке бара, а мойра допьет со дна бутылки и чихнет от запаха пороха. из кармана свежего мертвеца она достанет пустой бумажник и мятую десятку, бросит купюру бармену и хлопнет по нагрудному карману мужчины. на улице мойра закурит сломанную сигарету, глядя как над линией горизонта поднимается раскаленный шар.
чувство свободы теплится на кончиках пальцев, расползается по телу раскаленным железом, что с наступлением сумерек застывает оковами вокруг шеи. вышколенная до белизны на костяшках пальцев, мойра обматывает вокруг кулаков эластичный бинт и спускается по влажной лестнице. пропускает на ринге удар, но на коже остается только чужая кровь. шея противника хрустит, этот звук похож на тот с которым отсчитывают купюры и швыряют ей под ноги за победу. гордость пропитана ностальгией, и мойра отказывается от нее, наклоняется и подбирает плату за бой под ухмылки и грязные фразы в лицо. в комнате шесть на восемь она падает на грязный диван и не думает о том, как докатилась до подобного. эта ее лучшая черта, то за что ее так ценили: она может подстроиться под любые обстоятельства.
— нужно быть готовым ко всему, — говорила она, закинув руки за голову и глядя в то, как кучерявые завитки облаков неспешно протекают сквозь небо. все вокруг было пропитано этой святой неспешностью, но дочь главы королевской стражи была слишком нетерпеливой для этой жизни, обладая слишком горячим сердцем, она раз за разом спешила жить, побеждать, доказывать что мир вокруг что-то да значит. ей говорили, что с годами это пройдет, но с годами пришел только авалон, и своим смехом он колол ей руки и сердце. — никогда не знаешь, когда начнется война, а когда позовут к ужину.
— и ты прямо таки готова? — голос принца трелью разносился по воздуху. молодой, живой и такой непоседливый, он олицетворял собой все, что юная дева войны любила; все что желала защитить всем сердцем.
— конечно, — от его недоверия, нефилим хмурится и обиженно дует губы, — ко всему и всегда. иначе бы вас мне не доверили, ваше высочество.
в отражении то, что осталось от красоты о которой писали в легендах. синяки на молочной коже и глубокие ссадины, которые мойра дезинфицирует джином: 1/5 на ранение, 4/5 в себя. у нее нет дома или семьи, ночлежка, когда попадется и сухая листва под головой, если не так везет. все вокруг по-сумасшедшему крутится и бежит, авалону это нравится — он единственное, что она сохраняет в памяти, что по-настоящему важно. мойра думает, что ему бы не понравилось то, кем она стала, и сплевывая на обочину густую кровь, она покупает в магазинчике у дороги карту. привязываться к чему-то страшно, она уже (всего) двадцать лет следует без точек а и б на пути. черные крылья вспарывают ей спину, когда она остается одна среди деревьев вдали от посторонних глаз: нефилим с заботой проводит по оперению загрубевшими пальцами и укрывается своим естеством, как куполом.
но она может исправиться. стать чем-то большим, чем потерянной во вседозволенности чужого мира женщиной, найти место, которое захочется защищать так же сильно, как когда-то (совсем недавно) хотелось оберегать юного сидхе. мойра разливает на карту кофе и «блэквуд» остается на бумаге мутным пятном с привкусом сахарозаменителя. мойра тянет руку и ловит старый, покрытый коррозией по кузову джип. «подбросишь? — в эту дыру? — ага — ладно, если найдем там приличный паб, ты угощаешь». в машине играет битлз, и мойра пересекает черту города под завывания джона леннона.
i know ill often stop and think about them
in my life i love you more
л а у р и н д и э
— вам понятен приговор?
она смотрит на них равнодушно, сложив опечатанные руки за спиной, задрав голову к трибуналу, что бросает кости на ее жизнь. что бы они не решили, от позора ей уже не отмыться: личную охрану принца обвиняют в измене. сейчас мойра не помнит виновна ли она в тех грехах, и ее голова покорно сложена на плаху, как когда-то была готова ее сложить лауриндиэ. ей все понятно, и она кивает. гордость, с которой она идет в свое последнее пристанище не восхищает — иначе такие как она уходить попросту не умеют.
— моя семья служит королевском дому со дня его основания, — слова запечатаны в затуманенном сознании, — я верна принцу, и если ему будет угодно, я проткну свою грудь мечом или как последняя дворняга позволю решить свою судьбу топору палача.
