Особенно "Афоня"

 Вот его я прям долго собираюсь посмотреть, но как-то всё не дохожу. Пора бы

Я хочу перед НГ пересмотреть новогодние мьюзиклы-сказки.))

 Мы в том году 31-го как раз смотрели Вечера на хуторе и Золушку. Даже куранты пропустили хд

Все-таки какой-то особый вайб уже неповторим.))

 Мда. Смотрю того же Гарри Поттера. Как я визжу с третьей части, где атмосфера, визуал и всё-всё-всё

Или даже фильмы конца 80-х начала 90-х.

Какие производственные мощности сейчас есть, а вот не получается на уровне сделать всё равно

Все дурачки должны сделать сосать + лежать

Сейчас ещё попались видосы про эйчаров и начальников, такой цирк!

А ещё мне писала компания, очень похожая по описанию на ту, из которой я ушла

Сначала просто предложили пообщаться по вакансии, потом резко попросили анкету заполнить. Я честно написала, что плохо отношусь к переработкам (но за х2 базар-вокзал), мне не нравится критика (но отрабатывать есессно её буду), и нужно понимать, что новому сотруднику нужен ментор и онбординг нормальные

Больше они мне не писали хд

И я рада, на самом деле

тож не люблю критику в формате «а почему»

"А почему он, а не я? А когда я поеду в Египет?"

Руслан видел, как Регина кивнула - этот стремительный, почти отчаянный жест заставил его кровь вспыхнуть. Каждый её вздох, каждое движение языка по губам отзывалось в нём мгновенной, животной реакцией. Он чувствовал, как напрягаются его собственные мышцы, сдерживая порыв схватить её и прижать к стене прямо сейчас.

- Мы можем пойти в спальню или сделать это здесь. Только мне нужны презервативы. Я...возьму их?

Её голос звучал сдавленно, но под этой натянутой сухостью он услышал откровенный призыв. Слова о презервативах прозвучали между ними как откровенное признание, и он почувствовал, как горячая волна желания прокатилась по всему телу. Это вызвало у него резкий, почти болезненный прилив страсти. В этом простом вопросе было столько скрытой чувственности, что его пальцы непроизвольно сжались.

- Конечно, возьми, - прозвучало низко и густо, с явственной хрипотцой в голосе.

Он сделал паузу, чувствуя, как нарастает напряжение. Его дыхание стало глубже, грудь заметно вздымалась. Когда он выпрямился, его взгляд прилип к её дрожащей губе, и он мысленно уже чувствовал её вкус на своих губах.

Его уход был медленным, нарочито сдержанным, но каждый мускул его тела был напряжён, спина выпрямлена, выдавая готовность и силу. За дверью спальни он на секунду прислонился к косяку, чувствуя, как дрожь желания пробегает по всему телу. Глубокий вдох наполнил лёгкие воздухом, пахнущим ею - и этой ночью, что должна была наконец наступить.

Комната дышала густым, медово-янтарным светом, будто сама была соткана из тёплого вечернего воздуха. Мягкая лампа на тумбочке разливала вокруг себя ровное золотое сияние, которое стекало по стенам, приглушало углы, делало всё чуть размытым, туманным, но оттого только уютнее. Большая кровать с широким изголовьем и тяжёлым пледом казалась не просто местом для сна - она напоминала тихую бухту, куда можно войти и больше не думать о мире снаружи. Ткань была плотной, тёплой, матовой, цвета обожжённой глины, как будто кто-то собрал все оттенки заката и разложил их по слоям.

По стене висели два небольших рисунка - простые, почти минималистичные пейзажи, в которых угадывался ветер, песок, горизонт; они давали комнате ощущение спокойствия, будто за её пределами тоже тихо. Шторы спадали тяжелыми складками, густыми, как театральный занавес перед самой интимной сценой жизни. Под окном дремал цветок - тёмный силуэт среди янтарного света, ещё один штрих уюта, не требующий внимания.

В креслах, расставленных у стены, была какая-то старомодная прямота: словно они знали сотни чужих историй, но молчали, мягко поддерживая атмосферу комнаты. И весь этот интерьер, тёплый, глубокий, закутанный в полумрак, казался не просто спальней, а пространством, которое само приглашало замедлиться, дышать тише, говорить мягче и оставлять на кровати тепло своего тела, как тайну.

Дверь в спальню закрылась за ним с тихим, но окончательным щелчком, и пространство вокруг мгновенно преобразилось, наполнившись густым, почти осязаемым ожиданием. Воздух здесь был иным - тёплым, неподвижным, пропахшим древесиной старого комода. Руслан медленно провёл ладонью по лицу, словно стирая последние следы повседневности, и его пальцы ощутили лёгкую дрожь, бегущую под кожей. Он не спешил, сознательно растягивая эти последние мгновения перед её приходом, смакуя нарастающее напряжение, подобное тихому, но неуклонному натягиванию струны.

