мы не знаем, что жизнь приготовит нам завтра
возможно, прекрасный дворец превратится в развалины
Странно. Хан подумал о том, что боги не многим лучше были людей. Как ни странно, боги тоже не рождались свободными. Хан никогда не был свободным. Он был рожден, чтобы высшие судили о его силе и судьбе; он столетиями был пешкой-солдатиком Хорса. Казалось бы, сейчас, когда они с Авророй открыли для себя и остальных правду о силе, им принадлежавшей, они могли стать свободными, могли бы делать всё, что захотели. Но с чего бы? Как говорится: жизнь – это куча хуйни, которая просто случается. И сейчас, смотря на неё снизу-вверх, мужчине на мгновение показалось, что здесь она совершенно свободна. Слегка растрепанная, воинственная на своём коне, в мужских перешитых обносках, в ней мало осталось от фрейлины, дикая и необузданная, здесь она была вольной птичкой. Её не гнели ни дворцовые интриги, ни игры богов. Она просто жила. И кто он, чтобы отнимать у неё это? Наверное, Хан мог бы остаться здесь. Раз уж эта была одна из версий Авроры, она бы смогла полюбить и принять его, несмотря на то, что время и обстоятельство сделали её черствей. Хан мог бы…Это была часть Авроры, которую он принимал и любил, как и всё в ней. Но ему было мало лишь части. Он хотел её всю без остатка. Он хотел вернуть свою богиню, хранящую свет. Безусловно, в этой жизни она стерпела не мало, он уверен, что она не от роскошной жизни оказалась в этих лесах. Она была юной и не очень удачливой, судя по всему. И пусть горестями не меряются, Хан как никто другой понимал, что она не знала тех тягот и забот, как её «оригинальная версия». Он не преуменьшал её заслуг и пути, и не думал, что ей было легко. Напротив, он здесь, чтобы постичь эту ипостась. И помочь ей постичь себя. Кто есть заклинательница солнца без всех своих лучей?
Хан тосковал по Авроре, и здесь сейчас Эос стала его отдушиной. И одновременно с тем, болезненным напоминанием о смерти. Он знал, что это западня, но в ней было так приятно. Она оказывается рядом, и он готов поклясться, что снова чувствует этот запах. Крупная роза в лепестках сирени; её бледные руки, срезающие кожуру со спелых яблок; запах цветов и чая в её фрейлинской; ядовитые вьюны, согретые лучами солнца в лабиринте. Он только неопределенно хмыкает, наклоняя голову и чуть поднимая бровь, мол «разве похоже?». Но, естественно, понимает, о чём она говорит. Кожаные сапоги, добротный камзол и плащ; у него не было лат, но оружие было хорошим, всё это было совершенно не свойственно воришке. На его одежде так же не было вышито ни гербов, ни знаков, чтобы сделать вывод о его лояльности. Она приближается, и их взгляды снова сталкиваются. Он инстинктивно тянется к ней, даже зная, что это ловушка. Девушка поддевает его, и Хан согласен поиграть в эту игру. Он спокойно наклоняется, останавливаясь напротив голубых глаз, – я украл богиню, – заговорщицки тихо сообщает он, мысленно добавляя «и её жизнь». Дюбуа могла дать ему все богатства этого мира, но единственное сокровище, что ему было нужно – она сама. Он выпрямляется, посеяв это смутное зерно загадки в светлой голове разбойницы. Но и она делает то же самое.
Хан понимает, что из них двоих – именно он в чужом мире, и знаний на самом деле меньше у него. Он не знает практически ничего, что случилось с ней в этой вселенной. Иблис мог лишь предполагать, как и о своей участи. Вероятно, здесь он вообще никогда не существовал. Значит, здесь она никогда его не встретит, они не полюбят друг друга. Ему сложно было понять, хорошо это или плохо. Всё его существо предполагало и считала, что она в любой ипостаси принадлежит ему, но предположить, что она будет свободна и не умрет было здорово. Но вот чего Хан точно не знал, так это того, что случится с девчонкой, когда он заберет осколок. Убьет ли он её, как убивал множество раз Аврору до этого? И она права, бог смерти одновременно не знал о ней ничего, и знал намного больше, чем она думала. Но слова о смерти быстро стерли с него и иронию и усмешку. Её дыхание обжигает, а слова режут. На мгновение его темные глаза блеснули молнией, и он посмотрел на неё в полной растерянности и почему-то…ярости? О чем ты говоришь, девочка? Всё это было похоже на злую шутку. Но она не знала, кто он, и это заставляло его сомневаться в насмешливости её намерений. Брюнет опустил взгляд, когда она отстранилась и в совершенно-инстинктивном жесте поймал её руку, не желая отпускать. Он знал, что делать это было плохой идеей, но всё же сделал. Её кожа успела чуть огрубеть от новой жизни и руки теперь мало походили на руки Авроры, но прикосновения все так же напоминали её. Нежно проведя большим пальцем по запястью, он выдохнул, – быть может, я знаю тебя, – сообщил бог, – быть может, я – смерть, – неспешно и совершенно буднично-спокойно добавил он, проводя пальцами по костяшкам её кисти. Эта ирония обратилась во что-то горько-кислое, тоскливое и он закончил с такой же кислой усмешкой: – но моя любовь не принесла никому счастья. Его пальцы скользят меж её, и он опускает ладонь, расцепляя их руки и едва касаясь кончиками пальцев её пальцев. Жест, который обычно сулит прощание, здесь был совершенно противоречивым, – скажи мне, невеста смерти, как твое имя? вместо того, чтобы убивать друг друга, быть может, ты расскажешь мне свою историю?
Он хотел бы знать. Хотел и боялся, что эта история сразит его. Боялся, что названное имя будет чужим и незнакомым. Боялся, что история со смертью правда и вымысел. Ему нужно чуть больше знаний об этой вселенной, в которой он не был богом смерти.
– кто правит сейчас? – давайте дадим эос ещё один повод решить, что он городской сумасшедший…