она так хотела все успеть, что везде опоздала.
вместо смерти голос юного принца и протянутые руки, об которые она готова тереться, как преданная сука. вся ее жизнь заключена в имени «авалон» — это и называют собачья верность. хозяин отдает приказ жить, лауриндиэ скулит и скалится на условия. изгнание в мир людей хуже смерти. обрывки воспоминаний, вместо цельной картины в голове — она сможет сохранить лишь крупицы того, чем жила лауриндиэ, и этого ей хватит для того, чтобы начать все заново.
чтобы не знать в чем смысл, скитаться по городам без цели и толку, просыпаться на холодной земле и губами повторять имя хозяина. гордость втопчет мысом армейских ботинок с окурком от сигареты; верность идеалам выйдет из нее паром теплого воздуха из-за рта зимним вечером; четкий порядок дня выменяет на бутылку виски; лауриндиэ забудется на страницах памяти, как белье в пропахшем отходами мотеле. мойра уберет за пояс табельный пистолет и пожалеет шерифу доброе утро.
> в городе уже восемь лет, три из которых занимает должность помощника шерифа — волонтер в больнице, на субботниках и везде, где требуется хоть какая-то помощь, именно за этот альтруизм и была отмечена горожанами как одна из самых благоприятных фигур.
> по документам тридцать восемь лет, место рождения небольшое поселение на севере штата. о себе и своих корнях предпочитает лишний раз не распространяться.
дочь главы королевской стражи, назначенная на должность личной охраны принца — этой характеристики должно хватить для того, чтобы сложить представление об уровне боевой подготовки мойры. ей присущи нечеловеческая силая, выносливость и прочие атрибуты ее расы, помноженные на жесткие тренировки и военное воспитание. она идеальный солдат, который быстро приспосабливается к любым условиям и не знает слова «усталость». ей нет равных в рукопашной схватке, а так же в том, что касается драки на мечах и большей части холодного оружия. перебравшись в мир людей научилась пользоваться пистолетом, но все еще предпочитает полагаться на физические данные, а не пулю.
развит телекинез, но использует его по большей части только в бытовых аспектах жизни. для того, чтобы мойра применила магию во время драки должно сложиться слишком много звезд, начиная от усталости и заканчивая высоким риском для чьей-то жизни, поэтому можно сказать, что этим даром нефилим пользуется редко.
хорошо приспособлена к жизни самостоятельно и вообще любому выживанию. больше предпочитает экстремальные условия быта, нежели комфортные, в лишней роскоши не видит смысла. по сути ей хватает коврика на полу для сна и банки пива в холодильнике на завтрак. готовит вкусно, но для себя этого делать не станет.
при первом посещение мира людей (ловле сбежавшего принца) столкнулась со странным и агрессивным существом, которое на нее напало. позднее мойре объяснили, что эта машина смерти зовется кошкой, и она является домашним питомцем, но особой любви между нефилимом и этими тварями так и не образовалось. самое близкое к чувство страха испытывает во время грозы и молний, предпочитает не совать нос на улицу в это время.
> предпочтений в игре нет, люблю как личные эпизоды, так и общие квесты;
> обращайтесь как удобнее, афи и мойва одинаково подойдут. шуточки про овервотч приветствуются и поощряются орбом на дамаг в лицо.
Aaron Stanford
JIM GILMOUR / ДЖИМ ГИЛМОР
42 у.о.