Регина пришла.

Воздух в комнате был прохладен, но в тот миг, когда ладонь Руслана коснулась кожи Регины, пространство содрогнулось от вспыхнувшего между ними жара. Его прикосновение теперь было лишено прежней неспешности - в нём читалась вся сила нетерпения, вся ярость сдерживаемого желания. Пальцы, ведомые голодным, почти животным инстинктом, впились в её запястье, прижимаясь к тому месту, где под тонкой кожей отзывалась частая, трепещущая пульсация лучевой артерии. Он чувствовал, как её кровь стучит в такт его собственному учащённому сердцу, и этот общий ритм был громче любых слов. Вся комната, всё мироздание сузилось до этой точки соприкосновения, где её плоть отвечала его плоти, и любое промедление казалось немыслимой пыткой.

- Какая же ты... - его голос сорвался, когда руки двинулись к ее груди.

Его пальцы с точностью анатома легли на выпуклые формы, ощущая под тонкой кожей структуру молочных желез. Большие пальцы провели по ареолам, чувствуя, как под их давлением соски наливаются кровью, превращаясь в твердые, сверхчувствительные бутоны. Каждое прикосновение к этим эрогенным зонам заставляло тело выгибаться, посылая волны удовольствия прямо в низ живота.

Его губы, сохранившие прохладу только что выпитой воды, прикоснулись к тому месту на ее шее, где биение жизни было почти осязаемым. Но теперь его движение продолжилось вниз, к самой сути её женственности. Пальцы скользнули между влажных складок, исследуя анатомию страсти: напряженный клитор, пульсирующий под легкими касаниями, малые половые губы, набухшие от притока крови, преддверие влагалища, уже готовое принять его. Воздух наполнился терпким ароматом возбуждения - смесью феромонов и влагалищных выделений, создававших уникальный биохимический коктейль страсти.

- Сделай глубокий вдох, - прошептал Руслан, и его пальцы продолжали свое влажное исследование, ощущая, как стенки влагалища ритмично сжимаются в такт дыханию Регины. - Я хочу сделать тебе очень приятно. Выдох, - скомандовал он тише, и его большой палец нашел клитор, совершая точные круговые движения, от которых ее тело содрогалось.

Он повторил это снова, создавая петлю сенсорной перегрузки: ледяные акценты на новых точках пульса, властный контроль над дыханием, чтение трепета ее плоти. Их тела стали единым биологическим механизмом.

Руслан, наконец, позволил губам найти ее губы. Поцелуй был глубоким, медленным, возвращающим дыхание, которое теперь стало их общим, горячим и прерывистым. Его язык, исследуя влажную теплоту её рта, нашел её язык, и их ритмичные движения создавали танец, от которого кровь сильнее приливала к его уже напряженному члену. Он чувствовал, как тот пульсирует в такт ускоренному сердцебиению, прижимаясь к её бедру через ткань одежды, и каждая такая пульсация была немым требованием плоти.

Одной рукой он продолжал стимулировать её грудь. Его пальцы сжимали упругую плоть молочной железы, а большой палец с почти хирургической точностью находил затвердевший сосок и проводил по нему круговые движения, чувствуя, как ареола вокруг сжимается, а её спина выгибается в ответ. Другая его рука, словно ведомая магнетическим притяжением, скользнула по её животу вниз. Его ладонь легла на лобок и поползла ниже.

Руслан старался пробудить её тело этой игрой - нескончаемым потоком контрастов, играя на самых тонких струнах физиологии. Его собственное тело горело, и единственной мыслью, отбивавшейся в такт пульсу в висках, было нарастающее, нестерпимое давление в основании его члена, предвкушение той минуты, когда ткань перестанет быть преградой. Стремился подтолкнуть её не просто к соединению, а к продолжению.

- Вдох, - прошептал он у самого ее уха, и в такт ее глубокому вздоху его пальцы медленно и нежно раздвинули ее половые губы, обнажая влажное тепло. Воздух наполнился терпким ароматом ее возбуждения. - Выдох, - скомандовал он тише, и в момент, когда воздух покидал ее легкие, его большой палец начал плавные круговые движения вокруг ее клитора, уже набухшего и пульсирующего.

Он читал ее тело как раскрытую книгу. На очередном вдохе два его пальца мягко вошли в нее, ощущая, как внутренние мышцы влагалища сжимаются в ответ. На выдохе его язык заменил пальцы у клитора - горячий, влажный, неумолимый.

С каждым циклом дыхания он усиливал интенсивность. Вдох - и его пальцы глубже проникали в нее, находя те ритмичные сокращения, что рождались в самой ее основе. Выдох - и его язык ускорялся, доводя до пика напряжение, копившееся в ее теле.

- Дыши, - приказал он, чувствуя, как ее бедра начинают непроизвольно двигаться в такт его ласкам.

Ее дыхание превратилось в серию коротких прерывистых вздохов, и он подстроился под этот новый ритм - теперь каждый ее выдох встречал точные вибрирующие касания, а на вдохе его пальцы замирали, продлевая мгновение томления. Когда ее тело затряслось в первой волне оргазма, он не остановился, а лишь сместил фокус, помогая ей пройти через все последующие спазмы, пока ее дыхание не выровнялось, а все ее существо не обмякло в его руках.

Воздух в комнате загустел до состояния тягучего мёда, каждый вздох давался с усилием, насыщенный испарениями возбуждённой кожи и терпким ароматом страсти - смесью пота, феромонов и едва уловимого запаха женского возбуждения.

Всё его существо, каждый нерв и каждая клетка, были настроены на Регину, на малейшие вибрации её тела. Его собственное желание, пульсирующее горячей волной внизу живота, он отодвинул на второй план, превратив его в источник терпения и концентрации. Его пальцы, скользящие по внутренней поверхности её бедра, были не просто прикосновением - они были сложным инструментом исследования, ищущим не эрогенную зону, а именно ту единственную точку, малейшее прикосновение к которой заставляло её кожу покрываться мурашками, а дыхание - срываться в прерывистый, короткий вздох. Он запоминал каждый такой отклик, составляя в уме карту её наслаждения.

Его губы, обжигающие и влажные от её поцелуя, отрывались от её губ лишь для одной цели: чтобы проследить за изменением в её лице. Он ловил мгновение, когда её веки смыкаются в немом блаженстве, когда её зрачки расширяются от прикосновения его языка к затвердевшему, как бутон, соску. Он наблюдал, как её шея выгибается, подставляя новую, нетронутую кожу для его губ, и это движение было для него красноречивее любых слов. Каждое его движение: круговой палец у её запястья, ладонь, скользящая по ребрам, губы, приникающие к чувствительной коже за ухом - было безмолвным вопросом. А её сдавленный стон, учащённое дыхание, непроизвольное сокращение мышц живота - желанным, выстраданным ответом.

Руслан был не охотником, стремящимся насытиться, а внимательным, до одержимости, исследователем, составившим своей единственной целью не взять, а отдать. И величайшей наградой для него, ради которой он был готов терпеть собственное напряжённое желание, был её тихий, срывающийся от наслаждения крик, когда его пальцы, наконец, находили тот самый, идеальный для неё ритм и давление, что заставляли всё её тело трепетать и выгибаться в предвкушении пика, которого он так жаждал для неё.

Зашелестела упаковка презерватива. Теперь его собственная анатомия вступила в игру. Его член, напряженный и тяжелый, пульсировал в такт сердцебиению. Головка, покрытая каплями предэякулята, с нетерпением искала входа. Когда он, наконец, вошел в нее, воздух наполнился влажными звуками их соединения - мягкое шлепанье кожи о кожу, приглушенные стоны, прерывистое дыхание. Каждый толчок заставлял его яички плотнее прижиматься к ее промежности, а ее влагалище обхватывало его ствол все теснее.

Пот, смешиваясь, создавал на коже соленую пленку. Запах секса становился все интенсивнее. Звуки их соединения сливались в примитивную симфонию. Каждое движение было идеально синхронизировано - таз к тазу, грудь к груди, губы к губам.

Каждое движение его таза посылало новый импульс удовольствия по напряженному стволу его члена, который был полностью поглощен влажной, обжигающей плотью её влагалища. Его руки, впившиеся в её бёдра, ощущали, как под кожей напрягались ягодичные мышцы, как её тело полностью отдается этому грубому единению.

Он чувствовал, как под его ладонями, впившимися в податливую плоть, смещаются целые пласты реальности, словно тектонические деформации, готовые к неминуемому катаклизму. Их тела становились породами, высекающими искры яростным трением, а пот, струившийся по напряжённым спинам, был подобен магме, пробивающейся из самых сокровенных глубин. Воздух наполнялся звуком их соединения - влажным шлепком кожи, прерывистыми выдохами и низкими стонами, вырывавшимися из самой глубины их глоток.

Его сознание, отрешённое от всего мирского, фиксировало малейшие нюансы этого физиологического симбиоза. Одной рукой он с почти варварской требовательностью впивался пальцами в бедро Регины, ощущая, как мягкие ткани сжимаются под его властным нажимом, в то время как пальцы другой руки скользили по изгибам её позвоночника с ювелирной точностью, считывая тайные послания, начертанные на её коже самой природой. Этот тактильный диссонанс, грубая сила и виртуозная точность, создавал сенсорную бурю, сводившую на нет всё, кроме осязания. Он намеренно усугублял её, прикладывая к её ключице прохладные, влажные от питья губы, в то время как его тело продолжало источать обжигающий жар, а пальцы, вымазанные в мёде, сладком и липком, скользили вокруг её клитора между толчками, создавая шокирующий контраст температур и текстур, от которого её тело содрогалось в новых спазмах наслаждения.