Human being (if u dare)
Корреспондент «Сверхъестественное сегодня»
Несмотря на схожесть с убойным пьяницей, Джим не злоупотребляет уже больше года и практически не бомжует. Так, иногда, по настроению. Временами тормозит и подлагивает. Джим Гилмор – не из тех, кого необходимо выставить придурком, потому что он и сам в этом справляется (но не особо усердно, от случая к случаю). Вследствие довольно традиционного воспитания и жахнувших в трубу добрых восемь лет Гилмор всё ещё пытается догнать прогресс своими взглядами, поэтому предпочитает поменьше удивляться (вслух) и почаще молчать (тоже вслух). Всегда готов к подвоху, но на самом деле вообще ни к чему не готов. Словом, параноик – однако не в критичном состоянии. Искренне уверен, что умудрился сохранить эмоциональное равновесие, и очень этому рад. Практически не потерял доверия к людям, в обратную же сторону – лоялен на все сто. Огорчишь – получишь в морду, как видите, ничего радикального. Самокритика в норме, но иногда нужно ткнуть, когда облажался и не понял этого. В регулярном шоке от жизни. Надеется, что это когда-нибудь пройдёт, и просто реагирует «угу, понял», даже если совсем не угу и не очень-то и понял. И даже если мозг полыхает с вопросом «чевоблять». Строго не судите (вставить шутку по вкусу), Джим просто пытается быть социально…приемлемым. Не болтливый, но это уже не наживное, а природное. Красноречие растерялось там же, где и те восемь лет жизни. Впрочем, пообщаться всегда рад, просто не каждую тему способен поддержать, некоторых, например, политических банально остерегается. А ещё остерегается сойти за шизофреника и про своё серьёзное отношение к сверхъестественному умалчивает, если не уверен в сходных взглядах собеседника. Собственно, из тех же соображений в статьях подписывается редакцией «Сверхъестественное сегодня» (и потому что не хочет лишний раз светить именем). Ненавидит лотерейные билеты. И киви. Киви тоже ненавидит, потому что от этой зелёной поганки во рту всё царапает. Выглядит, как человек, у которого каждый день на релаксе – всё благодаря любимому изречению Джима. Цитируя приводим: «Ээээ..?» Из всех форм кретинизма абсолютно точно отсутствует топографический. Джим всегда знает, где находится, откуда шёл и куда нужно идти. Если жизнь подкидывает лимоны – нахуй лимоны, несите апельсины. Это новый девиз, надеемся, что поможет. Определённо тот человек, которого не придётся уговаривать что-то выяснять, всегда согласен сопроводить в самых сомнительных мероприятиях. Отчаянно не отчаивается и вообще зрит почти что оптимистично, ну, по крайней мере, снова начал. Добрый дядька и крайне отзывчивый, помогать не то, чтобы любит, скорее делает это из принципа «кто если не я».
Джим родом из маленького городка, настолько, что всегда терялся в этих чёртовых гипермаркетах («я просто позвоню и спрошу, где это находится, нет, я обязательно найду сам херов сахар песок...и зелёный тюбик с какой-то там свежестью, но какой? Альпийской? Но он синий. Лимонной? Вроде зелёное? Нет, это неправильно как-то, лимоны же жёлтые, ну что за блять», — ругается он мысленно и вытаскивает бумажку, — «лаймовой, лаймовая свежесть, стоп, я ж её и держу... Так всё это время ты был не лимоном?!»), когда съехался со своей женой. В то счастливое время Гилмор был начинающим журналистом и батрачил закадровыми текстами. Амбициозные планы он не особо строил и держался достойным среднячком, но всегда был готов поймать за хвост рыбку покрупнее. Джиму, впрочем, та полоса казалась вполне себе удачной: и семья, и работа, и где-то вдалеке маячащие перспективы. Для человека, которому светило будущее грузчика, он плодотворно постарался занять место в системе американской мечты, и до поры до времени жизнь подозрительно текла как по маслу. Когда нарисовалась первая командировка, страна находилась в плотном кольце политической пропаганды администрации Буша, и буквально каждый новостной дистрибьютер бросал свои силы на многообразные расследования террористических преступлений в регионах исламского востока – не столько из соображений совести, сколько из соображений лёгкой наживы. Журналистика – это преобразование дамской сумочки в свиное ухо. И наоборот. Многого от Джима не требовалось, ему надлежало пройтись с оператором рядом с горячими точками, а потом завернуть в этот материал душещипательную историю про ужасы Аль-Каиды – стоит отметить, что доставка репортёров в зоны террористического риска обошлась в четверть годового дохода посредственное региональной службы новостей, но по плану предполагалось, что зафиксированные эпизоды будут проданы компании покрупнее, точнее, ещё не зафиксированные эпизоды были уже проданы за дешёвый аванс, и как только дело было бы в шляпе, договор должен был закрыться, а прописанные в нём суммы улететь в карман директории студии. Что-то пошло не так, когда