- Ты вся горишь, - прошептал он, и его голос звучал хрипло и прерывисто.

Руслан чувствовал, как их пульсы, вначале бегущие вразнобой, постепенно синхронизируются, подчиняясь единому ритму, задаваемому движением его таза. Её сердцебиение, отдававшееся в его ладонях, прижатых к её рёбрам, сливалось с гулом в его собственных висках, и это уже был не просто секс, а хищный симбиоз, где он был одновременно и охотником, и добычей.

В этом взаимном поглощении стирались все границы, и оставалась лишь биологическая правда: два организма, следующие императиву, написанному миллионами лет эволюции. Кровь, прилившая к коже, делала её раскалённой, как металл в горне, а их соединённые тела напоминали два расплава, готовых смешаться в единый сплав, где уже невозможно было определить, где чья сталь. Каждое движение рождало новые волны наслаждения, каждая капля пота становилась свидетельством их животной страсти, каждый стон - гимном этой грубой, но прекрасной физиологии.

И когда кульминация наступила, это был не взрыв, а величественный обвал, тихий и тотальный. Всё напряжение, копившееся в мышцах-породах, обрушилось единым сдвигом, разломом, разделившим время на "до" и "после". Он не кричал, а издал протяжный, сдавленный стон, чувствуя, как его собственная плоть и её плоть окончательно теряют форму, переставая быть чем-то отдельным. В наступившей тишине, нарушаемой лишь тяжёлым, прерывистым дыханием, он лежал, всё ещё ощущая внутри себя её пульсацию, словно отголосок только что пережитого землетрясения, и понимал, что ландшафт его существа изменился безвозвратно, оставив после себя лишь плодородную почву для новых желаний.

- Ты... всё хорошо?

Взгляд глаза в глаза был долгим, заставляющим Регину ощущать себя мышкой перед величественным удавом - не той, что подбросили в терариум, а той, что пришла добровольно. Дыхание скользило по губам девушки, вызывало чувство щекотки. Хотелось облизнуться, чтобы скинуть приятное ощущение, от которого бежали мурашки по коже.

- Конечно, - прохрипел Руслан. - Возьми.

Он отстранился, а Регина потянулась следом так, будто в руках у мужчины был невидимый поводок, прикованный к её шее. В тот момент не просто признавалась капитуляция - молодые люди могли стать искусным дуэтом кукловода и куклы-актрисы.

Руслан скрылся в комнате, а Регина ещё долго стояла в коридоре, даже когда презервативы уже лежали в руке. Придирчиво оглядывала себя в зеркало и дыхание волнительно сбивалось - мужчина должен был впервые увидеть её без одежды со всеми шрамами, выпирающими костями.

Ладонь легла на ручку двери, когда коридор погрузился в полумрак. Секундное промедленее, вдох как перед погружением в воду и мягкий толчок, чтобы попасть внутрь.

Воздух загустел, когда пальцы Руслана сошлись на тонком запястье. Сердце запрыгало в груди и пульс стал таким сильным, что дыхание сорвалось. В голове приятно зашумело и комплексы отступили словно волна от берега.

- Какая же ты...

Руслан выдохнул это и глаза Регины заблестели. Уши вспыхнули, а всё существо потянулось навстречу, желая услышать продолжение, ощутить себя действительно желанной, женственной, хотя бы на короткий миг.

Всё тело отзывалось на прикосновения мужчины так, будто это он создал девушку. Соски затвердели, начали ныть и с губ сорвался короткий стон, переходящий в мычание. Руки потянулись к Руслану в попытке обнять, но сорвались, царапая воздух.

Губы мужчины сошлись на тонкой коже шеи и пульс теперь был осязаем не только Региной, но и Русланом. Тело стало чувствительным настолько, что любой вдох казался полноценной прелюдией.

Пальцы раздвигали половые губы и смазка размазывалась по коже, делая движение плавнее, проще. Запах возбуждения стал таким сильным, что Регине захотелось прикрыть лицо руками.

- Сделай глубокий вдох, - прошептал Руслан, продолжая быть талантливым мучителем. - Я хочу сделать тебе очень приятно. Выдох.

Фраза ударила в голову и там случился самый настоящий взрыв. Сотни, тысячи ярких вспышек перед глазами и громкий, протяжный стон. Тонкие пальцы вцепились в плечо мужчины, сжали, пытаясь найти опору от головокружения.

Руслан был везде. Проникал дыханием под кожу, контролировал каждый вдох и выдох. Тело девушки слушалось его беспрекословно, выдавая только правильные ноты, словно пианино под пальцами виртуозного композитора.

Губы мужчины накрыли её. Поцелуй получился требовательным, властным. Регина могла почувствовать влагу их желания и прохладу рта от недавнего питья.

Оргазм накрыл с головой. Тяжёлый, он заставил тело забиться в судороге от удовольствия. Влагалище сокращалось и с большой неохотой отпускало пальцы Руслана, выплевывая смазку.

Регина не успела отдышаться. Послышался шелест разрываемой упаковки презерватива и в воздухе появился знакомый запах. Девушка сглотнула, нервно облизнула губы и ноги разошлись шире, позволяя мужчине устроиться удобнее.

Комнату огласил громкий стон, за которым послышался сдавленный писк удовольствия. Тела слились в единое целое и голова отключилась полностью, оставляя только наслаждение, что раскрывалось в звуках, прикосновениях, толчках.

Они двигались в унисон. Простыни под телами давно смялись, впитывая в себя влагу пота. Звуки стали тише и теперь стоны напоминали череду частых вдохов и выдохов. Шёпот срывался с губ непроизвольно и Регина вряд ли могла вспомнить, что именно бормотала в тот час.

Вторая волна горячего удовольствия захлестнула тело. Конечности содрогнулись, девушка выгнулась под Русланом и их кожа с противным квакающим звуком прилипла к друг другу. Сердца в груди затрепетали так сильно, что Регине и правда почудилось - они один большой организм.

Слова были излишне. Тишина комнаты нарушалась только прерывистым хриплым дыханием молодых людей и сигналом мобильного телефона, что доносился из другого помещения.

- Ты... всё хорошо? - прохрипел Руслан.

Регина в ответ кивнула и натянула на собственное обнаженное тело покрывало. Старалась не вымазать ткань смазкой и потом, а просто прикрыть выпирающие кости, небольшую грудь.

- Да, всё хорошо, - отозвалась Гребнева. - А...тебе?

Девушка встрепенулась, только сейчас осознав какой эгоистичной была сегодня.

- Я могу сделать что-то для тебя. Всё, что угодно.

Руслан увидел, как Регина кивнула быстро, почти торопливо и натянула покрывало на своё тело, словно пытаясь одновременно спрятаться и не задеть пространство вокруг. Он заметил каждое её осторожное движение, напряжённые плечи, то, как она бережно прижимает ткань к груди, будто боится испачкать его территорию своим теплом, и в нём что-то болезненно дрогнуло. Не от желания даже, а от странной нежности. Он молчал пару секунд, позволяя этому чувству развернуться, а потом медленно наклонился ближе, не касаясь, но так, чтобы Регина почувствовала его присутствие. Его взгляд мягко скользнул по её силуэтам, закрытым тканью, и в этом взгляде не было ничего оценивающего - только принятие и тепло, которое он не умел скрывать.

- Да, всё хорошо. А...тебе?

Глаза Руслана смягчились. В её голосе слышался страх, едва уловимая попытка убедить и себя, и его, что она справляется с собственными эмоциями. Руслан едва заметно выдохнул, будто бы разделяя вместе с ней это напряжение, и сел на край кровати, медленно, чтобы не создать давления. Его плечи слегка расслабились, но дыхание оставалось неровным не от усталости, а от того, что её уязвимость вызывала в нём совершенно другое волнение, глубокое, человеческое.

Руслан протянул руку не к ней, а к покрывалу, поймав краешек ткани двумя пальцами, как будто хотел убедиться, что ей действительно тепло. Но, почувствовав, что может спугнуть, остановил жест на полпути и лишь тепло посмотрел на Регину.

- Со мной всё хорошо, - произнёс он низким, немного хриплым голосом, в котором чувствовалось терпение, собранность и тихая забота. - Правда. Ты сейчас важнее.

Когда она внезапно встрепенулась, будто вспомнила о чём-то ужасно важном, и её слова вышли слишком быстрыми, слишком искренними:

- Я могу сделать что-то для тебя. Всё, что угодно.

Руслан замер. Его тело, до того расслабленное, словно собрало в себя всю тишину комнаты. Челюсть чуть напряглась, но не от раздражения - от резкого внутреннего толчка, будто её готовность, высказанная так чисто и нелепо, задела в нём что-то глубоко спрятанное.

Он посмотрел на неё долго, взглядом, от которого воздух будто стал плотнее. Его ладони, лежащие на коленях, слегка дрогнули - то ли хотелось взять её руки, то ли прижать её ближе, то ли удержать от слишком быстрой жертвенности. Он вдохнул, сдерживая внезапную, горячую нежность, в которой чувствовался почти больной страх причинить ей лишнее.

Когда заговорил вновь, голос его стал тише, мягче, ровнее, но от этого только честнее:

- Ты уже сделала. Больше, чем понимаешь.