горячая точка действительно превратилась в горячую, и Джим со своим материалом влетел прямым попаданием в процедуру разоблачения диверсионной агитации. Говоря простым языком, свиное ухо вышло просто отменным: свернулось в клубочек говна и, изображая футбольным мяч, забило гол в свои же ворота. Вместо того, чтобы углядеть антиисламскую пропаганду, военное представительство штатов углядело заготовку для подрыва репутации страны. Всё б ничего, студии, находящейся на подсосе своему федеральному закупщику, было выгодно обелить мотивы, по крайней мере, прояснить получившееся недоразумение. Если бы Джима на пару с оператором вначале не перехватила оппозиция. Забавная ситуация: обе стороны трактовали в силу каждой из позиций, и каждая нашла на съемке компромат. Хотя на деле ничего невероятного там не было. Не помогло избежать срока за политическое преступление и сохранение полного нейтралитета «я просто делал свою работу, ничего не знаю, отпустите». Джиму благополучно впаяли срок – так, на всякий случай, а обработанная такой чудесной новостью жена запустила бракоразводный процесс с заочным предписанием на запрет каких-либо контактов. Теперь Джим Гилмор – разведёнка на зоне, а бывшая жена переквалифицировалась в мать-одиночку. Это были вынужденные меры: на руках будущее дочери, а потенциальные обвинения в соучастии снижали бы гарантию этого будущего в каком-либо из благополучных ключей. По крайней мере, Джиму хотелось верить, что это был всего лишь вопрос рациональности, и успокаивал себя этим. Его умнички прорвутся, и всё у них будет хорошо. А он…а он будет рассчитывать на успех с апелляцией и пересмотром личного дела. Предприимчивые и не особо адвокаты сменяли друг друга, как времена года, но Джим не терял надежду выкарабкаться и раз за разом сотрудничал с любым следствием, однако каждый раз происходил затык на показаниях студийного руководства. Его попросту не было, как и самой студии. Почти все – либо просто сняты с должностей, либо сами находились под долгосрочным следствием. Кому-то даже свезло слинять в Европу как политическому беженцу. Лишь к ноябрю 2011 года с Джима были сняты обвинения. В декабре этого же года завершился и сам военный конфликт. Итак, Джиму тридцать восемь, ни семьи, ни карьеры, ни гроша за душой, в наличии только вызывающая сомнения судимость. Ага, поди докажи, что почти восемь лет проторчал ни за что ни про что, поди докажи, что не тронулся умом (не то, чтобы и впрямь тронулся, скорее стал подвержен конспирологическим теориям). Жизнь придётся начинать с нуля и желательно в какой-нибудь сравнительной глуши, где ни у кого не вызовут вопросы липовые документы. А что ещё оставалось делать? Он так боролся за свою свободу не для того, чтобы прозябать на дне мусорного бака. От увлечений политическими заговорами, как оказалось, рукой подать до паранормальщины. Мозг на отлично переварил прожитое и предложил немного свихнуться. От такого щедрого предложения Джим не стал отказываться. Нет, не подумайте, никаких буйных психозов, просто однажды Джим вон пошёл охотиться на южноамериканского бигфута и поймал альпаку. То был весьма странный день, и то была альпака прямо с характером. Сначала она оказывалась есть, потом отказывалась не есть, отказывалась мыться, а потом отказывалась вылезать из ванной. Но зато это была очень обнимательная альпака, и Джим возвращал её на ферму скрепя сердце. Примерно в этом промежутке он понял, что если не найдёт достойное себе применение, то крыша конкретно поедет, и обзавёлся значком в виде альпаки в знак благодарности за стоп-сигнал своему начинающемуся алкоголизму.
Обзавёлся навыком огнестрела и хранит мини-складик пушек в отключенном морозильнике. Полезный в быту и соберёт целый шкаф из говна и палок. Но плохо ладит с
особо сложнойэлектроникой, все эти высокие технологии для него – это какие-то шайтан-машины. Нереально хорошо разбирается на местности, если это не торговый центр. Если торговый центр, то машем на прощание: запутался, потерялся и нуждается в спасении. Увлекается нонфикшн литературой категории «г». Любит уродские боевички и видео с щеночками.1 и 3
Две банановые хуба бубы и можете звать как угодно.
Aaron Stanford
корресподент – Джим Гилмор [человек]
добро пожаловать,
нокона, джим
Мы приходим из темноты и в ней же пропадает наша душа после смерти. В Тени сокрыты великие чудеса, но и леденящую кровь ужасы. Секреты, которые она хранит, человеческому вниманию недоступны, да и не предназначены для него. Блэквуд открывает перед вами свои двери, путники, сможете ли вы найти в себе нужную смелость, чтобы противостоять тёмным силам, окутывающим этот город. И самое важное, достаточно ли вы бесстрашны, чтобы выяснить откуда берутся сны?
› компас, что укажет ориентир
нажав на своё имя, ты попадешь в личный кабинет
архивного сообщества.
не забудь подписаться на новости!