Он наклонился ближе, и его движение само по себе стало ответом - медленным, тёплым, будто он пытался успокоить её не словами, а собой. Он не дотронулся до её щёки, хотя хотел. Не взял её ладонь, хотя это напрашивалось. Он просто приблизился настолько, что её дыхание легло ему на горло, и удержал эту близость, как что-то невыразимо ценное.

Он смотрел на неё мягко, внимательно, благодарно, и этим взглядом сказал больше, чем любая просьба или желание.

Их "побыть пару часов, пока всё высохнет" незаметно развернулись в целые выходные, будто время решило дать им отсрочку от обычной жизни. Всё началось с того, что они просто ждали стирку - сидели на кухне, болтали, смеялись над енотами, потом включили какой-то фильм фоном. Но фильм увёл их дальше: один сменялся другим, лампа в зале светила тёплым медовым светом, и Руслан вдруг поймал себя на том, что давно не чувствовал такой домашней лёгкости, будто их двоих вписали в одно дыхание. Он лежал рядом с Региной на диване, слушал её тихий смех, ощущал, как приятно проваливается внутренняя тяжесть - та, которая обычно не уходит даже после сна.

Из "просто перекусим" выросла целая импровизированная кулинарная авантюра: они жарили, резали, пересыпали специи мимо тарелок, смеялись, когда что-то падало или подгорал край. Руслан стоял рядом, иногда невольно касаясь её плеча или ладони, помогал ей ловить сбежавшую пасту или размешивать соус, и в этих бытовых движениях было неожиданно много тепла. Он ловил моменты, когда она сосредоточенно нахмуривалась, и улыбался себе тихо, по-настоящему, без напряжения.

Настольные игры вытянули из них остатки серьёзности. Руслан неожиданно для себя оказался азартным, почти хулигански весёлым, но в какой-то момент засмеялся так искренне, что даже ему пришлось отвернуться - давно он не позволял себе смеяться без оглядки. Вся квартира словно распахнулась от этих лёгких перебранок, от глупых побед, от того, как они соревновались, кто быстрее построит карточный домик и кто первым рухнет от смеха.

Когда он предложил помыться просто, естественно, как что-то само собой разумеющееся, он сказал это без подтекста, но внутри всё равно дрогнуло. Они вошли в свет ванной, и Руслан был удивлён, насколько спокойно он ощущает это соседство. Ни спешки, ни неловкости: только тёплый пар, приглушённые движения, их несуразный смех, будто они двое детей, которых оставили одних на даче. Он почувствовал, что может расслабиться рядом с ней до конца без защиты, без маски.

А вечером они и правда танцевали. В какой-то миг Руслан притянул её ближе, медленнее. Он чувствовал под пальцами её дыхание, её хрупкость, её неожиданную силу. Танец как будто держал их обоих на поверхности чего-то большего, но они не спешили туда провалиться - просто оставались в этом движении, настоящем и тёплом.

К утру воскресенья Руслан понял, что ему давно не было так хорошо. Не комфортно вежливо, а по-настоящему спокойно, до боли честно, до редкой для него полноты. И впервые за много лет дом не казался пустым.

Дверь вдруг затарахтела, открываясь сама от отпечатка пальца. Руслан вздрогнул всем телом нелепо, почти по-детски, а потом метнулся собирать вещи, которые за эти два дня разлетелись по квартире, словно сами хотели подтвердить, что он не был здесь один. Джинсы он натягивал на ходу, футболку задом наперёд, рукав заклинило, он тихо выругался сквозь зубы, но передёрнул плечами и бросился к коридору, не успев даже толком выровнять дыхание.

В коридор они ввалились, как буря: Кира первая, заряженная привычной, почти ошеломляющей энергией. Она шагнула внутрь так, будто была хозяйкой этого пространства, стянула с плеч рюкзак, и её голос моментально заполнил всё помещение - звонкий, слишком бодрый для воскресного утра.

- А мы вот приехали! Раньше, чем планировали, ага! Потому что кто? Потому что мы! И у нас пастила из Коломны, свежайшая!

Руслан застыл посреди коридора босиком, с не до конца надетой футболкой, волосы растрёпаны, дыхание сбито. Он уже сделал шаг назад, как будто хотел закрыть Регину от посторонних глаз невидимой стеной, но поздно - Кира уже увидела то, что увидела.

И увидела она Регину. И ожила ещё на октаву выше.

- Региночка! - Кира буквально подпрыгнула ближе, словно вся эта ситуация была прекрасным совпадением, праздничным сюрпризом, а вовсе не вторжением в чужую интимную вселенную. - Как же я рада тебя видеть! Ты сияешь! Ты светишься! И вообще срочно пойдём пить чай, у нас пастила, настоящая, такая… ммм… мягкая, воздушная, сегодняшняя!

Руслан в этот момент чувствовал себя человеком, которого застали не просто врасплох, а будто стену выбили вместе с дверью. Он провёл ладонью по затылку, пытаясь привести себя в порядок, но пальцы только сильнее взъерошили волосы.

- Кира… - начал он, голос всё ещё хриплый после поспешной сборки себя. - Вы бы… хотя бы позвонили, что ли.

Но Кира уже неслась дальше, не собираясь слушать. Она сняла шарф, зацепила носком ботинка пуфик, едва не опрокинула стойку для обуви и, не смутившись ни на секунду, продолжала:

- Да я... как-то не подумала.

Руслан сдержанно прикрыл глаза на секунду, вдохнул, чтобы вернуть себе хоть каплю контроля, и выдохнул уже ровнее.

- Ладно, - произнёс он спокойнее, - проходите. Только дайте… минуту.

Но Кира уже разглядывала Регину так, будто та была нежданным, но идеально подходящим подарком судьбы. Атмосфера коридора наполнилась её теплом и суматохой, а над всем этим Руслан ощущал странное, чуть смущённое, но прекрасное чувство: что его дом, неожиданно, стал не просто местом, где он живёт, а местом, где есть жизнь.

Руслан отвёл её в сторону.

- Ты не против?

Руслан замер и Регина увидела как напряглась его челюсть. Не могла разобрать от раздражения или задумчивости, но на всякий случай застыла. Сердце забилось быстрее и девушка сглотнула, стараясь вести себя как можно тише.

Их взгляды встретились и Регина почувствовала, как потеряла дыхание. По грудине прошёл странный спазм и сердце ухнуло, прекращая скакать.

Руслан смотрел на девушку долго, будто ждал продолжения, но оно так и не случилось. Пальцы на его коленях дрогнули и, к удивлению Регины, не потянулись к ней.

- Ты уже сделала. Больше, чем понимаешь.

Руслан наклонился ближе и девушка едва удержалась, чтобы не зажмуриться. Взглянула на него и осталась на месте, хоть тело и дрожало мелко, будто при ознобе.

Несколько дней пролетели незаметно. Регина так и не поняла, как их посиделки и ожидание когда высушится одежда превратились в совместный просмотр фильмов, марафон настольных игр и пробу рецептов из "ТикТок". Незнакомая квартира всё меньше казалась чужой и в воздухе даже появился запах Гребневой: никотин и что-то невинно сладкое, почти неуловимое.

Воскресная идиллия перед телевизором закончилась, когда дверь в коридоре затарахтела, напоминая моторную лодку. Руслан вздрогнул и его нервозность почти сразу набросилась на Регину.

Они даже не сговаривались. Бегали по квартире и собирали разбросанные вещи, которые за эти дни успели облюбовать коты. Собрали фантики, пробежали взглядом по комнате, выискивая следы весёлых выходных: бутылки газировки, пепельницы, пустые пачки сигарет. Регина даже достала волосы из расчёски, правда, из своей.

В коридор ввалились двое: Кира, что как всегда была бодра и весела, а следом - матерящийся Антон, больше похожий на вьючного осла.

- Ты, блять, в дверях не стой! - гавкнул парень и пихнул свою подружку плечом.

Тут же выскочили коты и настроение Антона стало ещё гаже, когда он чуть не рухнул, сбитый с ног этими нахлебниками.

- А мы вот приехали! Раньше, чем планировали, ага! Потому что кто? Потому что мы! И у нас пастила из Коломны, свежайшая!

Кира не просто говорила это, а будто напевала. Слишком довольная, удивительно трезвая. Глаза её хищно сверкнули, когда девушка наткнулась на Гребневу - даже широкая спина Руслана не смогла её скрыть.

- Региночка! - она буквально взвизгнула от счастья и подлетела ближе.

Гребнева только и успела, что помахать рукой, напоминая скромного ребёнка.

- Как же я рада тебя видеть! Ты сияешь! Ты светишься! И вообще срочно пойдём пить чай, у нас пастила, настоящая, такая… ммм… мягкая, воздушная, сегодняшняя!

И девушка засуетилась по квартире. Стянула с себя шарф, зацепила пуфик, чем рухнула сама и не наступила Толику на хвост.

- Кира… - позвал Руслан. - Вы бы… хотя бы позвонили, что ли.

Девушка в ответ лишь отмахнулась, продолжая заниматься своими делами, пока Антон раскидывал чемоданы в разные углы.

- Ладно, - произнёс хозяин квартиры спокойнее. - Проходите. Только дайте… минуту.

Руслан оттянул Регину в сторону и она направила на него внимательный взгляд, в которым так и читалось - сделает всё, что он попросит.

- Ты не против?

Гребнева качнула головой.

- Нет-нет, всё хорошо. Это же ваша квартира.

Гребнева едва заметно качнула головой - жест короткий, суетливый, будто она боялась случайным движением нарушить воздух между ними. Её голос, мягкий, осипший от волнения, прозвучал поспешно, почти виновато:

- Нет-нет, всё хорошо. Это же ваша квартира.

Руслан в ответ тоже покачал головой, но его движение было медленнее, увереннее, будто он хотел одним этим жестом опровергнуть её робость. Он чуть придвинулся, уперевшись ладонью в косяк, склонился к Регине так, что от его дыхания у неё могли бы дрогнуть ресницы. В голосе зазвенела то тихое тёплое упрямство, от которого становилось трудно отводить взгляд:

- Нет-нет, ты же у меня… Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Он на мгновение замолчал, будто собрался с мыслью, вдохнул глубже, как человек, который решается на что-то незначительное внешне, но важное внутри. Его плечи чуть приподнялись, словно таили в себе ещё одно слово. И только после паузы, аккуратной, почти интимной, он признался не громко, но так искренне, что фраза будто разлилась теплом по комнате:

- Я бы хотел, чтобы ты ещё задержалась, поэтому я сделаю всё, чтобы тебе здесь было хорошо.

Руслан смотрел на Регину неотрывно, через этот взгляд протягивая невысказанную просьбу: "останься немного, побудь рядом, дай мне ещё хоть пару часов". И в этой тишине между ними, в дыхании, запахе чая, медленном смешении света от лампы и теней, словно что-то на секунду стало правильным, уютным, по-настоящему их.

Они говорили ещё какое-то время, и именно в этот момент, когда воздух между ними стал почти плотным, как туман перед дождём, ворвалась Кира. Она появилась с шумом и объявила начало праздника, бренча в обеих руках красивыми прозрачными бутылками - их стекло звенело светло, радостно, как будто само торопилось рассказать о своих содержимых.

- А мы ещё местный яблочный сидр прихватили! - объявила она с гордостью человека, совершившего подвиг. - У них там какое-то новое производство. И медовуху ещё. Пойдём дегустировать?

Она подмигнула Регине с тем балагурным задором, который всегда делал её чуть громче.

- И закусывать пастилой! Там разные виды: и обычная, и как зефир, и мармеладная такая. И в упаковках красивых! А ещё у меня, Региночка, подарок для тебя. Пойдём-пойдём!

Она уже тянула девушку за рукав, звеня бутылками, словно новогодними колокольчиками. Руслан лишь вздохнул, потёр переносицу, но на лице появилась тень улыбки - та самая, обречённая, теплая, когда понимаешь, что вечер пошёл не по плану… но стал от этого только уютнее.

Кира действовала стремительно. Она практически взахлёб втолкнула Регину на высокий стул у барной стойки, словно знала заранее: вот здесь ей и сидеть, как маленькой гостье деревенского праздника. Одним движением большого пальца она ловко сорвала крышку с бутылки - характерное пчок прозвучало так бодро, будто объявило начало застолья, и тут же сунула Регине в руки открытую, пахнущую сладким яблоком бутылку.

- Давай! - и, не дав ни секунды опомниться, чокнулась с ней собственным стеклом так звонко, что пузырьки внутри вспорхнули, как маленькие искры.

Она отпила широким глотком с тем ребяческим удовольствием, которое делало её походку и жесты всегда чуть более шумными, чем нужно, но всегда живыми, тёплыми.

Не успела Регина даже сморгнуть, как Кира уже ловко перехватила другую коробочку - небольшую, аккуратную, с красивой ленточкой сливочно-золотого цвета. Она сунула её девушке прямо в ладони, подбодрив мягким толчком пальцев, будто вручала не подарок, а маленький секрет.

- На, держи, это тебе! - и лицо у неё расплылось в широкой, довольной улыбке.

Коробочка действительно была хороша - плотный матовый картон с крошечными оттисками, тиснёные ромбы на крышке, тонкая бумага внутри. Кира с гордостью наклонилась ближе, заглядывая через плечо, словно боялась пропустить выражение Регининого лица.

- Это тоже из Коломны, - пояснила она тем тоном, которым обычно делятся великой новостью. - Они там возобновили какое-то дореволюционное производство… вроде бы это было популярно в девятнадцатом веке. Ну, мыло вот это - душистое, как раньше делали. А это… - она ткнула пальцем в маленькие стеклянные роллеры с золотистой крышечкой, - масляные духи. Лавандовые. Представляешь? На старых рецептурах, говорят!

Она говорила быстро, запально, размахивая руками так, что сидр тревожно звякнул в её пальцах, но удержался. Её глаза искрились азартом, словно она только что привезла не наборчик для ванной, а часть культурного наследия и теперь считала своим священным долгом лично экспонировать его Регине.